Страница 18 из 32
Сел! Под колесами захрустел, зашуршал гравий. А вот инерции зарулить на стоянку или к штабу, да чтобы с шиком, не получилось, остановился на середине полосы.
Прожектор сразу погас, к самолету кинулись механики, техники, облепили и вытолкали с полосы. Это первым делом, вдруг полоса срочно нужна будет – такому же бедолаге, как и он сам.
Самолет быстро и дружно закатили на стоянку.
Аэродромный люд начал расходиться. Самолет помогли закатить на стоянку, а теперь у каждого свои дела.
Немка в кабине задергалась, и Иван в испуге спросил:
– Кто у тебя там, в задней кабине?
– Пленная.
– Баба?!
– Как есть немка. Вот что, разговоры потом разводить будем. Я в штаб, а ты никого к самолету не подпускай и немке выбраться не дай.
– Что мне ее, силой удерживать?
– Силой. Я так даже ее два раза кулаком приласкал.
Иван только хмыкнул удивленно, а Тихон направился в штаб эскадрильи.
Его появления там никто не ждал. Начальник штаба только головой покачал:
– Мы тебя уже в списки потерь внесли.
– Поторопились. Надо звонить этим в НКВД, или еще куда. Посылку живую я привез с той стороны фронта.
– Звонили уже ночью и утром, телефон оборвали. А где ты сутки был?
– Обстреляли меня с земли. Пробили бензопровод, сел на вынужденную. Днем неисправность устранил, а поздним вечером вылетел.
– Надо же, как повезло! Ты к самолету иди и посторонних к нему не подпускай.
– Есть!
Тихон подошел к стартеру – так называли выпускающего.
– Кто ракету зеленую дал?
– Я. Как услышал, что У-2 круги выписывает, сразу подумал – садиться хочет. Ты же один раз почти над нами пролетел.
– Спасибо, земляк, выручил, а то у меня уже горючее кончалось. Как прожектор зажегся, мотор заглох.
– Не за что, одно дело делаем.
Тихон вернулся на стоянку.
– Ты где так долго был? Я уж испереживался весь…
– На обратном пути обстреляли с земли, пробили бензопровод. Сел, днем починил, вечером вылетел – и вот я здесь.
– Ох и повезло тебе! Сгореть же мог!
– Видно, судьба такая.
– Завтра с утречка осмотрю все, исправлю.
– Дюритовую трубку от бензобака к карбюратору менять надо.
– Заменим! – заверил механик.
Ждать пришлось часа два. К стоянке подъехала черная «эмка», или ГАЗ М-1, и оттуда выбрались комэск и незнакомый военный.
– Вот он летал… – комэск указал на Тихона.
– Доложите, что произошло. А вы, товарищ капитан, можете быть свободны.
Судя по тому, что военный приказывал капитану, он находился в звании не ниже майора.
Тихон вытянулся перед ним по стойке «смирно»:
– Пилот Федоров. До цели долетел благополучно, груз сдал. Ко мне в кабину посадили связанную немку и приказали доставить ее на аэродром. На обратном пути нас обстреляли с земли, повредили бензопровод. Пришлось сесть на вынужденную. Самолет затащил в кусты, замаскировал ветками. Днем устранил неисправность, вечером взлетел.
– Как пленная себя вела?
– Паскудничала. Вдалеке колонна немецкой техники проходила, так она к ним рванула, орать начала. Пришлось силу применить.
– Действия правильные. Механик здесь?
– Туточки я, – вывернулся из-за самолета Иван.
– Откройте капот. К самолету вы не прикасались?
– Никак нет. Пилот сажал машину с неработающим двигателем, бензин кончился. – Иван быстро открыл капот.
– Фонарь! – приказал военный.
Иван нашел фонарь, принес его.
– Покажите неисправность.
– Да вот же она, видите – шланг с бандажом, проволокой прикручен.
– Уберите бандаж.
Иван вытащил из кармана комбинезона кусачки, перекусил женские шпильки, срезал ножом резину, и дюритовая трубка предстала перед ними во всей своей красе – с разорванной пулей стенкой.
– Подтверждается, – кивнул военный.
До Тихона только сейчас дошло, что проверяли правдивость его слов.
Военный подошел к машине, оттуда выбрались двое – водитель и еще один, с заднего сиденья. Они вытащили пленную из кабины самолета и усадили ее в машину.
– Спасибо, товарищ Федоров! – военный пожал Тихону руку. – Благодарю за находчивость, попрошу вашего комэска отметить вас в приказе. Вы кто по званию?
– Ефрейтор.
– Ну-ну…
Машина укатила.
– Во дела! – сдвинув фуражку на лоб, поскреб затылок Иван.
– Спать пошел, – пробурчал Тихон, глядя вслед ушедшей уже машине. – Жрать охота – сил нет, но еще больше – спать.
Тихон отправился в землянку – там тихо и безопасно. И только когда стянул сапоги, понял, как он сильно устал.
Утром Иван его не будил. Взлетали и садились самолеты, но рева двигателей Тихон не слышал: это были звуки, привычные для слуха авиатора.
Растолкал его механик уже к обеду:
– Вставай, все проспишь.
– Что – все?
– Отделение бортстрелков привезли. У кого из летчиков самолеты модификации ВС или ЛНБ, тому стрелков дадут.
– Это дело!
– Боюсь, Тихон, тебе они не понравятся.
– Да что мне, жениться на них? Не девки красные – понравятся, не понравятся…
В ответ Иван только хмыкнул – он уже видел прибывших.
Тихон умылся, оделся и отправился к штабу эскадрильи. Там было необычно оживленно. Тихон протолкался сквозь толпу механиков, техников, оружейников и прочего аэродромного люда и остолбенел: нет, только не это!
Перед ним стояли молодые, лет по восемнадцать-двадцать, девчонки – целое отделение. Как есть – в юбках, волосы из-под пилоток выбиваются.
Кто-то, не скрывая своего разочарования, громко сказал:
– Бабы!
Однако его тут же осадил подошедший политрук:
– Где вы видите баб? Это девушки, такие же военнослужащие, как и вы.
Воздушных стрелков построили, вышел комэск. Он громко объявлял фамилию летчика, а затем – бортстрелка.
Тихону досталась Чистякова Екатерина. Он даже расстроился, когда увидел своего бортстрелка: перед ним стояла девчонка полтора метра ростом и весом килограммов сорок пять. Да сможет ли она стрелять и попадет ли в истребитель на хвосте, случись такая беда? Вчера одна терпение его испытывала, сегодня – другой представитель женского пола… Правду говорят в авиации: женщина на самолете – к несчастью. С немкой летел – бензопровод перебили, а какую неприятность сейчас ждать?
Девушек поселили в отдельной землянке. Когда замполит с довольной физиономией повел их к временному жилью, комэск сказал:
– Предупреждаю всех, и не говорите потом, что не слышали: кто из девчонок пожалуется, что пристаете, сам морду набью. Девушки ваши спины прикрывать будут, отнеситесь к ним как к равным. К тому же все они закончили краткосрочные штурманские курсы – большое подспорье при ночной бомбежке.
Когда пилоты разошлись, разговоров о пополнении было много. На аэродроме из женщин были только официантки в столовой, радистка и метеоролог. А тут такое пополнение!
На стоянке самолета Иван «обрадовал»:
– Попаданий было два: одно – в бензопровод, второе – в тягу вертикального руля. На честном слове держалась, удивляюсь, как ты долетел.
Тихон вспомнил, что слышал два удара пуль – один за другим. Одна пуля вошла в бензопровод, а про другую он подумал – насквозь прошла, ведь самолет управлялся.
Утром на построении пилоты стояли уже поэкипажно: впереди – летчик, за ним – стрелок. Для Тихона, как и для других пилотов, – непривычно. До сих пор все рассчитывали только на себя, а кроме того, война – дело тяжелое. Зачастую не удавалось сутками поесть, помыться, самолет приходилось волоком за собой тащить. Не женское это дело. Да еще все девушки, как на подбор, телосложения субтильного.
Тихону сразу вспомнилось: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». И продолжение, только уже другого автора: «А кони все скачут и скачут, а избы горят и горят…» А сейчас горела Родина. И, видно, совсем плохо с мужиками у нее, коль женщины к пулемету встали. Он, Тихон, понял бы, если это санитарки, медсестры, связистки. Мужика за ошибку хоть обматерить можно.