Надо помочь Ральфу

– Побежали! – подсказал Эмилий лошадке и дружелюбно похлопал ее ладонью по крупу. – К эльфам, – объяснил он, – и, хотелось бы, побыстрей.

Лошадка стояла. Она и не шелохнулась. По тому, с каким равнодушием рыженькая выслушала дракона, можно было понять, что бежать она, вообще, не собирается. Тем более, с совершенно чужим для нее драконом.

Эмилию поведение лошадки, естественно, не понравилось.

– Поехали! – на этот раз он уже не попросил, как пассажир, а приказал, как всадник.

Не подействовало. Лошадка не дрогнула. Сказалось воспитание. В нее еще в детстве вбили, что надо слушаться только хозяина. Остальных – не надо. Заездят. Лошади, они тоже неплохо соображают и у них тоже имеются принципы. Поэтому, на грозное повеление она не отреагировала. По-прежнему стояла, как будто и не слышала распоряжения всадника.

Эмилий рассердился. По вполне понятной причине. Ему надо было к эльфам. Срочно. И нельзя было допустить, чтобы все сорвалось из-за каприза какой-то, не понимающей остроту момента, несознательной лошадки. И Эмилий проявил характер. Он ведь не прокатиться просил. Он был Послом и выполнял ответственное поручение.

– От имени их светлости, герцога Ральфа, повелеваю, немедленно отправиться в путь и доставить меня к Ласковому лесу. Немедленно!

Эмилий не попросил лошадку, не приказал ей, а именно повелел, уверенно и сурово. Наслушался он, в герцогском дворце, повелений. Знал, как это делается. И был уверен, что повеления, да еще отданного в таком тоне, рыженькая саботажница ослушаться не может.

Возможно, если бы рыженькая лошадка знала сложившуюся обстановку, и представляла себе, кто такой герцог Ральф, она бросилась бы выполнять повеление, не жалея всех четырех ног. Но она была совершенно вне политики. Ничего не знала, ни о сложившейся обстановке, ни о герцоге Ральфе. Поэтому проигнорировала приказ. Вот такая упрямая это была лошадка. И все молча. Хоть сказала бы словечко. Хоть ржанула бы протестно… А то стоит и стоит, поди, догадайся, что ей нужно… Может у нее копыто болит, а может какие-то свои лошадиные принципы.

Все в герцогстве знали, что драконы семейства Бахов обладают ангельским терпением. Неизвестно как поступил бы в данном случае ангел, но у Эмилия терпение кончилось.

– Вперед! – рявкнул он. Рявкнул и дополнил свой приказ ударом кулака по шее лошадки. Эмилий, как известно, был пацифистом и активно выступал против насилия. Но в члены общества защиты животных никогда не вступал, а ехать было необходимо... Измена и сепаратизм Шкварцебрандуса, вторжение иностранных мародеров, судьба герцогства… Существовала целая коллекция вопросов, которыми срочно надо было заняться. Поэтому, Эмилий имел моральное право стукнуть непослушную скотину.

А Рыженькая восприняла это как незаслуженное оскорбление личности. Ведь седок не был ее хозяином. Обыкновенный самозванец. Этот дракон-самозванец не имел никакого права понужать ее, и, тем более, бить кулаками по лошадиным шеям.

Рыженькая рванула с места. Прыгнула, хорошим галопом прошла стометровку, встала на дыбки, затем вскинула высоко круп, и лягнула задними ногами. Затем снова вскинула круп. Лихо она все это сделала, только белые чулочки мелькнули…

Эмилий, как участник самодеятельного родео, не имел никаких шансов удержаться. Он взлетел, беспомощно размахивая ногами и лапками, перевернулся в воздухе и рухнул на землю. Лошадка обернулась, с удовлетворением посмотрела на бывшего седока, трусцой отправилась к товаркам и совершенно спокойно, как будто ничего и не произошло, стала пощипывать травку. Здесь, на берегах Теплого ручья, росла очень вкусная и питательная трава. Не трава, а лакомство.

Бригсен подбежал к растянувшемуся на земле дракону и выхватил из-за пояса секиру. Да, он боялся лошадей. Однако, долг и честь превыше всего. Гном был готов защищать Эмилия не только от взбесившейся лошадки, но и от всего табуна.

А табун совершенно не обратил внимания на то, что произошло. Он, можно сказать, вовсе не заметил ни того, как их товарка расправилась с драконом, ни героических устремлений гнома. Да, какой-то дракон хотел куда-то съездить… Да, лошадка уронила какого-то неумелого всадника. Ну и что?.. А ничего. Дракон больше не хочет никуда ехать. Гном машет секирой… И опять: ну и что? А ничего, пусть машет, если ему это нравится. Лошадок это не касается.

* * *

Тарелку с маринованными грибочками Ясноглазака аккуратненько влепила ран сержанту Грингу в лицо. Плашмя. Прием довольно сложный. Среди низушков, она единственная освоила его в совершенстве. Посуда и по размеру вполне подошла. Это был даже не удар, а «плотный шмяк в морду». Тарелка не пострадала, чего нельзя сказать о сержанте. Когда посуда упала на землю, и стало возможно увидеть пострадавшее лицо Гринга, оказалось, что сержантский огонек в его глазах исчез начисто. Вместо него, во взгляде, появилось что-то вроде растерянности и моральной усталости. А на правый ус пристроился маринованный гриб. Небольшой аккуратненький, голубенький… Голубой гриб на фоне черного уса – это выглядело, по меньшей мере, забавно. Другие грибочки расположились на плечах, зацепились, где смогли, на карманчиках и швах красного жилета. Ран сержант Гринг в красном жилете и голубых грибах – такое наемники видели впервые. В шеренге раздались смешки, кто-то с чувством крякнул, кто-то сказал: «кра-со-та», еще кто-то обрадовался: «Ну и закусь!» Наемники люди грубоватые, но не без юмора. А юмор у них соответствовал профессии. Серьезность обстановки до них пока еще не дошла. Тарелку с грибочками, которую запустила в сержанта Ясноглазка, они приняли за дурацкую хулиганскую выходку: обиделась, мол, глупая девка, взбеленилась и швырнула посудину. Жаль, что с такими хорошими грибочками. Не могли, закаленные в боях воины, принять всерьез этот женский бзик.

Сержанта Гринга неожиданный и коварный «шмяк», глиняной тарелкой с маринованными грибами, в какой-то мере контузил. Не физически, а морально-психологически. Какую-то важную извилину в мозгах, замкнуло на массу, и с этого момента, соображать сержант Гринг стал туго и медленно. Он понимал, что как сержант, должен что-то приказать своим подчиненным, но не мог сообразить, что. Ему теперь даже Святой Барбатий, со всеми своими капитанами помочь не мог.

Поскольку ран гран капитан Кромб отсутствовал, а сержант морально выбыл из строя, командование отрядом принял на себя капрал Финк.

– Ты чего это, девка? Чокнулась?! Тарелками бросаешься, дура деревенская! – сурово отчитал он Ясноглазку. – Ты мне это брось, недоросток беспредельный!

– Бери свою команду, усатых болванов, и убирайтесь отсюда как можно дальше, – посоветовала капралу Ясноглазка. Она еще не успела как следует рассердиться, и совет ее, вполне, можно было считать добрым.

– А то что? – несерьезно, и даже легкомысленно, отнесся к совету капрал Финк, поскольку посчитал Ясноглазку глупой и взбалмошной девкой, с которой можно управиться в два счета. И, вроде бы, имел для этого полную возможность: у него за спиной был богатый жизненный опыт, достаточный опыт действий, по умиротворения гражданского населения, а за спиной, как нерушимая стена, стояли два десятка закаленных солдат, храбрых и отчаянных меченосцев. Капрал Финк был уверен, что быстро и без особого труда утихомирит малявок. Это была его первая серьезная ошибка.

– А то будет плохо, – предупредила Ясноглазка и даже немного пожалела наемников, которые этого не понимали. Наемники ведь не знали, что с ними может статься. А она знала. У нее за спиной находились почти четыре десятка девчат. Каждая держала в руках боевую посуду.

Наемники были опытными, закаленными в нелегких боях и походах солдатами. Они не могли всерьез принять этот женский бзик. До них никак не могло дойти, что девочки-малявочки, со своими тарелочками, горшочками и солоночками – серьезный противник. Просто – диковатые ведьмочки, которые не видели еще настоящих солдат. Мало этих малявок в детстве пороли, вот они и воображают из себе неизвестно кого… И следует навести здесь порядок. Раз и навсегда. В том, что они порядок наведут, солдаты не сомневались.