Страница 3 из 10
Книга тоже открывалась редко, и чтение продвигалось плохо. Тут, на берегу океана, было чем полюбоваться. Он был каждый день разный, в зависимости от погоды, то тихий и спокойный, то шумный и шаловливый.
Видно было, что Нинон и Клэр очень близки, как могут быть, к примеру, близки мать и дочь, две сестры, две подруги. Они часто душевно беседовали и каждая переживала за другую: Клэр - чтобы Нинон было удобно, комфортно, чтобы она не простудилась, а Нинон за Клэр, чтобы она не переутомилась катать коляску, не устала бы, ухаживая за ней.
Похоже было, что эта молодая женщина сумела заменить девочке мать, которую, как позже узнали постояльцы отеля, девочка потеряла три года назад при весьма трагических обстоятельствах.
Как-то на одном из вечеров в отеле, устроенных по случаю дня рождения Вивьена, Клэр немного выпив, стала словоохотливой. В этот вечер Нинон жаловалась на головную боль и была уложена в постель пораньше. Когда девочка уснула, Клэр спустилась в гостиную, и немного выпив Мартини, разговорилась с Армэлем. Так все вскоре узнали, что мать Нинон, мадам Дебаш, отравилась, отравилась синильной кислотой. В тот злополучный день Клэр и Нинон были на школьном вечере, посвящённому началу занятий в школе, в сентябре месяце. Когда они приехали домой, то застали мадам Дебаш в постели на втором этаже уже бездыханную. Рядом на прикроватном столике были две записки.
В первой было написано: "В моей смерти прошу никого не винить. Ушла из жизни добровольно". Вторая записка гласила: "Нинон, дорогая! Прости! Я не смогла вынести предательства любимого человека. Хочу, чтоб ты никогда в жизни не столкнулась с такой всепоглощающей любовью! Клэр! Я знаю. Что ты не оставишь Нинон, помоги ей... и прости!"
Клэр рассказала, как она была в шоке много дней, как бедная Нинон чуть с ума не сошла, как она рыдала и день и ночь, как месье Дебаш поседел за один день. Нинон сразу повзрослела, поняв, что семьи-то и не было, что мама любила другого чужого мужчину, а не её отца.
Когда девушки обнаружили мёртвое тело, Клэр побежала вниз позвонить в полицию. На первом этаже она столкнулась с возвращавшимся со службы месье Дебашем. "Месье, там... там..." - только и могла сказать она.
Он сначала подумал, что что-то случилось с дочерью, побежал наверх и столкнулся с креслом, в котором сидела плачущая Нинон. Тело жены было бездыханным. Записки и сломанная ампула с ядом на столике - это были послания уже с того света.
Ещё Клэр поведала Армэлю, что знает виновника этой трагедии. Это некий молодой музыкант, что играл вместе с мадам в одном из театральных оркестров Бордо. Клэр знала об этой связи. Они вместе уезжали на гастроли, давали концерты в разных городах Франции. Мадам Дебаш была старше любовника на десять лет и очень переживала, что он может бросить её. Она ходила к лучшим парикмахерам, одевалась в модных бутиках. Не напрасно мадам Дебаш волновалась. Он всё же решил её оставить ради молодой и симпатичной, далёкой от искусства девушки. И ещё Клэр говорила, что она имеет отношение к этой истории и что она причастна к этому происшествию, и теперь ей нести этот крест до конца жизни. "Впрочем, я очень люблю Нинон, она мне, как дочь, и я её не оставлю..." - говорила Клэр, пряча слёзы.
Армэль посочувствовал, как мог, внимательно выслушал и мягко посоветовал: "А почему бы тебе, Клэр, не выйти замуж за месье Дебаша? Получилась бы настоящая семья".
"Что Вы? Он такой занудный тип, он такой мрачный, мне долго его не вынести. Правда, мне он хорошо платит, понимает, что лучшей сиделки для его единственной дочери ему не найти. И я... люблю другого человека" - так говорила, однажды выпив на вечеринке, Клэр.
Надо сказать, что и Нинон тоже очень любила сиделку и часто называла её мамой.
Потом Клэр, пошатываясь, ушла к себе в номер. А утром, встретившись с Армэлем, просила никому не рассказывать об этой истории. Но, увидав растерянное лицо поэта, поняла, что опоздала и что вероятнее всего этот болтун уже всем всё рассказал.
"А ещё говорят, что женщины болтливы. Никого нет болтливее мужчин-поэтов" - подумала расстроенная Клэр.
11.
В этот год в ноябре на побережье в Осгоре дожди принимались лить довольно часто, но хорошо было, что шли они, как правило, ночью. И утром уже ничего не мешало совершать прогулки по берегу. Температура воздуха стояла +10 - +14 градусов. Большую часть времени небо было затянуто тучами, но когда выглядывало солнце, пляж сразу же преображался. Волны становились весёлыми и искрящимися. Прилетали чайки, впрочем, они прилетали и в пасмурные дни, но тогда их было мало. В солнечные же дни численность чаек сразу увеличивалась в несколько раз. Они кормились мёртвыми рыбёшками и тем, что им бросали отдыхающие.
Клэр и Нинон этой кормёжкой занимались почти каждый день. Хлеб и булочки, которые они приносили, раздирались на мелкие кусочки и бросались в стаю. Некоторые птицы хватали кусочки на лету.
Месье Вивьен, выходя на прогулку со своей Солли, подходил сначала к девушкам, желал им приятного дня, а после шёл не торопясь вдоль берега, потом делал несколько кругов вокруг отеля, и если не ехал с Жаном в бор, то возвращался к себе в номер. Длительность его прогулок зависела от погоды и состояния его здоровья. На прогулке он весь отдавался Солли: куда она потянет, туда и он направится. Казалось, это единственное близкое существо для этого одинокого человека. В зависимости от погоды он менял ей одёжку, будто женщина. Женщины любят наряжать своих маленьких собачат в разные одежды, хлебом не корми.
У Солли тоже было много разных накидок, кофточек и комбинезонов. Загрязнённую в сером песке одежду Вивьен отдавал Мэри со словами: "Дорогая, постирай, пожалуйста, мы опять испачкались. Грязнули мы. Но мы заплатим. Правда, Солли, мы хорошо заплатим!" Мэри охотно бралась за эту работу, времени потратишь немного, а получишь хорошую благодарность.
Прогулки шли на пользу Вивьену: он с аппетитом обедал, тогда, как завтрак проходил вяло. По утрам он бывал хмур и неразговорчив, тогда как вечерами в гостиной, он хвастался всем, какая Солли милая, умная и послушная и как она умеет "давать лапку".
Солли, сидевшая у Вивьена на коленях, кокетливо поглядывала на всех, будто понимала, что о ней идёт речь, и глазки её говорили: "Вот я какая красавица, как хозяин меня любит. И вы все, давайте, меня любите!"
12.
Затем появлялся Гуарин. Он был всегда в брезентовой куртке, болотных сапогах. На голове кожаный шлем. В руках его холщовый мешок с колышками и деревянным молотком, которым он забивал колышки в песок. Гуарин обычно ни с кем не общался во время своих исследований. Набегавшись до изнеможения за волнами, он после обеда час или два спал мертвецким сном, а затем снова принимался за свой нелёгкий труд. И только вечером в гостиной он вёл беседы о морях и океанах с тем, кто готов был его слушать. А слушали его, в основном, Вивьен с Солли, да и то Вивьен частенько начинал дремать под монотонное бормотание Гуарина, а Солли откровенно спала на коленях хозяина. Иногда Вивьен из вежливости вставлял какие-то замечания по поводу исследований Гуарина и пытался отговорить его проводить эти работы, а просто отдохнуть здесь, как отдыхает он. Но Гуарин был непоколебим в своём желании совершить открытие. Он был маниакален в своей идее и следовал ей фанатично и ежедневно.
13.
Часто отдыхающие могли видеть Луизет, выходящей из отеля с поэтом Армэлем, но они шли не к берегу, а к сосновому бору, простиравшемуся с задней стороны отеля до самого города. Через бор шла дорога, по которой за полчаса можно было добраться до Осгора. Туда они и ходили развлекаться: по магазинам, в кино, в цирк, в бар, и просто гуляли. Иногда их подвозил Жан, когда сам ехал в город по делам. Луизет и Армэль подружились, как могут подружиться мужчина и женщина, объединённые общими интересами. В отеле им было скучно, а в городе весело и они отрывались по полной программе