Страница 76 из 212
Чтобы выбросить змею из дома, я решил взять всегда стоявшую у печки кочергу, рассчитывая, что гюрза повиснет на ней и можно будет быстро выкинуть ее за дверь. Но кочергу я найти не смог и взял со двора лопату, чтобы ею вытащить змею из коробки. Войдя в дом, я услышал резкие удары кошачьих когтей. Гюрза уже выползла из коробки, и кот ловкими ударами лапы старался поразить змею в голову когтями. Но гюрза искусно уклонялась и, в свою очередь, пыталась его ужалить. Заметив меня, змея быстро проскользнула в дыру в обоях и исчезла где-то между обоями и стеной.
Надвигалась ночь, а в комнате — ядовитая гюрза и непонятно где ее искать!
«Ищи, котик, ищи!» — умолял я кота, и тот словно понял мою просьбу. Осторожно принюхиваясь, он начал исследовать стены, но змеи не обнаружил. Стемнело. В комнате я включил тусклую лампочку от аккумулятора, но при слабом свете ничего нельзя было рассмотреть, а спать на улице ночью было довольно прохладно. Я решил лечь у себя в комнате, предварительно как следует помолясь. Молитва, казалось, сама изливалась из сердца, а кот сидел рядом, охраняя меня. Утомленный поисками гюрзы, я заснул. Утром пришли мои друзья, и, разволновавшись, тщательно простучали все стены, но никакой змеи не обнаружили. Возможно, она уползла по крысиному ходу, предположили мы, по которому, вероятно, и попала в дом.
Наша уединенная жизнь длилась недолго: об этом удивительном горном крае узнали энтузиасты по поискам снежного человека. Они запаслись бумагами из газеты «Комсомольская правда» и облюбовали поляну возле метеостанции. Вскоре неподалеку запестрели палатки «исследователей» таинственного. Случилось так, что чабаны поручили мне приглядывать за козой и поить ее утром и вечером, пока они будут в отъезде. Чтобы коза не блеяла под окном, я привязал ее повыше дома в густой траве.
Вечером, посвечивая фонариком, я напоил доверенное мне животное и спустился обратно. Через двадцать минут в наше тесное помещение набилась взволнованная группа энтузиастов:
— Эх вы, сидите тут и ничего не видите!
— А что случилось? — спросил Петр.
— Как что? На вашу гору за домом опускалось НЛО!
— Какое там НЛО? — засмеялся наш начальник. — Это Федор ходил козу поить.
Раздались возмущенные возгласы:
— Да мы своими глазами видели, как оно садилось, и свечение было!
Чтобы не начинать спор, Петр махнул рукой. Возбужденные «исследователи» отправились всей толпой обследовать место посадки непонятного корабля.
— Вот так на наших глазах рождаются легенды! — подытожил Петр, иронично усмехнувшись. Но Геннадий не поддержал его:
— А может что и было, откуда ты знаешь?
Мы переглянулись с журналистом и промолчали. На следующий день нам в качестве доказательства предоставили огромный слепок ступни «снежного человека», сделанный на склоне за домом. История шла своим ходом.
Наш начальник и друг после развода с женой впал в уныние и в городе сошелся с другой женщиной. Все четверо мы договорились хранить целомудрие, как бы трудно ни было, потому что мы уже знали — молитва без целомудрия перестает быть молитвой. Еще до меня Виктор, когда жил на станции вместе с редактором, вывешивал для назидания Петру правила целомудренной жизни с цитатами из духовных писателей, чтобы призвать нашего друга к воздержанию. Я такие цитаты развешивать не стал, но, исполненный неразумной ревности, впал в другую крайность, решив показать неприятие его поведения своим молчанием.
Поведение Петра представлялось мне крайним предательством нашего договора и дружбы. Чем больше росла стена между Петром и нами, тем больше я сближался с Виктором, который надолго и прочно вошел в мою жизнь, так как он был действительно тверд в своей верности воздержанию и чистоте.
К следующей весне разногласия провели границу в наших отношениях с начальником, который избрал для себя нецеломудренный образ жизни, и наша дружба зашла в тупик.
«Итак, развеялась еще она иллюзия… — горестно думал я. — Сколько их еще впереди, один Бог знает!»
Назад пути уже не было. Мы с Геннадием, не желая вмешиваться в личную жизнь заведующего метеостанцией, решили уволиться. Он устроился инженером на какую-то компьютерную фирму, а мы с Виктором стали советоваться, что делать дальше. Меня словно осенило:
— Слушай, в Душанбе у родителей стоит пустой дом, а мы гадаем, что делать? Поселимся в нем и сделаем монастырь так, как мы его понимаем, — местом общей молитвы!
— Прекрасно! — загорелся Виктор. — Не будем откладывать! Теперь же и приступим. У нас будет свой монастырь — лучше не придумать!
Безумные желания заставляют нас опережать даже тех, кто склоняет наши сердца на грех. Но тот, кто надеется не на себя, а на Бога, милосердной Его рукою исторгается из среды греха и приводится к свету Христову. У целомудрия есть один защитник — Христос, а у разврата — весь мир. И, тем не менее, сильнее целомудрия нет ничего, ибо с ним всегда рядом Господь, Который победил мир. Большинство людей стремится к земному знанию, уловляющему их призрачным мерцанием, опьяняющим легковерный ум. Но кто, Боже, будет стремиться к Твоей мудрости, очищающей и сердце и душу Божественным Твоим светом, проясняющей ум и преображающей его в духовный разум и спасение? Конечно возлюбившие целомудрие и те, кто старается его обрести.
МОНАСТЫРЬ В МИРУ
Пречудное видение, Господи, — дух человеческий, который Ты животворишь Духом Святым! До оживотворения его в неведении моем казался он слабым и любое дуновение искушений низвергало его на землю и повергало в страх и трепет… А ныне что вижу я? В этом духе человеческом вселенная — словно малая пылинка плывет в его безбрежности, а время теряется в нем, пойманное его безконечностью. Что же говорить о том, что все человечество едино в нем и не с кем мне сражаться и некого считать врагом и противником, кроме греха моего, внедряющего в меня страх и ужас перед несуществующей моей кончиной. Молюсь тебе единым сердцем всего человечества — оживотвори это заблудшее сердце всеобъемлющей Твоей любовью!
Боже, Ты привел меня, невежду, премудростью Твоей к Святой Церкви. Но душа, еще не омытая страданиями и покаянием от страстей невежества, пока не могла воспринять в полноте благодать Святого Причащения и не постигла всей глубины церковных служб. Прошу у Тебя прощения, Боже милостивый, что хотя я начал изредка причащаться, но все еще полагал, что благодатное тепло, возникающее внутри меня, грешного, есть действие того малого количества вина, которое вкушал я вместе с Телом Христовым. Не умел я тогда беречь Святое Таинство Причащения, не понимая, что после литургии лучше всего для души уединяться и пребывать с Тобою, Господи, чтобы Ты через Твое Причащение пребывал во мне неотлучно. Но вместо этого я стремился пребывать со своими друзьями, наслаждаясь неверной теплотой и радостью нашего общения, разговорами и шутками. Каюсь и прошу простить меня, Господи!
Таинство Исповеди я тоже не понимал во всей полноте, а спросить не позволяла гордыня, затемняя взор ума моего и побуждая видеть в священнике не истинного священнослужителя Твоего, Христе, а простого батюшку, который не вполне разбирается в жизни и, как мне тогда казалось, не может дать глубокого и вразумительного совета. И только Ты, Боже, Своим всепрощением постепенно изменил все темное во мне на ясный свет благодати Твоей, все неверное преобразил в сияющую истину Святой Церкви и ее Святых Таинств.
Тот небольшой дом на тихой зеленой улочке, который родители купили для меня и в котором одно время жили квартиранты, нам теперь очень пригодился. Мы с Виктором договорились поселиться в нем и больше не разлучаться, чтобы жить по установленным правилам, как в монастыре. Архитектор, обладая отменным художественным вкусом, сам покрасил детали дома, придумал интерьер двух комнат и кухни, и в комнатах стало красиво и уютно. Одну комнату мы сделали молитвенной, где разместили наши общие иконы, поставили столик для лампад и свечей, на пол положили коврики, чтобы делать поклоны и, сидя, молиться по четкам. Другую комнату сделали жилой, постелили недорогой ковер и курпачи на таджикский манер, купили таджикские одеяла, чтобы жить, молиться и спать на полу в совершенной простоте. Деньги и еда у нас были общие, а покупки совершали по общему совету.