Страница 151 из 212
Радостно было проложить в зимнем лесу первую лыжню, вспомнив далекую юность. Спуск представлял собой длинный и достаточно крутой склон, а скорость по мере движения быстро возрастала. Приходилось закладывать виражи между деревьями, что было нелегко, так как у лыж вместо креплений стояли простые кожаные ремешки. Но когда я взвалил на спину двадцатилитровую канистру с водой и попытался подняться с ней по крутому снежному склону, это доставило много мучений. Лыжи соскальзывали с ног, и я, проваливаясь, увязал в снегу по пояс. Первый утомительный поход за водой занял половину дня, пока не пришло в голову обвязывать на подъеме лыжи веревками и заменить крепления. Доставка воды в скит стала происходить гораздо быстрее, хотя и оставалась утомительной. В итоге я получил должность постоянного зимнего водоноса, так как через лес никто не отваживался спускаться на лыжах, а попытки пробиться к роднику по тропе оказались неудачными — слишком далеко он находился. Тем не менее каждая лыжная поездка за водой давала мне возможность уединения и радость помолиться в снежном лесу, словно пронизанном насквозь зимним солнцем. Это послушание всегда становилось для меня маленьким праздником.
Из каждой поездки в Лавру отец Пимен привозил книги с трудами святых отцов, которые нам щедро дарил наш друг отец Анастасий, заведующий издательством Лавры. Почти все, что издавалось тогда, было собрано в нашей скитской библиотеке. Для нее вдоль одной из стен единственной комнаты потребовалось соорудить полки из досок, которые со своего ложа великодушно пожертвовал архимандрит. После этого щедрого жеста с его стороны мы сообща соорудили ему хороший топчан возле теплой стены, для чего взяли доски из перекрытий чердака. Это заставило меня с опаской пробираться по ночам по чердачным балкам к дымовой трубе, рискуя провалиться вниз сквозь непрочный потолок.
За зиму я прочитал все толкования к Евангелию и углубился в Добротолюбие, которое на долгие годы стало моим настольным духовным пособием. «Слова подвижнические» Исаака Сирина я положил у себя в головах на чердаке и никогда не расставался с этой книгой. По ночам я зажигал свечу и весь погружался в удивительные строки преподобного Исаака. Каждая строка этой книги глубоко западала в душу, открывая ей новые горизонты духовной жизни и расставляя правильные ориентиры. Благодаря Исааку Сирину сердце утвердилось в истинности выбранного пути, который день за днем становился моей жизнью и, несомненно, самой лучшей ее частью. Как будто духовная весна незаметно начала расцветать в моей душе. Конечно, настоящая духовная зрелость и духовное плодоношение являются значительным заключающим этапом в молитвенной практике, но весна молитвенной жизни всегда остается в памяти как самая трогательная и волнующая часть этого непростого периода.
Особая благодарность родилась в сердце к святителю Феофану Затворнику: настолько точно и цельно его поучение о молитве и молитвенной практике закрепили во мне правильное понимание этого непростого искусства — Иисусовой молитвы. Молитвенное покаяние должно быть живым действием, а не скучным и монотонным повторением слов священной молитвы. Живое покаяние становится возможным лишь тогда, когда ему сопутствует глубокое внимание и участие в молитве всего сердца. Суровая правда Евангельского пути говорит о том, что всему этому трудному процессу рождения молитвы неизбежно сопутствуют многочисленные скорби. Все разрозненные сведения о молитве стали сами собой складываться в целостное понимание духовной практики. Те положения святых отцов, которые ранее казались противоречивыми, открылись теперь как ясные указания на отдельные стороны и этапы духовной жизни.
И здесь мне снова помогли книги святителя Игнатия (Брянчанинова), особенно его четкий анализ видов прелести, которой я всегда инстинктивно боялся, следуя наставлениям своего старца.
— Во всем и всегда, отец Симон, ищи смирения, и не пропадешь! — бывало, говорил он.
Но на осуществление этого простого наставления духовного отца мне понадобились долгие годы духовной битвы со своим греховным умом, ввергшим меня в ожесточенные брани всех видов и оттенков, сначала со своими страстями, а затем с коварными и искусительными помыслами. С последними, волею Божией, довелось биться в горном одиночестве один на один, постигая их страшную мрачную силу и злобность. Если бы не молитвы отца Кирилла, итог этой борьбы мог стать совершенно иным.
Большую помощь моей душе дало изучение трудов преподобного Кассиана Римлянина, особенно его глав о борьбе со страстями, а также поучений преподобного Нила Сорского. Книги аввы Исаии и преподобных Варсонофия и Иоанна заставили меня опустить голову в глубочайшем стыде за свою молитвенную жизнь и за ничтожество моих духовных усилий. Эти книги, а также творения преподобного Макария Великого, которые тогда казались мне недоступными по высоте изложения, я упаковал в рюкзак, намереваясь серьезно заняться ими в полном уединении в келье на Грибзе.
В полутора километрах от нашего скита жил пожилой охотник, сухой и жилистый, со сметливым лицом, почти всегда заросшим серебристой щетиной. Хозяйством занималась его жена, добрая и приветливая женщина. В работах по огороду и на сенокосе им помогали три сына, самостоятельно живущие на противоположном берегу Бзыби. К ним нужно было переходить по подвесному узкому мостику, висевшему на тросах высоко над бурной рекой. Оступаться на нем не рекомендовалось.
Наш сосед был заядлым курильщиком и выкуривал ежедневно по две пачки дешевых и страшно крепких сигарет. Охота была его страстью. Он лучше чем кто-либо другой на Псху знал все секретные тропы и звериные места, так как когда-то работал проводником в геологической экспедиции. У местных жителей наш сосед пользовался большим уважением, тем более что его сестра была замужем за председателем сельсовета. В моей жизни он принял большое участие, и я сильно с ним сдружился. Звали его Илья Григорьевич.
Однажды, когда мы с Адрианом распиливали во дворе бревна, заготавливая поленья, я почувствовал, что под одеждой по мне что-то ползает. Мой помощник растерянно шарил у себя по затылку:
— Батюшка, у меня вши! — воскликнул он с ужасом.
— Не может быть! — не поверил я.
Адриан с испуганным видом осмотрел мою шею:
— У вас тоже вши!
Эта новость всполошила всех. Начальник скита устроил осмотр одежды у каждого из нас. Больше всего вшей обнаружилось у соловецкого послушника. Он сконфуженно признался, что, вероятно, набрался вшей по пути на Псху, ночуя где придется, так как по нему давно уже ползали эти насекомые. Никто не знал, как вывести вшей. Вши оказались и у самого скитоначальника. Адриан вспомнил, что нужно выварить одежду в кипящей воде. Но в большом баке вода долго нагревалась, и сражение со вшами перешло в затяжную борьбу.
К счастью, к нам заглянул наш сосед, опытный и повидавший всякое человек. Узнав, в чем дело, он сбегал домой и принес нам порошок хлорофоса в стеклянной банке.
— Первое дело против этой гадости — хлорофос! — утверждал Илья Григорьевич. — Советую вам и голову помыть хлорофосом…
На это никто не решился, а все ограничились тем, что выварили рабочую одежду в кипятке с хлорофосом и по очереди помылись возле печи, пользуясь тем же баком для стирки белья.
Постепенно этот старожил и охотник начал интересоваться нашей жизнью и периодически захаживал к нам в гости, давая дельные советы по хозяйству и по жизни в горах. Зашел к соседям с ответным визитом и я, принеся московского печенья и сгущенку. На плите у них шумел большой чайник.
— Хотите чаю?
— Спасибо, не откажусь…
Мне налили большую кружку чая страшной густоты. Как только я отхлебнул глоток, сердце заколотилось в груди, в голове зашумело.
— А ваш чай весь день стоит на плите?
— Конечно, а как же иначе? Мы такой чай всегда пьем! — сообщила хозяйка.
— Хотите еще?
— Нет, спасибо, для меня такой чай сильно крепкий… — еще не придя в себя, ответил я, закашлявшись.
— Ну извините… Вы люди городские, а у нас все попросту…