Страница 2 из 79
- И, - с едва скрываемым недоверием и вместе с тем с надеждой, спросил Павел Иванович, - вы знаете, как это осуществить на практике?
Николай Фёдорович глубоко вздохнул:
- Наука, увы, оторвана от жизни. Сейчас мы видим лишь то, как теоретический разум ведёт к отрицанию объективного знания. Поэтому только деятельное знание может быть подлинным. Теоретический разум должен объединиться с практическим для общего дела - познания природы, а, в конечном счёте - познания жизни и смерти и управления ими.
- Вы призываете изменить привычный ход вещей? Мне всегда казалось, что природу невозможно изменить, потому что сама её суть в постоянстве.
- Мир дан нам Творцом не на созерцанье. И земной рай следует воздвигнуть трудом самого человечества, а не ждать его в дар от Бога. Через нас Творец воссоздаст мир и воскресит всё погибшее. Ведь смерть есть наказание за грех, посему искупление греха есть избавление от смерти, а значит, воскрешение.
- Это будет воскрешение из мертвых, как после Страшного Суда? На что это будет похоже?
- Это будет совсем иной мир, - мечтательно протянул Николай Фёдорович. - Обретая вторую жизнь, человек получит бессмертие. Он изменится. Его органы будут преобразованы психофизиологической регуляцией. Он сможет обитать во всех мирах, как близких, так и отдаленных.
- Но это же будут миллиарды бессмертных людей, - покачал головой Павел Иванович, - даже больше. Земля не выдержит столько. Она их просто не прокормит.
- Разумеется, - согласился Николай Фёдорович. - Потому преображенный человек не должен испытывать нужды в пище. Он вообще не должен быть ограничен в среде обитания. Во вселенной множество планет. Задача механики - создать корабли для путешествий к близким и дальним мирам. Только так можно расселить воскресших на другие планеты. И с приходом нового человека вселенная одухотворится, все миры, движимые ныне бесстрастными силами, будут управляться братским чувством всех воскрешенных поколений. Ведь люди созданы быть небесными силами, взамен падших ангелов, чтобы послужить божественными орудиями в деле управления миром, в деле восстановления его в то благолепие нетления, каким он был до падения.
- Но как же быть с теми предками, кто не оставил потомства? - задумчиво вопросил Павел Иванович. - Они будут навсегда потеряны?
- Конечно это проблема, - согласился мыслитель. - Но нужно найти другой путь, чтобы получить первоначальное вещество этих людей. Лучшим вариантом было бы сохранение их тел до тех пор, пока наука не найдёт способа воскрешать.
- Бальзамирование, например.
- Очень даже может быть. Я, Павел Иванович, знаете ли, всего лишь старый библиотекарь. Всё, что в моих силах, так это сохранять литературные труды минувших поколений. В каждой книге остается жить их автор, надеюсь, вы согласны со мной? Я не даю увянуть остаткам жизни тех людей единственным доступным мне способом. Вы же, Павел Иванович, медик. И работаете вы с человеческим телом, материалом крайне хрупким и недолговечным. Я уверен, в ваших силах изменить человеческую природу. Помните, что наука не должна оперировать лишь слепыми теориями. Объективность и практика - основа всего. Они должны послужить вашему сыновьему долгу перед отцами - всеобщему бессмертию. Не забывайте о нём.
Николай Фёдорович был далеко не первым, кто предлагал Павлу Ивановичу изобрести эликсир вечной жизни. Три года назад в Лондоне доктор Метц уже видел бессмертную подземную женщину по имени Мери, видел и операцию, что проделали над ней, дабы узнать секрет её вечной жизни. Одно воспоминание о том дне вызывало испуг и отвращение, и вместе с тем пробуждало призрачное желание никогда не иметь ничего общего с практическим бессмертием.
Но сейчас, покинув дом "московского Сократа" Павел Иванович заставил себя переоценить былые взгляды. Эта беседа не просто принесла ему облегчение в его горе, она словно окрылила и преобразила, придала новый смысл его жизни. Доктор Метц думал лишь о том, что в его дочерях осталась частичка Хельги, и в его силах однажды преобразить эту частичку в изначальное создание.
2
Минуло два года, и вновь Павла Ивановича призвали явиться в александрийский дворец. Когда императрица родила дочь, доктор Метц снова облегченно перевел дыхание. Александра Фёдоровна же не смогла скрыть своего разочарования. Весь двор ждал наследника и тоже не смог смириться с рождением у императорской четы уже четвёртой дочери.
И вскоре во дворце появился некий медиум из Лиона, которого все называли мэтром Филиппом. При виде этого господина в докторе Метце взыграла молчаливая ревность. Доктор Филипп вызвался осуществить то, чего никак не мог пообещать доктор Метц - с помощью гипноза повлиять на пол ребенка ещё в утробе матери. На скромное замечание Павла Ивановича, что подобное невозможно, императорская чета лишь отстранила его от двора.
Доктор Метц был в панике. Он слал письма своим британским кураторам, что некогда рекомендовали его Романовым, писал и своему деду, с этими кураторами его познакомившим. Через месяц от деда, девяностотрёхлетнего профессора анатомии Юлиуса Книпхофа пришёл ответ, а вместе с ним и целый компромат на лионского "доктора". Профессор не стеснялся в выражениях и называл Филиппа не иначе как мошенником и сатанистом. Как первое сочеталось со вторым, Павел Иванович не мог взять в толк, однако задумался, откуда его деду так много известно о французских оккультистах.
Но вскоре до доктора Метца дошли слухи, что императрица вновь беременна и ждёт наследника. Не прошло и недели, как Павла Ивановича срочно вызвали во дворец. Он ожидал, что вновь будет присутствовать при родах, но ошибся. Перед покоями взад-вперед ходил обеспокоенный лейб-акушер Отт. Роды всё не начинались, а Александра Фёдоровна не допускала к себе врачей, по настоянию мэтра Филиппа, разумеется.
- Я видел её величество два месяца назад, - тихо по-немецки прошептал Отт Метцу. - Я видел её и вчера. И она совсем не изменилась.
- Что вы имеете в виду?
- У неё нет живота.
Пораженный, Павел Иванович захлопал глазами, не понимая, что происходит.
- Я просил её позволить осмотреть себя, - ещё тише и тревожнее произнёс Отт, - но она сказала только: "Будьте покойны, ребенок там". Я чувствую, что всё это скверно кончится.
Время шло, а схватки всё не начинались. Павел Иванович успел услышать от придворных дам пару сплетен о мэтре Филиппе: что императрица каждый день ездит в гости к этому недоучке-магнетизёру, что он устраивает для неё и императора спиритические сеансы, где вызывает дух Александра III, и дух советует каких министров императору назначать и какие договоры подписывать. А ещё Филиппу выдали диплом доктора медицины от Петербургской Военно-медицинской академии и чин действительного статского советника, и теперь он гордо расхаживает по Петербургу в военной форме.
Вдруг началась суета. Доктора Отта пригласили в покои, и через час он с крайне мрачным видом показался в коридоре, неся что-то в прикрытом сосуде.
Доктор Метц пошёл за ним следом в отдельную комнату, морально готовясь увидеть мертвый эмбрион. Но он ошибся. Это было что-то странное и ни на что не похожее - гладкое и чёрное, сферическое и продолговатое, размером с грецкий орех. Павел Иванович в жизни бы не поверил, что подобное может исторгнуть женское тело, если бы доктор Отт не подтвердил, что так оно и было.
- Я укажу в бюллетене, что беременность была ложной, а это, - мрачно произнёс он, кидая взгляд отвращения на чёрный комок, - отмершее плодовое яйцо не более четырёхнедельного развития.
- Но вы же видите, что это никакое не яйцо, - попытался было возмутиться доктор Метц.
- Тогда, может, вы мне скажете, что это? Потому что я, лейб-акушер, понятия не имею, чем это может быть.
И Павел Иванович промолчал, потому как не знал, что и ответить
- Видит Бог, - продолжал Отт, - я близок к тому, чтобы поверить, будто тот лионский мерзавец околдовал императрицу и вселил в неё гомункула. Другого объяснения я не в состоянии придумать.