Страница 18 из 79
Заливаясь слезами, она забрела в кабинет отца.
- Что случилось? - взволновано вопросил профессор Метц. - Поругались с Даниэлем?
- Хуже, - всхлипывала Сандра.
- Он тебя обидел?
- Да! - подняв голову, выпалили она. - Он убил Людвига!
- Кого? - опешил профессор.
- Морскую свинку.
От этих слов профессор Метц лишь облегчённо выдохнул:
- Ах ты, Боже, а я уже подумал, что случилось что-то по-настоящему страшное.
- А разве это не страшно? - подняв на отца глаза полные слёз, вопросила Сандра. - Я ведь всегда кормила Людвига, гладила его. Он даже узнавал меня по голосу. А теперь его тельце лежит на столе со вспоротым брюхом!
Профессор лаково провел ладонью по рыжим кудрям дочери и сказал:
- Сандра, ты пойми, для Даниэля это работа, а не развлечение. Все те мыши и свинки не домашние питомцы, а подопытные животные. Нельзя к ним привязываться.
- Я понимаю. Но ведь, Данни знал, как я отношусь к Людвигу. Он мог бы сделать исключение.
- Ну, полно. Хватит лить слёзы. В конце концов, у вас же есть Дирк.
- Он больше любит Лили.
- Больше всего он предан своему хозяину, - возразил отец. - И что это за детское соперничество за внимание, а? Вам обеим уже по двадцать два года, совсем взрослые женщины.
Сандра сама не понимала, почему ревнует к родной сестре даже пса мужа. Самого Даниэля она не ревновала. Но когда по ночам он целовал её и шептал, как она красива, Сандра не могла отделаться от мысли, что Даниэль говорит о былой красоте Лили. Сандру терзали сомнения, что в её голосе он слышит прежние слова Лили, что на её губах видит улыбку бывшей невесты. Неужели он с ней только из-за того, что она близнец своей сёстры? Когда Сандра набралась смелости спросить Даниэля об этом прямо, то в ответ услышала лишь удивленное: "Нет, конечно". Но сомнения почему-то никуда не делись.
Новая Лили держалась с Даниэлем мило и непринужденно, и ничего в её нынешнем отношении к нему не говорило, что когда-то Лили любила этого человека. Более того, она увлеклась другим. Это был приятель Даниэля ещё со времён его жизни в интернате - Отто Верт.
Энергичный Отто был журналистом, и у него имелось с десяток псевдонимов для разных изданий. Почти каждую пятницу Отто Верт приходил в гости к другу и его новой семье, чтобы поделиться с ними последними новостями.
Лили так сосредоточенно слушала речи Отто, что он всерьёз думал, будто Лили разбирается в политике. На самом деле, она просто умела внимательно слушать. Это обстоятельство всегда оказывало приятное впечатление на собеседника и заставляло его приписывать Лили неприсущие ей качества.
- Боже мой, до чего же мы дожили? - разорялся профессор Метц. - Треть продовольствия в страну везут из-за границы, а нас уверяют, что сельское хозяйство стало убыточным и нерентабельным. Тогда что же мы за республика, если не в состоянии себя прокормить?
- Что вы, профессор, - с легкостью в голосе парировал Отто, - нет никакой республики. За последние десять лет в государственном механизме ничего не изменилось, разве что не стало императора. Но монархическое мышление наших верхов явно осталось при них. Посмотрите на нынешний парламент - никто толком не знает, как им управлять, а нам, простым смертным, приходится выбирать его чуть ли не каждый год. Министры то и дело подают в отставку, а в здании парламента шныряют английские советники. Такое ощущение, что мы живём не в стране, а в железной клетке, как мыши Даниэля, и над всеми нами проводят беспрецедентный эксперимент.
- И в чём же его смысл? - с умным видом вопросила Лили, желая показать свою заинтересованность, нежели из реального интереса к разговору.
Отто неопределённо пожал плечами:
- Наверное, просто хотят посмотреть, вымрем мы или нет. Кстати, Даниэль, как там твоя облысевшая крыса, ещё жива? - шутя, вопросил Отто и, не дождавшись ответа, заметил, - Чего стоит хотя бы обвал курса марки, из-за него нам скоро всем придётся несладко. И дело здесь не только в Версальском грабеже.
- Как же нет? - всполошился профессор, - Антанта собирается обирать нас до нитки сорок два года. Они хотят 132 триллиона марок! Это же заоблачные деньги.
- И их заведомо невозможно выплатить, - кивнул Отто. - В этом и заключён весь смысл их претензий - поставить такие условия, чтобы Германия никогда не смогла их выполнить. Не выплатим деньги - не освободимся от обязательств, не освободимся от обязательств - останемся на крючке у победителей, и они будут вольны делать с нами всё, что им заблагорассудится. И так оно и будет, поверьте мне. Какие 132 триллиона, если из страны пропадает капитал?
- Как это пропадает? Испаряется, что ли?
- Да, профессор, испаряется в Германии и конденсирует в швейцарских банках - тридцать пять миллиардов за этот год - как сказал мне один осведомленный чиновник. Денег в стране нет. Франция отказывается покупать наши товары, потому что Британия обложила их двадцатишестипроцентной пошлиной.
- Как это возможно? - нахмурился профессор Метц. - Я бы понял, если бы Франция ввела пошлину на германские товары, которые в неё ввозятся. Это ведь называется защитой внутреннего рынка, так? Но какое дело Британии до германо-французских торговых отношений? По какому праву она может в них вмешиваться?
- Британии всегда есть до всего дело, профессор, и к этому пора привыкнуть. А нам пора свыкнуться с необходимостью посылать в Америку пароходы с золотыми слитками. Что тут сказать - в новом веке после войны мы вернулись обратно в средневековье.
Слава Отто Верта как проворного и осведомлённого журналиста, которому можно поручить какую угодно тему и он с ней обязательно справится, достигла ушей главного редактора конкурирующего издания. Недолго думая, Отто согласился на предложение о работе и тут же придумал себе новый псевдоним. И первым редакционным заданием для него стало освещение предстоящей Генуэзской конференции - главного политического события года все европейского масштаба.
После долгой командировки Отто Верт вновь появился в доме Метцев-Гольдхагенов, по большей части из-за очаровательной Лили, а не старого приятеля Даниэля. Конечно же, детские привязанности и давняя дружба никуда не делись, просто по мере взросления жизненные интересы Отто и Даниэля сильно разошлись. Отто абсолютно не интересовала биология, как и Даниэля политика. Зато с профессором Метцем и в компании его прелестной дочери, можно было запросто обсудить последние мировые события. Генуэзскую конференцию, например.
- Я хочу сказать вам много приятных слов о советской делегации, раз уж вы когда-то жили в России, - радушно произнёс Отто.
- Но мы же не коммунисты, - хотел было возразить профессор Метц.
- Но и не царисты, как я успел заметить. Просто на конференции многие ожидали, что от Советской России приедет полуграмотный пролетариат, а явились изысканные европейские дипломаты. Особенно всех поразил народный комиссар Чичерин. На первом заседании он даже сорвал овации, когда предложил всеобщее перемирие и разоружение. Правда, французский делегат Барту выступил решительно против - это к вопросу о русской кровожадности. Надо сказать, никто не ожидал, что у Советской России окажутся такие подкованные дипломаты. Все ждали, что французы с англичанами разнесут их в пух и прах, но не вышло. Их хватило лишь на мелкие козни.
- Какие, интересно знать?
- Например, кое-кто из советских делегатов пожаловался, что их телеграммы доходят до Москвы чуть ли не через сутки после отправки.
- Что-то долго для передового вида связи.
- Так ведь телеграммы слали через Лондон, где их, возможно, читали заинтересованные лица. Правда, длилось это недолго, потому как советская делегация заявила итальянцам протест, и телеграммы пошли через Берлин и куда быстрее. Но лично меня возмутило поведение устроителей конференции. Никого из журналистов к советской делегации упорно не допускали. Карабинеры даже оцепили отель, где их поселили. К счастью, Чичерина такая изоляция тоже не устроила, и пресс-конференция всё же состоялась. А потом начались переговоры. Британский премьер-министр предложил возместить долги царского правительства, потери иностранных капиталов от национализации и даже призвал оплатить долги белой армии. Всего восемнадцать миллиардов золотых рублей, шутка ли? Надо отдать должное большевикам, они тоже зачитали свои претензии к Антанте, в частности, потери России от иностранной интервенции и блокады во время гражданской войны на общую сумму тридцать девять миллиардов. Каково?! Я просто восхитился Чичериным, когда услышал об этом в кулуарах. У меня даже закралась крамольная мысль: победи у нас в Германии красная революция, а не социалисты вроде Эберта, может наши коммунисты бы и не подписали Версальский договор?