Страница 2 из 46
Отец был человеком твердых принципов. «Твой отец всегда настаивает на своем», – говорила моя мать, но он отстаивал принципы так, чтобы не причинить зла другим. Он придерживался этого подхода, когда работал в качестве члена местного совета и позднее олдермена{ До 1972 г. олдерменом назывался советник, избираемый из числа членов местных советов путем непрямых выборов. (Прим. ред.)}. В те дни в Грэнтеме и других местах кинотеатры по воскресеньям были закрыты, но во время войны, исходя из соображений прагматических, а не догматических, он допускал воскресное кино, потому что это давало военнослужащим место для тихого, спокойного отдыха. В то же время он твердо (хотя и безуспешно) протестовал против открытия парков для различных игр, которые, как ему казалось, нарушают покой людей. Что касается меня, сейчас я могу оценить его способность уступать, если того требовали обстоятельства.
Стойкость, умение сохранять верность своим убеждениям, даже если это грозит утратой популярности, была привита мне с ранних лет. В 1936 г., когда мне исполнилось одиннадцать лет, я получила в подарок издание «Ежегодника Бибби». Джозеф Бибби был ливерпульским предпринимателем, который использовал часть своего состояния на издание журнала, представлявшего собой сочетание жизненных уроков, житейской философии и религии, а кроме того, содержал хорошие репродукции великих произведений живописи. Я была слишком мала, чтобы знать, что лежащий в основе подход был теософским{ Теософия – учение о божественном, которое опирается на мистический опыт, но, в отличие от чистой мистики, излагает это в виде связной системы. Наиболее известно учение Е. Блаватской. (Прим. ред.)}, но ежегодник стал одной из самых главных моих драгоценностей. Там я узнала многие стихи, которые до сих пор использую в импровизированных речах, поскольку они выражают значимые для меня ценности.
Способствовало ли тому раннее знакомство с «Ежегодником Бибби» или так проявилась природная склонность, но я была очарована поэзией. Десяти лет я стала гордым обладателем награды «Грэнтем Айстедвод» за чтение стихов. Вскоре после этого случая, когда я зашла в один дом, чтобы забрать заказ на продукты, человек, знавший, как много поэзия для меня значит, подарил мне издание Мильтона, и я бережно хранила эту книгу. В начале войны, участвуя в концертах, организуемых для военнослужащих, я читала стихи из Оксфордского сборника английской поэзии, это еще одна книга, с которой я не расстаюсь. А кроме того, методизм представляет прекрасные образцы религиозной поэзии, такие как гимны Джона Уэсли.
Религиозная жизнь в Грэнтеме была очень активной и, задолго до распространения идей христианского экуменизма{ Экуменизм – идеология, выступающая за сближение различных христианских церквей. Понятие введено в 1937 г. теологами из Принстона. (Прим. ред.)}, очень соревновательной. В нашем городе было три методистских часовни, англиканская церковь Святого Вульфрама, имеющая, согласно местной легенде, шестую по высоте колокольню в Англии, и римская католическая церковь прямо напротив нашего дома. С точки зрения ребенка, католикам жилось веселее всех. Я завидовала юным католичкам, готовившимся к первому причастию, одетым в белые, украшенные ленточками платья и несущим корзинки цветов. Методисты одевались значительно проще, и, если бы я надела платье с лентами, старый прихожанин покачал бы головой: «Первый шаг к Риму!»
Однако даже без ленточек методизм был очень привлекателен. В нем много внимания уделяется социальному аспекту религии и музыке. Наши друзья из церкви часто приходили к нам на ужин воскресным вечером или мы навещали их. Мне нравились разговоры взрослых, которые не ограничивались религией или событиями в Грэнтеме, а касались и национальной, и международной политики. И одной из особенностей методизма было то, что методисты были склонны уделять больше времени и внимания еде. Принято было «держать хороший стол» дома, а что касается общественных мероприятий, они обычно включали в программу чаепитие или ужин.
Больше всего, признаюсь, мне нравилась музыкальная составляющая методизма. Так, по случаю годовщины воскресной школы мы пели специальные гимны. Я всегда с нетерпением ждала рождественского богослужения в женской школе «Кестивен и Грэнтем», несмотря на необходимость участвовать в многодневных репетициях. В нашей церкви был великолепный хор. Каждый год мы исполняли «Мессию» Генделя, «Творение» Гайдна или «Илию» Мендельсона. Для исполнения сложных сольных партий приглашались профессиональные певцы из Лондона.
С пяти лет я обучалась игре на фортепиано, моя мать тоже играла. Мне повезло найти отличных учителей и завоевать несколько призов на местных музыкальных фестивалях. Фортепиано, на котором я играла, сделал мой двоюродный дедушка Джон Робертс, живший в Нортэмптоне. Он же делал и церковные органы. Когда мне было десять, я навестила его и была потрясена тем, что он позволил мне поиграть на одном из двух органов, которые он строил в помещении, похожем на амбар, в своем саду.
К сожалению, в шестнадцать лет я прекратила заниматься музыкой из-за нехватки времени. Тогда я готовилась к поступлению в университет, но до сих пор сожалею, что больше не занималась музыкой. А ведь в детстве я нередко аккомпанировала, когда мой отец (обладатель хорошего баса) и мать (контральто), а иногда друзья семьи пели старые любимые песни «Священный город», «Потерянный аккорд», арии Гилберта и Салливана и пр.
Одним из сильнейших моих впечатлений было посещение Лондона в двенадцатилетнем возрасте. В сопровождении друга моей матери я прибыла на поезде на станцию Кингс Кросс, где меня встретили друзья нашей семьи, которые должны были обо мне позаботиться. Лондон меня ошеломил: станция Кингс Кросс казалась гигантской суматошной пещерой, остальной город был ослепительной торговой столицей империи. Впервые в жизни я увидела людей из других стран, некоторых в национальных костюмах Индии и Африки. Шум транспортного и пешеходного движения будоражил. А почерневшие от копоти здания обладали мрачным величием, напоминавшим, что я нахожусь в центре мира.
Скиннеры показали мне все обязательные достопримечательности. Я кормила голубей на Трафальгарской площади; спустилась в метро – несколько отталкивающий опыт для ребенка. Я посетила зоопарк, где покаталась на слоне и в ужасе отшатнулась от рептилий, последнее предвосхитило мои будущие отношения с Флит-стрит{ Улица в Лондоне, где располагаются газетные издательства. (Прим. ред.)}. Оксфорд-стрит меня разочаровала. Она оказалась гораздо уже, чем представлялась мне в воображении. Мы посетили собор Святого Павла, где Джон Уэсли молился в утро своего обращения, и, конечно, здание парламента и Биг-Бен, которые совершенно не разочаровали. Я сходила взглянуть на Даунинг-стрит, но в отличие от юного Гарольда Вильсона{ Вильсон Джеймс Гарольд, барон Риво (1916–1995), политик-лейборист, лидер партии с 1963, премьер-министр Великобритании (1964–1970, 1974–1976); один из выдающихся британских государственных деятелей XX в. Слова М.Тэтчер должны навести читателя на мысль о ее скромности и непомерных амбициях лейбористского политика. (Прим. ред.)} не почувствовала своей связи с домом номер десять.
Кульминацией всех моих восторгов стал мой первый визит в театр Кэтфорд в Льюисхэме, где мы смотрели знаменитый мюзикл Зигмунда Ромберга «Песня пустыни». Три часа я провела в другом мире, унесенная, как и героиня, бесстрашной Красной тенью. Впечатление было так сильно, что я купила ноты и играла по ним дома. Было трудно покидать Лондон и Скиннеров, которые так меня баловали. Ведь благодаря их доброте я увидела, выражаясь словами Талейрана, la douceur de la vie (сладость жизни).
Наша религия была не только музыкальной и социально ориентированной, но также и интеллектуально стимулирующей. Основной политической тенденцией среди методистов и других протестантов в нашем городе была близость к левому крылу и даже пацифизму. Методисты в Грэнтеме организовали референдум 1935 г., распространяя среди избирателей опросный лист, по итогам которого большинство проголосовало «за мир». В истории не зафиксировано, как сильно Гитлер и Муссолини были тронуты таким результатом, но в доме Робертсов были свои взгляды на этот счет. Референдум был нелепой затеей, отчасти приведшей к отставанию национального перевооружения, необходимого, чтобы отпугнуть и в конечном итоге одержать победу над диктаторами. По этому и другим вопросам мы, стойкие консерваторы, имели свое особое мнение. Наш друг Скиннер был энтузиастом референдума. Он был добрейшим и святейшим человеком; годы спустя он венчал меня и Дэниса в лондонской часовне Уэсли. Но человечность не заменяет политической трезвости.