Страница 17 из 46
Для консервативного правительства, руководимого человеком, чья репутация базировалась на ведении международных дел, итог был дискредитирующим. Среди сторонников Консервативной партии царило смятение на грани. Дэнис, бывший офицер Королевской артиллерии, был в ярости от того, что войска были выведены, когда операция была почти завершена. Он сказал мне: «Никогда не объявляется прекращение огня, когда твои солдаты в дозоре». Я запомнила это: политики не должны принимать военные решения без полного осознания того, что они значат для солдат на месте боевых действий.
Тогда мы резко осуждали поведение Соединенных Штатов, и тот факт, что антиамериканизм распространился среди правого крыла, когда я была премьер-министром, частично этим объясняется. Я тоже чувствовала, что нас предал наш традиционный союзник. В то время, конечно, я не знала, что Эйзенхауэр чувствовал себя преданным англо-французским решением начать военные операции накануне президентских выборов, когда он проповедовал мир. В любом случае я также чувствовала, что «особое отношение» с нашим трансатлантическим кузеном обладает слишком крепким основанием, чтобы разрушиться даже из-за такого кризиса, как Суэцкий.
Некоторые считали, что Суэц продемонстрировал враждебность американцев по отношению к британской имперской роли, и что США стали такой сверхдержавой, что не следует им доверять, обратившись к более тесной европейской интеграции. Но напрашивался противоположный вывод: британская внешняя политика больше не может осуществляться без гарантированной поддержки США. Действительно, оглядываясь назад, я вижу, что Суэц стал непреднамеренным катализатором мирной и необходимой передачи власти от Британии к Америке как к последнему приверженцу западных интересов и либеральной международной экономической системы.
После фиаско в Суэце было ясно, что Иден не может оставаться премьером. Он заболел во время кризиса и подал в отставку в январе 1957 г. Мои друзья-консерваторы в адвокатской конторе были убеждены, что королева никогда не выберет Рэба Батлера, он был слишком левым. В отличие от него являвшийся во время событий, связанных с Суэцем, канцлером казначейства Гарольд Макмиллан считался кандидатом правого крыла. Все это показывает, как мало мы знали о прошлых и настоящих убеждениях обоих мужчин, особенно блестящего и непостижимого человека, которому вскоре предстояло стать премьер-министром.
Гарольд Макмиллан был человеком в маске, обладавшим самыми противоречивыми качествами человека и политика. В частности, никто бы не догадался, что за циничным эдвардианским фасадом{ Король Эдуард (1841–1910, правил с 1901 г.) считается в британской традиции олицетворением легкомыслия в частной жизни. (Прим. ред.)} прячется одна из самых глубоко религиозных душ в политическом мире.
Большим достижением Гарольда Макмиллана можно считать возобновление сотрудничества с Соединенными Штатами. Это было важное для Британии условие, позволившее восстановить свою репутацию и положение. К сожалению, Макмиллан не мог поправить урон, нанесенный Суэцем морали британского политического класса, который можно назвать «суэцким синдромом», проявления которого варьировались: от веры в то, что Британия может все, до почти признания того, что она ничего не может. На самом деле мы были «вторым эшелоном» сразу после Америки и Советского Союза, ядерной державой, ведущим членом НАТО, постоянным членом Совета безопасности ООН и центром великого Содружества.
Вклад Макмиллана во внутренние дела был неоднозначным. При нем в 1957 г. частная аренда была освобождена от общественного контроля, что существенно уменьшило возможность регулирования арендной платы, существовавшего в той или иной форме с 1915 г. Это было необходимым, хотя и непопулярным шагом. Проводимая Макмилланом политика усиления государственного вмешательства стала явной после 1959 г.
Когда П. Торникрофт, Ин. Пауэлл и Н. Берч, вся команда Казначейства, в январе 1958 г. ушла в отставку, протестуя против увеличения бюджета на государственные расходы до 50 млн фунтов, Макмиллан назвал это «маленькими частными трудностями». Я не чувствовала себя вправе судить, что правильно в данном случае, но не могла осуждать тех, кто старался сберечь государственные средства. Любой шаг в сторону от финансовой чистоплотности всегда ведет к отказу от нее, а это приводит к самым неблагоприятным результатам. Так и случилось.
К парламентским выборам 1959 г. обе партии, консерваторы и лейбористы, бесстыдно соревновались, потакая стремлению нации к материальному благополучию. Предвыборный манифест консерваторов обещал повышение уровня жизни вдвое уже для следующего поколения. Что касается лейбористов, через несколько дней после начала кампании их лидер Хью Гейтскелл обещал, что подоходный налог не увеличится, несмотря на все дополнительные расходы, запланированные лейбористами, при уровне политического оптимизма это было невыполнимое обещание.
В феврале 1956 г. я написала Дональду Кэберри, вице-председателю Консервативной партии, отвечающему за кандидатов: «Уже некоторое время я чувствую искушение вернуться к активной политической работе. Я намеревалась, отдавшись адвокатской практике, полностью сконцентрироваться на юриспруденции, но опыт работы в сфере законов о налогах и компаниях не только не отвлек меня от политики, но, наоборот, еще более приковал мое внимание к учреждению, отвечающему за законодательство, по поводу которого у меня сформировались четкие взгляды».
Через месяц я пошла на встречу с Дональдом Кэберри. Меня вернули в список кандидатов, на этот раз в качестве претендента на надежный, контролируемый консерваторами избирательный округ. Я была очень рада, обнаружив в Дональде Кэберри источник мудрых советов, что чрезвычайно значимо для честолюбивого кандидата. Меньше повезло с тем, как меня приняли в отборочной комиссии. Я попадала в шорт-лист, выступала с речью, которую, как обычно, признали хорошей, и затем шли вопросы, совершенно очевидные по своей направленности. Смогу ли я уделять достаточно времени работе в избирательном округе, имея обязательства перед семьей? Осознаю ли я, как много времени член парламента должен проводить вне дома? И иногда даже еще прямее: действительно ли я думаю, что смогу выполнять одновременно обязанности и матери маленьких детей, и члена парламента?
Я объясняла, как обстоят мои семейные дела, что я пользуюсь помощью прекрасной няни. Обычно я рассказывала, что убедилась, что можно быть работающей женщиной и матерью, если правильно организовать время. Меня возмущало, что за всем этим скрывается убеждение, что Палата общин не место для женщины вообще. Некоторые мужчины из отборочных комиссий разделяли это предубеждение, заметнее было, что именно женщины поддерживают это мнение. Будучи обиженной и разочарованной, я, тем не менее, отказывалась сдаваться и была уверена, что у меня есть, что предложить в политике, а многие из тех, с кем я пересекалась в политике, хотели, чтобы я попала в парламент. Самое важное, что Дэнис никогда не сомневался. Он всегда был рядом, чтобы поддержать меня.
В апреле 1958 г. у меня состоялся еще один долгий разговор с Дональдом Кэберри, и я честно рассказала о сложностях с отборочной комиссией, с которыми сталкивалась. Вроде бы это была не та проблема, в которой даже самый мудрый мужчина может дать дельный совет. Но Дональд Кэберри посоветовал мне надевать в ответственных случаях что-нибудь нарядное, но не вызывающее. Осмотрев меня с головы до ног, он нашел мое строгое черное платье с коричневой оторочкой вполне подходящим. Вскоре я смогла проверить на деле его рекомендацию. В июле мне предстояло поехать на собеседование в избирательный округ Финчли в Северном Лондоне, где член парламента уходил в отставку.
Я была также одной из тех, кого пригласили на предварительное собеседование в отборочную комиссию. Я знала, что меня многие поддерживали, но в таких случаях иногда важно не столько быть самой популярной фигурой, сколько быть наименее непопулярной. Когда более слабые кандидаты выбывают, вся поддержка уходит к твоему оппоненту, и существует вероятность проиграть на финише, а мы были еще только на старте.