Страница 20 из 111
Солнце этим ласковым утром светило ярко, но не припекало; и меж стволов деревьев струилась росистая ранняя прохлада. Сейчас бы пойти поваляться на песочке у реки, а не трусить, как стадо баранов, строем на учение, вздымая сапожищами пыль на просёлочной дороге.
Путь предстоял не очень близкий - километров пять, то есть час активной ходьбы, - и, чтобы скоротать время и взбодрить нас, идущий впереди старшина Хряк, масляным басом затянул песню:
- И от тайги до британских морей
Красная армия всех сильней!
Равняя шаг в ритм песне, мы многоголосо продолжали припев, перевирая его на свой лад:
- Так пусть же Красная сжимает властно
Свой хуй мозолистой рукой.
И все должны мы неудержимо
Идти в последний смертный бой!
...
- Отставить приебочки! - скомандовал, неизменно сопровождающий нас прапорщик Полено; а старшина Хряк, дипломатично начал другую песню - нашу любимую, - институтскую:
- Вражьи танки в огромном количестве
Вижу я в командирский прицел.
Как погибнуть в бою героически
Нас три года учил офицер.
И мы, с ещё бóльшим энтузиазмом, подхватили:
- И тогда по широкому по полю
Наши танки в атаку пойдут...
Инженеров широкого профиля
Выпускает стальной институт!
- Прощай, не жалей,
Слёз горьких не лей.
А, как вернусь из лагерей, -
Так обними и обогрей!
В жопу клюнул жареный петух!!!
Так, распевая, мы и не заметили, как прибыли на место.
Офицеры нашей военной кафедры и Хлюпинской в/ч, среди которых были товарищи Мухеров и Хамилов, разместились на заранее сколоченных дощатых трибунах, находившихся на небольшом возвышении, прямо над танковой трассой. Трасса эта представляла собой выкорчеванную в лесу и заезженную стальными гусеницами широкую, неровную просеку - сплошные горбы и ямы.
Вдоль трассы выстроилась вереница блестящих на солнце, вымытых танков. В распоряжение нашего лагерного сбора из трёхсот человек Хлюпинская в/ч выделила тридцать танков Т-55. Каждый из курсантов должен был провести такой танк без существенных ошибок один круг - ровно три километра. Казалось бы, - немного, - но это - была не простая задача для новичков. Дело в том, что вождение броневой техники до сих пор мы осваивали только в теории, и сегодня нам предстояло впервые сесть за танковый штурвал.
Первой в этот день должна была водить наша рота. Построив нас в шеренгу и разбив по взводам и танковым экипажам, прапорщик Полено сказал нам краткое и проникновенное напутственное слово: "Здесь вам не тут! Деревья, чтобы у меня не ломать! Кто собьёт дерево, будет у меня потом его целый день пилить, пока не получится аккуратненький пенёк".
Вождение проходило так. Курсант садился на место механика-водителя, а сам же механик-водитель, ответственный за танк, - как правило, солдат-буг, - на командирское место, на возвышении, за спиной курсанта. На голову курсанта был одет танковый шлем, так, что он ничего не мог слышать. Вследствие этого обстоятельства, все команды механик-водитель отдавал, ударяя по курсантскому шлему упругим ивовым прутиком. "Заводи мотор" - лёгкий щелчок по шлему, "поехали" - ещё два щелчка... Если же неудачливый курсант-водитель совершал какую-нибудь ошибку: например, мотор у него глох, или танк застревал в яме, - то на его шлем обрушивался сильнейший удар, - такой, что в ушах начинало звенеть и перед глазами плыли голубые круги.
Меня бог миловал. Я провёл танк по трассе, хотя и очень медленно, но без единой ошибки, и не сбил не одного дерева. Однако, с водившим вскоре после меня Юриком Рабиновичем, случилась неприятность. Его танк бодро рванул с места, подняв вокруг себя тучу серой дорожной пыли. В пыли нам, зрителям, сначала не было ничего видно..., однако, рёв танкового мотора вдруг внезапно оборвался, и, сразу же затем раздался какой-то странный треск, а потом скрип, за которым последовал глухой звук "бум!", как будто что-то очень тяжёлое упало на землю.
- Дереву пиздец! Счёт: один ноль, - прокомментировал прапорщик Полено.
И, действительно, когда пыль осела, мы увидели сошедший с трассы танк, упершийся в гигантскую, переломанную пополам, сваленную сосну.
- Ах, сука, Чеп! - Зарычал старшина Хряк, - подвёл, гад, роту на показательном занятии! Не сносить Чепиздку головы..., яйца оторву!
Тем временем, башенный люк на танке Юрика второго со скрежетом открылся и из него, кряхтя, сначала вылез здоровенный механик-водитель. Очутившись снаружи, он матерно выругался и снова засунул туловище, по пояс, в танк. Затем, механик с большим трудом вытащил из люка под мышки самого Рабиновича. Очевидно, что тот был ранен: из-под сбитого на бок шлема, на его бледный, интеллигентный лоб катилась тоненькая струйка крови; Юриковы очки разбились и беспомощно болтались на его сопливом, распухшем носу. Глаза его были закрыты, и сам он тяжко стонал, и очень походил на тощую, переваренную сосиску.
Несколько наших ребят подбежали к танку и помогли механику уложить раненого Чепа в тенёк, на травку. Тем временем на место происшествия лично подошёл полковник Мухеров в сопровождении старлея Хамилова и прапорщика Полено. Товарищ Мухеров громовым голосом спросил у несколько растерявшегося механика, переминавшегося с ноги на ногу около распластанного по земле тела курсанта Рабиновича: "Доложите, что произошло, товарищ старший сержант, - почему оказался ранен вверенный вам курсант?!"
Вытянувшись по струнке, механик, немного заикаясь от волнения, отрапортовал, что курсант Рабинович слишком бодро рванул с места и не вписался в первый же поворот. В результате, танк соскочил с трассы и врезался в сосну. Курсант же Рабинович во время резкого торможения впечатался лбом в броню танка. Хорошо, что на нём был шлем, - это его и спасло.
Присутствовавший на занятии лагерный Фельдшер Дыбенко, - крепкий лысый мужик с испитым лицом, - осмотрел Чепа. Оказалось, - что ничего страшного - черепушка цела. Царапину на лбу Дыбенко он залил йодом и голову перевязал бинтом, - прямо, как раненому бойцу в фильмах о войне.
Посовещавшись с фельдшером, полковник Мухеров распорядился отправить курсанта Рабиновича в лазарет Хлюпинской в/ч - пусть полежит там и оклемается, - на случай, если сотряслись мозги.
- Товарищ Полено, - обратился полковник к нашему прапорщику, - даю вам ответственное задание. Вы возьмёте штабной "Газик" и отвезёте раненного курсанта Рабиновича в лазарет Хлюпинской в/ч. Сдадите курсанта лично начальнику лазарета доктору Китайчику, и сразу же возвращайтесь в лагеря. По вашем прибытию долóжите лично мне об исполнении поручения.
- Слушаюсь, товарищ полковник! - браво ответил Полено, вытянувшись по стойке "смирно", а затем, обращаясь к лежащему по-прежнему на травке Юрику второму, гаркнул: "Вставай с земли, антилэхэнт, - яйца простудишь! Поедем в больницу. Эх, был бы я дохтуром, - прописал бы тебе хороший клистир - промыть твои учёные мóзги!"
Двое курсантов помогли встать на ноги пришедшему уже в чувства Чепу. Поддерживая раненного под руки, они повели его к стоящему невдалеке "Газику". За ними, важно переминаясь с ноги на ногу, проследовал прапорщик Полено.
IХ
Занятие по вождению танков закончилось без дальнейших приключений. К ужину, пропылённые, уставшие и голодные, мы уже вернулись в лагерь. Большинство курсантов нашей роты отправилось есть в солдатскую столовую, где, как обычно, давали минтай в томатном соусе с перлой и, пахнущий веником чай из котла. Не знаю, - правда ли это, - но говорили, что в него подсыпали бром, чтобы успокаивать, могущие возникать у нас в отсутствие женщин, сексуальные порывы, - поэтому мы не особенно жаловали сей напиток. Вдобавок у меня, отличавшегося слабым желудком, солдатский чай вызывал дикую изжогу. А, что там говорить об уже упомянутом рыбном блюде. От него, извините, хотелось просто блевать!
Юрик Муленко, я и ещё двое ребят из нашей роты, носившие клички "Бай" и "Бугай", решили пойти этим вечером в офицерскую столовую, где курсантам разрешалось ужинать, - и мы довольно часто пользовались этой привилегией. Бай - сын крупного партийного начальника в Казахстане, действительно, немного походил на холёного азиатского бая, Бугай же был здоровенным (даже крупнее, чем Юрик Муленко), но ничем не примечательным и некультурным москвичом.