Дурной глаз

Он возвратился в холл и подпрыгнул от неожиданности, услышав бой часов. Клементина запустила находящийся под лестницей старый часовой механизм. Она даже нашла время всюду слегка пройтись веником, протереть тряпкой ступеньки. Реми поднялся до туалетной комнаты, которая выходила на площадку второго этажа. Там уже висели свежие полотенца и мочалки, на умывальнике лежало мыло. Она думала обо всем, за всем следила, все контролировала. Реми принялся мечтать о доме, в котором царит беспорядок, где на стульях висит кое-как брошенная одежда, из кухни доносится горький запах сбежавшего молока, а молодая очаровательная женщина в пеньюаре, напевая, натягивает прозрачные капроновые чулки. Он помыл руки, причесался, безразлично рассматривая в зеркале свое лицо. Вот она, истина. На протяжении многих лет его кормили сказками. Еще сегодня он выдумывал бог знает что по поводу могилы матери, раздавленной под машиной собаки. Еще немного, и он себе вообразит, что достаточно было одного его взгляда, чтобы принести этой собаке несчастье. Ему не было бы неприятно почувствовать себя каким-то детонатором дьявольской силы, верить в то, что он чем-то похож на эти ядовитые деревья, которые убивают на расстоянии. Например, мансенильи, о которых он читал жуткие рассказы исследователей. Все, конец. Детство закончилось. Его никто не любил. И, возможно, они правы.

Одним духом он выпил два стакана воды. Он утолил жажду, и все его идеи показались ему нереальными и деформированными, как рыбки в аквариуме. Кто-то захлопнул дверцы автомобиля, потом на лестнице гулко зазвучали шаги. Реми вышел из туалетной и чуть было не наткнулся на Раймонду. Она тащила чемодан.

— Дайте мне!

Он вошел в ее комнату и бросил чемодан на кровать.

— Раймонда, я должен перед вами извиниться. Только что я был просто смешон. То, что я сейчас скажу, может вам показаться глупым… но я ревную к дяде. Я не могу выносить, как он на вас смотрит…

Раймонда вытащила из чемодана кофточку и развернула ее.

— Значит, вы просто не понимаете, что он специально вас бесит. Однако, вы должны его лучше знать.

— В таком случае вы считаете, что он настоял на том, чтобы вас привезли сюда только затем, чтобы вывести меня из себя? Ведь, в конце концов, мы с таким же успехом могли бы приехать сюда с отцом завтра утром. Нет, он пожелал провести вечер здесь с нами, с вами.

— И что такого вы в этом хотите найти?

— Странный вы человек, Раймонда! Можно подумать, что вы никогда не видели зла.

Она натянула на себя кофточку, которая, как у медсестры, застегивалась по бокам.

— Мой бедный Реми! Вам действительно доставляет удовольствие себя терзать, воображать себе бог знает что!

Она взбила свои светлые волосы и улыбнулась.

— Поверьте мне, ваш дядя не должен быть особенно опасным.

— Что вы в этом понимаете? Можно подумать, что вы привыкли к тому, что вокруг вас все время вертятся мужчины!

— Прежде всего, я запрещаю вам разговаривать со мной в таком тоне.

— Раймонда, разве вы не понимаете, что я несчастен?

— Хватит! — в негодовании закричала она. — Слушайте, пойдемте накрывать на стол. Так будет лучше.

Он умоляющим тоном произнес:

— Подождите, Раймонда. Где вы служили перед тем, как к нам пришли?

— Но вы это прекрасно знаете. Я вам говорила сто раз. Я была в Англии… Реми, мне не нравятся ваши манеры. Вот уже несколько дней вы…

Она взялась за ручку двери, но, схватив ее за руку, он ее остановил.

— Раймонда, — прошептал он. — Поклянитесь мне, что никто… Я хочу сказать, что никто вами не интересовался.

— Да вы становитесь просто грубияном!

— Поклянитесь! Прошу вас, поклянитесь!

Она скорчила рожицу. Он видел ее лицо очень близко от себя. Никогда он еще ее не видел так близко. Он мог разглядеть в ее зрачках овальный контур окна и даже крошечное облачко за ним. У него возникло впечатление, что он вот-вот упадет, упадет на это лицо. Он закрыл глаза.

— Клянусь вам, Реми, — прошептала она.

— Спасибо… Не двигайтесь… еще немножко.

Он почувствовал, что она ласково провела рукой по его лицу, точно так же, как раньше это делала мама, и он оперся рукой о стену.

— Теперь вы будете умницей, — сказала Раймонда.

Она взяла его за руку.

— Пойдемте… Спустимся вниз!

— Вы останетесь?

— Мне кажется, даже не заходило и речи о том, чтобы я уехала.

— Но вы останетесь… из-за меня?

— Конечно.

— В вашем тоне не хватает убежденности.

— "Конечно. " Вы довольны.

Они вместе засмеялись. Внезапно между ними возникло удивительное взаимопонимание. Она ему не солгала. Она не могла солгать. Он все равно бы догадался. В этот момент он определенно знал, что она на него не сердится, что ей нравится это деликатное товарищество, которое только что между ними установилось.

Реми позволил увести себя на лестницу. Он подумал о том, что ей будет двадцать девять, когда он станет совершеннолетним, но он тотчас же отогнал эту мысль и еще крепче сжал руку Раймонды.

— Мы будем ужинать при свечах, — заметила она. — Слишком поздно вызывать кого-то из города.

Они вышли в просторную столовую, и пока Раймонда застилала скатертью стол, Реми начал вытаскивать посуду из буфета.

— Вы, по крайней мере, не слишком устали? — говорила она. — Я не хочу, чтобы мне влетело… Нет, сначала подставки для фаянсовых тарелок. Дайте, у меня получится быстрее.

На кухне взбивали яйца для омлета, откупоривали бутылки. Клементина всегда находила общий язык с дядей Робером. Ее не отталкивали его грубые манеры и сальные шуточки. В Париже, в те дни, когда его приглашали к ним на обед, он не отказывал себе в удовольствии зайти на кухню, приподнять крышку какой-нибудь кастрюли, сунуть туда нос, поцокать языком и важно изречь: "Бабушка, я бы добавил еще немного уксуса. "

И Клементина его слушалась. Иногда он в своем портфеле проносил туда пару бутылок вина. Это был поммар или шатонеф. Зная, что она гурманка, он ей игриво подмигивал. Вот так он сначала смотрел на вас из-под своих тяжелых век, и вдруг он изрекал вещи, в которых вам бы не хотелось себе признаваться, а затем понимающе хохотал, тыкаясь подбородком в накладной воротничок. Возможно, именно так он смеялся и раньше, бесстыдно глядя маме в глаза.

Раймонда сходила наполнить графины, потом растворила таблетку в стакане воды.

— Это, чтобы уснуть, — объяснила она. — Вы должны это выпить.

— Дети мои, к столу, — закричал дядя. — Сейчас мою руки и иду.

Реми зажигал свечи и вставлял их в канделябр в то время, как Раймонда резала хлеб и пододвигала к столу стулья.

— Я сяду рядом с ней, — решил Реми.

Клементина уже несла суп. Они уселась за стол. Неся две бутылки в одной руке и свой кожаный портфель в другой, появился дядя. Он присоединился к ним.

— Уф, вымотался до предела… Что-то не нравится мне этот загробный свет. Просто тоска берет. Как будто начинаешь ворошить прошлое… Нет, я не буду суп.

Он вытащил из портфеля папки, раскрыл их перед своей тарелкой, начал просматривать бумаги, жуя кусок хлеба, и все желваки заиграли на его скулах.

— Если бы мой достопочтенный братец имел желание меня послушать, пробурчал он, — с этим Вьяляттом через сутки было бы покончено. Покупать грузовики, списанные службой доставки на дом! Вы отдаете себе отчет? Достаточно им пройти сотню километров по такой трассе, чтобы их можно было выбросить на свалку. Только мой братец принципиально считает себя незаменимым. Сидеть у себя в конторе и перебирать бумаги — вот и вся его работа.

Он повернулся по направлению к кухне.

— Ну, скоро будет омлет?

С хрипотцой в голосе он продолжал:

— Не наше дело заниматься этой грязной работой. Пусть колонисты доставляют товар на пристань и грузят его на корабли. Там достаточно дешевой рабочей силы, разве не так?

— Вы все время критикуете, — заметил Реми. — А что бы вы сделали на месте отца?

Он почувствовал, что Раймонда делает ему знаки, но решил их не замечать. Он больше не хотел ни на кого обращать внимания.