Скорбь Гвиннеда

— Ну, это будет зависеть от самого Джавана.

Джорем улыбнулся, заметив тревогу Ревана, и пододвинул к нему несколько листов убористо исписанного пергамента.

— Не беспокойся о принце, это наша забота. У тебя и без того скоро будет дел по горло.

Взяв в руки пергамент, Реван пробежал глазами первые строчки.

— Что это такое?

— Общая схема, — пояснила Ивейн. — Когда переваришь это, мы начнем уже действительную подготовку. Это будет непросто, но, по-моему, должно сработать.

К тому же выводу пришли через пару дней занятий и все остальные. Реван оказался способным учеником. Джорем написал для него подробный план, как дальше должно развиваться его учение, и молодой человек не только сумел разобраться во всем, но даже предложил свои идеи, быстро освоился с тем, как должно будет проходить «крещение» и значительно украсил этот обряд.

Кроме того, Реван неожиданно быстро нашел общий язык с Сильвеном, высвободив Тависа для работы на заднем плане, в толпе, где он мог бы не привлекать к себе излишнего внимания и поставлять Ревану новых кандидатов для «очищения». Прежде Реван с Сильвеном никогда не встречались, но сразу образовали великолепную пару и интуитивно понимали друг друга, как если бы Реван тоже был Дерини.

Это было огромным преимуществом, поскольку позволило изучить область, доселе неизведанную, касавшуюся магических способностей, обнаружить которые у регентов пока не было возможности. Еще от Тависа, после его опытов с Джаваном, им стало известно, что порой тесный контакт Дерини с человеком ведет к пробуждению у последнего почти магического дара. Конечно, Реван не был Халдейном, однако большую часть жизни он тесно общался с семьей Мак-Рори и Туринов, и это помогло развить те зачатки способностей, какими он обладал.

Кроме того, они обнаруживали, что силы Ревана значительно возрастают, если для концентрации он использует свой виллимитский медальон, предварительно «заряженный» кем-то из Дерини. Если черпать энергию из этого источника, то в тот момент, когда при «крещении» он будет касаться человека — то Реван вполне мог заставить его испытать головокружение и даже потерять сознание.

— Но вот эта вещь меня смущает, — признался Реван, задумчиво теребя свой медальон, который он только что испытал на нескольких добровольцах из числа челядинцев Ивейн. — Рано или поздно регенты мною заинтересуются, меня станут допрашивать… не смогут ли ищейки-Дерини учуять здесь неладное?

Ниеллан покачал головой. Они с Тависом недавно стали полноправными членами Совета Камбера, который вновь теперь, как в первые дни, состоял из восьми Дерини, — и епископ принимал теперь самое деятельное участие во всех их делах.

— Вспомни, Реван, религиозные знаки всегда благословляют, — сказал он. — И кто бы ни сделал это, человек или Дерини, само действо благословения оставляет на предмете отпечаток, в котором не остается никаких следов личности благословлявшего. Дерини давно знают это. Даже наши священники не всегда способны отличить, есть ли в подобном предмете магия, или нет. А уж мирянин и подавно не сумеет это определить — если, вообще, сможет что-то заметить. В любом случае, это лишний раз докажет им твою святость.

Они также испытали на Реване мерашу и выяснили, что она действует на него, как на обычного человека, то есть вызывает дремоту и погружает в сон. Ревану пришлось не раз столкнуться с этой отравой во время обучения, и он привык не бояться ее.

— Это будет самое главное испытание, когда они решат допросить тебя, пояснил Кверон. — Вот уже не одну сотню лет мераша выполняет роль отличительного знака, поскольку общеизвестно, что все до единого Дерини реагируют на нее. Увидев, что с тобой ничего не происходит, они удостоверятся, что ты не один из нас.

Изначально на то, чтобы создать слаженно действующую команду, отводилось пятнадцать дней, но уже к началу второй недели все превосходно выучили свои роли.

— Учитывая, насколько мы стеснены во времени, то полагаю, вы научили меня всему, что возможно, — заявил Реван всем остальным однажды вечером, когда счел, что вполне подготовлен для своей будущей роли. — Не думаю, что стоит откладывать неизбежное. Мы ведь еще должны сорок дней отшельничать в лесной глуши. Если начнем с середины апреля, то закончим как раз к Троице. Едва ли можно представить себе более удачное время для новых начинаний.

Оставалось сделать лишь две вещи до ухода. На следующее утро Ревана познакомили с Торквиллом де ла Марчем, которому выпало сыграть роль первого «новообращенного» Дерини. Семья Торквилла уже давно была в безопасности у Грегори в Тревалге, но когда он объявится у Ревана через пару недель, то расскажет совсем другую историю…

— При встрече у вас особо не будет времени поговорить, — сказала им Ивейн, пригласив для беседы в библиотеку. — Кстати, Торквилл, по-моему, вы с Реваном уже встречались в Шииле, много лет назад. Он был наставником моих детей.

Торквилл выдавил неуверенную улыбку.

— Мне кажется, я припоминаю. Должен сказать, молодой человек, я восхищен тем, что вы делаете для нас.

Реван посмотрел на собеседника уверенным, прямым взглядом.

— Благодарю, но я был бы рад, если бы мог сделать больше, — ответил он скромно. — Без Сильвена с Тависом я никто.

Это было не совсем так, и Ивейн это прекрасно знала. Реван обладал властью над людьми, и первым это заметил в нем Кверон. Каждый день Реван какое-то время проводил с Сильвеном и троими своими последователями. Даже без всякого внушения со стороны Дерини, виллимиты свято верили, что Реван истинный пророк и способен творить чудеса.

И вид у него теперь был совершенно пророческий, в овечьей накидке, платье из небеленой шерсти, в сандалиях на босу ногу. С кожаного пояса свисала пара мохнатых фляг, а на сгибе локтя висел сучковатый посох из оливкового дерева.

И лишь все его старания отпустить библейскую бороду пошли прахом. Даже спустя целый год растительность на лице оставалась редкой и светлой, лишь слегка скрывая верхнюю губу и подбородок.

Зато она прекрасно оттеняла глаза — из светло-карих они делались порой золотистыми, излучая почти сверхъестественный свет. Каштановые волосы отросли до плеч. Тонкие руки были покрыты мозолями куда больше, чем когда он служил писцом и наставником в семье Туринов, но ногти были чистыми и ухоженными.

Торквилл не спеша смерил его взглядом и покачал головой, вновь встретившись с Реваном взглядом.

— Мне раньше почему-то казалось, все святые отшельники — старые, грязные и завшивленные. — Он смущенно хмыкнул.

Ревана это искренне позабавило.

— Но почему простота и святость непременно должны идти рука об руку с грязью? Вода будет играть важную роль в моем культе. Предполагается, что я и сам должен быть знаком с нею не понаслышке.

— Некоторые считают тщеславием заботиться о чистоте тела, — возразил Торквилл.

— А я бы сказал, что к своему телу должно относиться с уважением, ибо оно есть храм души. Если цель нашей жизни — обрести единение с Отцом Небесным, то почему же его немеркнущий Дух должен обретаться в грязном храме?

Лукавая улыбка Ревана оказалась заразительной, и Торквилл расхохотался от души.

— Тебе так просто не сбить его с толку, — сказала ему Ивейн, когда Дерини наконец утер выступившие от смеха слезы. — Конечно, это мы заставили его играть роль святого пророка, но прежде он был ученым. Мы с Райсом сами занимались с ним.

— Это заметно.

— Но, на самом деле, тебе еще только предстоит понять, насколько хорошо мы его обучили, когда услышишь его проповеди. Я не хочу лишать тебя радости первооткрывателя, так что не стану заранее рассказывать, с чем тебе придется столкнуться.

Затем, по просьбе Ивейн, Джесс отправил Торквилла обратно в Тревалгу, чтобы тот мог провести время с семьей; однако сам Джесс вскоре вернулся в убежище — ведь Сильвен был его старым и преданным другом. Поэтому он никак не мог пропустить прощальную службу, которую провели этим вечером в михайлинской часовне. Здесь, у алтаря, Сильвен, Тавис и Реван пришли испросить Божьего благословения для своей миссии.