Гибельное море (ЛП)

Тит указал на конкретный абзац.

«В: У вас есть прозвище?

О: Некоторые друзья называют меня Эйрин, смеха ради. Эйрин – богиня мира, а я изучаю искусство войны».

Иоланта почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Насколько она помнила, в первый раз видение пришло к принцессе Ариадне в день рождения принца, а во второй – всего за несколько часов до появления на свет Иоланты.

– Ты помнишь, что твоя мама делала во время второго видения?

– Да, – ответил Тит. – Она присутствовала при чьих-то родах.

При родах Эйрин. И та прочла дневник, то самое видение, которое, вероятно, не имело никакого смысла для принцессы, но в котором Эйрин узнала себя и своего ребенка, из-за чего и пошла на крайние меры, лишь бы убедиться, что Атлантида никогда не найдет ее дитя.

А Эйрин – это генерал Рейнстоун.

– Я проверил, – добавил Тит. – В то время Пенелопа Рейнстоун служила в личной гвардии моей матери, но через несколько недель ее перевели в Генеральный штаб Цитадели: она утратила мамино доверие.

Странно, но слышать подобное о ней было досадно. Наверное, потому, что Иоланта по-прежнему не могла до конца соотнести генерала с вероломной хранительницей памяти.

– У генерала нет детей. Ей бы пришлось таиться на протяжении всего срока беременности. И если она выдала своего ребенка за Иоланту Сибурн, то что сделала с ребенком Сибурнов, настоящей Иолантой?

– Раньше уже случалось, что женщина скрывала ото всех свою беременность. И она могла найти для малышки приемных родителей.

Настоящая Иоланта Сибурн родилась в Королевской больнице имени Гесперии в конце сентября, за два с половиной месяца до положенного срока. Она оставалась в больнице несколько недель, озабоченные родители навещали дочурку ежедневно и сидели возле нее столько, сколько могли.

После одного из таких визитов, возвращаясь домой в одолженной колеснице, они столкнулись в воздухе с гораздо бόльшим экипажем, набитым пьяными туристами. По словам учителя Хейвуда, Джейсон и Дельфина Сибурны умерли мгновенно.

В роковую ночь метеоритного ливня настоящей Иоланте Сибурн было шесть недель от роду, но она вполне сошла бы за новорожденную. И произошла подмена. Она исчезла… куда-то. А учитель Хейвуд воспитал ребенка генерала Рейнстоун как Иоланту Сибурн.

Тит снова подошел к справочному столу.

– Что ты ищешь?

– Записи Королевской больницы того времени. – Он просматривал различные журналы. – Ни слова о родах Рейнстоун. Однако кто-то оплатил лучшую родильную палату и потребовал полнейшей анонимности. Эта роженица даже не воспользовалась услугами больничного персонала. Но глянь-ка: через полчаса после рождения ребенка забрали в детскую и вернули матери лишь несколько часов спустя, на рассвете.

Когда девочку принесли обратно, это уже был другой младенец.

– А твой опекун приходил в больницу в то же время.

Тит подтолкнул толстый журнал записи посетителей к Иоланте. Она начала листать страницы; шелест отдавался в ушах неестественным грохотом.

Впервые учитель Хейвуд посетил детское отделение в сентябре, вскоре после того как родилась настоящая Иоланта Сибурн. В последующие дни он часто приходил, всегда указывая в качестве причины визита: «Подменить родителей, чтобы они смогли немного отдохнуть». После смерти Сибурнов он по-прежнему приходил несколько раз в неделю, чтобы «навестить осиротевшую дочь друзей».

В какой момент он начал действовать сообща с Пенелопой Рейнстоун, чтобы устроить подмену? С Пенелопой Рейнстоун, которая узнала, что случится с ее ребенком, потому как сунула нос в дневник видений принцессы Ариадны. Упомянул ли он мимоходом о том, что в больнице есть девочка-сирота, которую как раз собирались вверить заботам пожилого родственника, прежде никогда ее не видевшего? Не это ли стало источником вдохновения?

В последний раз учитель Хейвуд посетил больницу в ночь метеоритного ливня. Он отметился на входе в семь вечера и расписался об уходе часом позже. Однако рядом кто-то из персонала больницы добавил примечание, мол, в полчетвертого утра Хейвуда обнаружила охрана и выпроводила из здания.

Но времени на подмену у него было предостаточно.

– Я хочу поговорить с леди Уинтервейл, – сказала Иоланта.

Когда она появилась на чердаке лондонского дома Уинтервейлов, мать Ли чуть ее не убила. И не из-за того, что посчитала Иоланту злоумышленницей, вторгшейся в чужой дом, а потому что возложила на нее ответственность за потерю каким-то человеком чести.

Иоланта сбежала в полной уверенности, что женщина совершенно безумна. Но теперь, зная, что она по большей части пребывает в здравом уме, а приступами страдает лишь изредка, Иола увидела слова леди Уинтервейл в другом свете.

– Неплохая идея – она может знать больше, чем мы думали, – согласился Тит. – Я пойду с тобой.

Пять минут спустя они стояли в гостиной Виндзорского замка, куда ранее леди Уинтервейл перенесла Иоланту.

– Toujours fier, – произнесла Иола.

Долго ждать не пришлось – двери открылись, в гостиную вошла леди Уинтервейл и, заметив принца, склонила голову.

– Присаживайтесь, миледи, – предложил Тит.

– Благодарю, ваше высочество. Мне позвонить, чтобы принесли чай?

– Нет необходимости. Но мы будем рады, если вы сможете ответить на несколько вопросов моей подруги.

– Разумеется, ваше высочество.

– Не могли бы вы рассказать, миледи, – начала Иоланта, – почему я переместилась в ваш дом, когда покинула Державу?

– Ты незаконнорожденная дочь моего покойного мужа, – спокойно пояснила леди Уинтервейл, – и он пообещал по мере необходимости защищать тебя и заботиться о тебе.

В голове Иоланты загудело, словно после удара гонга. Тит выглядел почти ошарашенным.

Иола несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем смогла выдавить хотя бы звук.

– Я дочь барона Уинтервейла?

– Да.

«На смертном одре он попросил меня поклясться на крови, что я буду защищать тебя, словно дитя родное», – однажды сказала ей леди Уинтервейл. Стоило еще тогда догадаться. Ради кого еще мужчина просил бы о подобном, если не ради своей плоти и крови?

– И… – Собственный голос будто эхом отражался в голове Иоланты. – И вы также знаете, кто моя мать?

– Конечно же. Но я не произнесу имя этой женщины.

– Так… у них был роман?

Едва вопрос сорвался с губ, ей захотелось себя стукнуть. Само собой, у них был роман.

– Да, многолетний роман. Он продолжился, даже когда мой муж оказался в изгнании – они обычно встречались в «Кларидже», в Лондоне.

– А она изгнанница?

Это означало бы, что хранительница памяти – другая женщина, не генерал Рейнстоун.

– Нет, она слишком умна, чтобы участвовать в восстании. Когда Атлантида ограничила все мгновенные способы путешествий, она ухитрилась оставить несколько лазеек исключительно для себя.

«Ради тебя он потерял свою честь! – однажды бросила Иоланте леди Уинтервейл. – Ради тебя он уничтожил всех нас!»

– Вы поэтому сказали, что из-за меня он утратил честь?

Леди Уинтервейл вздернула подбородок на долю дюйма. И внезапно вместо осунувшейся изгнанницы перед ними предстала могущественная чародейка, исполненная чувства собственного достоинства.

– Я вышла замуж, прекрасно сознавая, что он никогда не будет хранить верность одной женщине. Но в то время я полагала, что на нем стоит печать величия, и гордилась статусом его жены. Увы, я ошибалась. В конце Январского восстания, когда исход стал очевидным, баронесса Соррен имела мужество поступить согласно своим убеждениям и, не дрогнув, пойти на казнь, но он не мог смириться с мыслью о расставании с жизнью. Все убеждал себя, дескать, должен жить, потому что ты, его дочь, когда-нибудь станешь величайшим стихийным магом на земле, и тебя следует защищать от сил Атлантиды. Хотя я никогда не понимала, с какой стати Атлантида должна тобой заинтересоваться. Видишь ли, он проснулся после пригрезившегося кошмара, в ужасе вопя об ангельской каре. Признания сыпались с его уст. Но спустя какое-то время я перестала обращать внимание на его слова, поскольку наконец осознала услышанное: в обмен на собственную жизнь он отдал Атлантиде мою кузину.