Страница 13 из 65
– Ты думал, что это я тебя ранила?
Его вопрос, кажется, позабавил.
– Тебе это пришло в голову только сейчас?
– А с чего бы мне раньше об этом думать? Я этого не делала.
Он вздернул бровь:
– Уверена?
Чародейка осеклась – ведь она и правда не могла знать наверняка. Зато могла вообразить себя мстящей за своего защитника. С другой стороны, его рана нанесена явно не силами стихий.
На что она и указала.
Юноша лишь фыркнул:
– Хочешь сказать, что не умеешь варить зелья?
А умеет ли? Но в памяти тут же начали всплывать всевозможные рецепты: очищающие настойки, отвар бельканто, эликсир света. Девушка потерла виски:
– А ты знаешь, почему нарядился немагом?
– Я мог быть изгнанником. Моя одежда куплена в Лондоне, в Англии, и я узнал улицу – она известна своими портными.
– Сэвил-Роу? – Название, к ее удивлению, само слетело с языка.
И к удивлению юноши тоже. Он подвинулся – и скривился от боли.
– Откуда ты знаешь?
– Когда ты сказал про улицу в Лондоне, известную портными, название тут же пришло в голову.
«А свое собственное имя вспомнить так и не могу».
– То есть мы сохранили приобретенные знания и умения, – размышлял он, – но не личные воспоминания.
Что подразумевало точные заклинания памяти. Для грубых, заставляющих забыть все подряд, достаточно желания; однако точные контакт-зависимы. Маг, который так аккуратно убирал воспоминания, должен был накопить много часов прямого физического контакта с жертвой, чтобы чары возымели силу.
Для большинства таких заклинаний требовалось тридцать шесть часов контакта; для самых сильных – семьдесят два. Если не считать младенцев, которых носят на руках родные, или любовные пары с их объятиями, маги просто не прикасаются друг к другу настолько часто, чтобы иметь возможность наложить контакт-зависимые чары. Конечно, были и обходные способы накопить требуемые часы, но вообще временной порог гарантировал, что многие потенциально опасные заклинания не будут использоваться как попало из-за мелких обид.
В данном случае, однако, этот порог вызывал неприятные подозрения: значит, память повреждена не врагом, а, вполне вероятно, кем-то, кого чародейка очень, очень хорошо знает.
Этот кто-то убедился, что она по-прежнему будет бояться Атлантиды. И тот, кто наложил заклинания памяти на юношу, сделал то же самое.
– Как ты... ты думаешь, мы друг друга знаем?
Он смерил ее долгим взглядом:
– Как ты думаешь, какова вероятность того, что два совершенно чужих друг другу мага окажутся посреди Сахары в нескольких шагах друг от друга, оба лишенные памяти?
Мысль о том, что их с этим юношей может связывать что-то важное, смущала.
– Но друзья мы или враги, еще предстоит выяснить, – добавил он. И проверив часы, осведомился: – Ну что, двинемся дальше?
Нелепо называть камень мягким, но порода, сквозь которую она прорубала туннель, несомненно, казалась мягче, ею было легче управлять.
Они продвигались быстрее, и стоило бы радоваться, но по мере приближения к границе круга на душе становилось все неспокойнее.
– Мы почти там, – сказал юноша. – Пять-десять саженей, не больше.
Чародейка остановилась.
– С тобой все хорошо? – спросил он.
– Тебе не кажется, что у нас слишком легко получилось?
– Что тебя беспокоит?
Она покачала головой:
– Не уверена. Но бронированные колесницы точно знали, где нас искать; естественно предположить, что солдаты, которые прочесывают круг, знают и о моей власти над стихиями. Они должны бы сообразить, что я могу пройти сквозь камень, и тем не менее ограничились прочесыванием песка.
– Я могу перескочить наверх и проверить.
– Не стоит, слишком опасно.
– Хочешь подождать здесь, посмотреть, что будет?
Она глядела на конец туннеля в локте от ее лица, будто прокопанный зверем со стальными костями.
– Нет. Ладно, давай двигаться дальше.
– Не стоит пренебрегать интуицией.
– Ну, другого способа выбраться отсюда нет, а дожидаться, пока что-нибудь случится, вряд ли разумно.
Камень начал ломаться, конец туннеля чуть-чуть отступил, потом еще немного – девушка снова воспользовалась магией стихий.
– Толкни нас вперед, – сказала она.
Через секунду-другую юноша сделал, как велено.
– Заклинания памяти, которые на нас наложили – весьма изощренные, не находишь? – спросила она, когда они продвинулись еще на пару шагов.
Раньше они помалкивали, пока чародейка дробила камень, чтобы не мешать ей сосредоточиться. Но сейчас ей нужно было отвлечься.
– И весьма противозаконные, – согласился ее товарищ по несчастью.
– Я не понимаю, зачем именно такие. С условием, чтобы мы как следует постарались не попасться в лапы Атлантиды. Разве не легче было позволить нам знать, почему это важно?
– Ты предполагаешь, что наложивший заклинания хотел нам помочь. – Юноша снова толкнул ее вперед. – Но если...
Глубоко внутри головы ударила боль, будто в череп вонзили горящий кол. И вопль, что чуть не оглушил девушку, оказался ее собственным.
Глава 8
Англия
Уинтервейл весь трясся. Губы его двигались, но бранился он или молился, понять было нельзя. А еще он постоянно оборачивался, оглядывался на нагоняющий его вражеский корабль.
Тит выругался. Пять минут назад, спроси его кто-нибудь, он бы ответил, что рискнет чем-либо только ради Фэрфакс. Но он не мог позволить Уинтервейлу так попасться в руки Атлантиды, не тогда, когда все происходит прямо у него на глазах.
Тит набрал в легкие воздуха. Однако прежде, чем успел сделать скачок, Уинтервейл обернулся и направил палочку на корвет.
Поверхность моря словно содрогнулась. Потом стала пугающе ровной, точно идеально натянутая на матрац простыня. А потом у Тита появилось страннейшее ощущение, будто море проваливается. Он не ошибся: появился водоворот, сильнейший поток закрутился вокруг центральной воронки.
Корвет, захваченный краем вихря, пытался выплыть из него. Но водоворот расширялся с пугающей скоростью, воронка все углублялась и расширялась, обнажая дно моря на сотни футов внизу.
Корвет упал в этот огромный кратер. Вода тут же прекратила крутиться, и вся ее разогнанная наружу вращением масса хлынула обратно, раздавив корвет своим весом и силой.
Тит, разинув рот, вцепился в железные перила балкона.
– Фэрфакс, на что ты там уставился? – послышался голос Купера. – Твоя очередь.
Фэрфакс! Водоворот вызван ею? Но она уже смотрела наверх, на него, по виду потрясенная ничуть не меньше.
– Бей, Фэрфакс, твоя очередь, – сказал Тит, напоминая ей, что нужно продолжать притворяться.
А сам вернулся в комнату и наложил свежее заклинание дальнозоркости. Перемещение такого большого количества воды вызвало сильные волны, шлюпку Уинтервейла кидало туда-сюда. Но он, казалось, ничего не замечал. Стоял, обхватив руками мачту, с лицом, мокрым от брызг – или от слез? И вид у него был не растерянный, а радостно изумленный, будто он точно знал, как появился водоворот, поглотивший его преследователей, но ему не верилось, что это действительно случилось.
Шлюпку подбросило на особенно большой волне. Следующая ее перевернула. Тит заскрежетал зубами и перескочил. Как и ожидалось, очутился он в ледяной воде Северного моря, холод впивался в тело словно осколки стекла.
Слепые скачки – парадоксально названные, потому что перескакивать вслепую приходилось с широко раскрытыми глазами, используя для направления визуальные ориентиры вместо личной памяти – отличала крайняя неточность. Тит мог появиться в версте от цели. К счастью, на сей раз он оказался всего в полусотне аршин от перевернутой лодки.
На поверхность вынырнул Уинтервейл, колотя руками и отплевываясь.
– Eleveris, – выкрикнул Тит, плывя к нему и не рискуя перескочить еще раз из страха оказаться только дальше.