Подробности войны

Майор Петренко (он примет полк после гибели подполковника Ковалева) заканчивал военную академию в Москве и уже видел себя полководцем.

Беляков, что погибнет под Карбуселью (там, где горел в танке поэт Сергей Орлов), учился в десятом классе в Семипалатинске и собирался летом уйти с экспедицией в Каракумы.

Красноармеец Порхневич (он потрясет всех своим отчаянным

броском в атаку после гибели агитатора майора Кулакова) жил в Минске и был на седьмом небе - у него только что родился второй сын.

Иван Васильевич Логунов (комбат) работал в МТС под Калинином и за два месяца до войны женился.

Зина (снайпер из роты связи) трудилась на почте в Кирове, изучала военное дело, имела все оборонные значки, которые только были в то время.

Война, казалось, все спутала и все перемешала. Но разве кому-то еще не известно, что пути людские пересекаются не случайно?! И вот все мы оказались вместе, в пехоте.

Я тоже всерьез прошел эту проверку огнем и кровью. Многомиллионная царица полей, которая несла самые большие потери в войне и переживала наибольшие трудности и лишения, стала на всю войну нашей семьей.

Мы были впереди всех. Мы видели врага лицом к лицу, глаза в глаза и сходились с ним грудь в грудь. Мы были тем острием клинка, которым наносят удар, той пулей, которую пускают в сердце врага.

Нашими глазами Родина с ненавистью смотрела на немецких оккупантов.

Отцы и матери, братья и сестры, жены, невесты и дети думали о нас, всем сердцем ждали победы и гордились тем, что мы - на фронте.

Мы все знали. Сколько положено хлеба и сахара в дневном пайке, хотя зачастую и не получали его. Сколько положено рубашек на год, хотя нередко забывали, когда нам меняли их. Мы твердо знали и никогда не сомневались в том, что враг будет разбит и победа будет за нами. Не знали только одного сколько каждому из нас оставалось жить.

Но вот все, о чем говорится в книге, обратилось в давно прошедшее время, и очевидцы один за другим уходят туда, откуда никто еще не возвращался. Неудержимое время, этот великий утешитель, стирает подробности войны, и в памяти человечества что-то мало-помалу предается забвению, кое-что переоценивается, а иное умышленно или невольно искажается.

И тот, кто не был там с нами, может подумать, что в войне действовали герои, имя которых история сохранила и которым народ воздал должное, и миллионы безвестных воинов, вклад которых в победу неравнозначен.

Я далек от того, чтобы хоть как-то унизить или развенчать героев войны. Это было бы несправедливо, да и невозможно сделать. Народ и правительство оценили их. Я хочу лишь возвеличить миллионы тех неизвестных, памятники которым на братских могилах сейчас модно ставить повсюду. Показать, что между героями и многомиллионной массой тружеников войны не было пропасти.

Я хочу поклониться пехоте, тем солдатам и командирам, которые тысячами погибали в траншеях и в открытом поле или чудом уцелели. Тем, которые живы поныне или уже ушли от нас, которые не были в свое время ничем особенным отмечены, но выполнили свой долг безропотно и до конца, проявив, как принято говорить, коллективный героизм.

Я хотел бы показать, что это была не безликая масса, действующая по приказу: у каждого из них было собственное имя, неповторимый облик, свой особый внутренний мир - с мыслями, чувствами, надеждами и волей, своя необыкновенная биография.

Каждый из них любил, ненавидел, думал, радовался, страдал. И не было в мире другого точно такого же человека. О каждом из них можно было бы написать книгу: и вклад в победу, и жертвы, и муки каждого были столь же значительны, как вклад в победу, и жертвы и муки тех избранных судьбой, чьи имена сохранила история.

Многие миллионы бойцов не дошли до Берлина, но это не вина, а беда их. И все равно, я уверен: в победу каждый внес свою долю. И солдат, штурмовавший рейхстаг, и боец, принявший на себя первый удар гитлеровской военной машины.

Когда я смотрю документальные фильмы военного времени, я вглядываюсь в кадры и надеюсь увидеть тех, кто был со мной на войне. Я с восторгом гляжу на солдат-победителей, возвращающихся из освобожденной Европы, и до сих пор мне невольно кажется, что это мои солдаты, мои товарищи по оружию, которые не щадили ни крови, ни самой жизни для достижения победы над врагом. И мне все больше кажется, что я узнаю их, моих фронтовых друзей..,

Идет неумолимое время, и вот этот настоящий герой войны, маленький человек из многомиллионной пехоты, особенно дорогой мне, песчинка в пустыне войны, затерявшийся в воюющей массе людей, теперь в моей душе - как лучшее украшение ее прошлого, настоящего и будущего.

Я не хочу вызывать жалости к моему "обыкновенному" герою. В то время мы видели много горя, но никогда не чувствовали себя несчастными. Героизм был привычным явлением, потому мы не замечали и не ценили его. Казалось, так и должно быть. Зато сейчас, вспоминая о своих друзьях, о простых, незаметных людях, об истинных тружениках войны, я испытываю гордость оттого, что был среди них в то тяжелое для Родины время.

СТУДЕНТЫ

Надо же было такому случиться, чтобы в первые дни пребывания на фронте встретил Антонова...

Утром я прибыл в сводный батальон и принял пулеметный взвод, а вечером мы выдвинулись в район, который должны были удержать. Комбат взошел на пригорок, посмотрел на запад, откуда ожидались немцы, и мысленно прикинул, где какую роту расположить. Он был деятельным, наш комбат, и воевал уже второй месяц.

- Позовите ко мне Антонова! - крикнул он. Связные не знали Антонова, поэтому он с раздражением пояснил:

- Ну этого, студента из седьмой роты...

Студента из седьмой роты, оказывается, знали.

Антонов вскоре подбежал. Конечно же, это был он, наш Алексей Антонов, я его сразу признал. Маленький, нескладный, кривоногий и широкоплечий, он энергично сбросил с ремня винтовку, стукнул прикладом о носок ботинка и стал в ожидании. Я обрадовался, но не подал вида. Хотелось подшутить.

- Вот, студент, дела какие, - заговорил комбат, - лейтенант Гаврилов заболел. Придется тебе ротой командовать - средних командиров не хватает. Так вот, слушай задачу: твой участок - отмеряй по сто метров справа и слева от шоссе и окапывайся. Имей в виду: дорогу надо оседлать насмерть. Возможно, пойдут танки. А у нас, как видишь, нет таких средств, чтобы их остановить. Ты их пропускай, а пехоту бей нещадно. Понял?

- Понял.

- За правый фланг не беспокойся. Немцы туда не полезут. Там болото и лес, куда к черту! А слева от тебя - вот он, Перелазов, - комбат указал на меня, - с ним связь держи крепкую.

Антонов повернулся ко мне и дернулся.

- Ефим! - выкрикнул он. - Я тебя не узнал! Мы заключили друг друга в объятия.

- Земляки, что ли? - спросил комбат.

- В одном институте учились, - ответил я.

- Во, молодцы! - изумленно воскликнул комбат и сразу решительно и твердо распорядился: - Ну по местам, ребята. Окопаетесь, тогда будет время поговорить. Да и вообще, война не сегодня кончится. Успеете...

Антонов поспешно отошел от комбата, и вскоре над перелеском разносился его звонкий, по-детски чистый, требовательный и капризный голос:

- Седьмая рота, выходи строиться. Быстр-р-ро! Седьмая рота, строиться!

Я ушел к своим.

Всю ночь батальон окапывался. Мерзлый грунт не хотел поддаваться ни лопате, ни лому. Больше никакой механизации в батальоне не было. Самым трудным оказался асфальт на шоссе. Но все-таки к рассвету и через шоссе прошла траншея, и весь личный состав укрылся в земле. Тогда Антонов подбежал ко мне. Он снова бросился обниматься и спросил:

- Ты давно здесь?

- Второй день.

- Смотри, как повезло... Будем вместе. Я тоже недавно, в боях пока не участвовал.

Зная, как важно это для него, я спросил:

- Что Соня? Пишет?

- Одно письмо получил,

- Какие новости?

- Ничего особенного. Пишет, что рада моему письму, что желает мне добра.