Страница 11 из 31
Кристина пожала плечами.
— Мне нравится Лос-Анджелес,— Эмма ухмыльнулась.— Ты точно уверена, что не хочешь посмотреть страшное кино и поесть мороженое?
Эмма глубоко вдохнула. Она вспомнила, как Джулиан сказал ей, что когда на него наваливается слишком много всего, он представляет определенные ситуации и чувства, убранными в закрытую коробку.
«Спрячь их подальше», - говорил он, - «И они не будут тебя волновать. Их не будет»
Сейчас всё, во что она была погружена мыслями - тела, найденные в переулке, Себастьян Моргенштерн, Конклав, разрыв с Кэмероном Эшдауном, необходимость ответов, злость на весь мир после смерти родителей, сильное желание увидеть Джулиана и остальных – все это она поместила в воображаемую коробку и закрыла её на замок. Она спрятала эту коробку недалеко, там, где бы могла спокойно её найти, где она смогла бы её найти и снова открыть.
— Эмма? — С тревогой позвала Кристина.— Ты в порядке? Выглядишь так, словно тебя сейчас вырвет.
Закрыв воображаемую коробку на замок, Эмма отложила её, вернувшись в реальность, она улыбнулась Кристине.
— Мороженое и плохое кино звучит заманчиво,— ответила Эмма.— Пошли.
Небо над океаном было в красных полосах заката.
Эмма тяжело дышала, её сердце колотилось в груди – она заканчивала свою прогулку.
Обычно Эмма тренировалась в обеденное и вечернее время, делая пробежку рано утром, но сегодня она проснулась поздно, так как они с Кристиной не спали почти всю ночь. Весь день она отчаянно приводила всё в порядок: звонила Джонни Руку, чтобы упросить ещё подробности об убийцах, добавила записки на стену и с нетерпением ждала Диану, чтобы показаться перед ней. В отличие от большинства наставников, Диана не жила в Институте с Блэкторнами – у неё был свой дом в Санта-Монике. Технически, она не должна была присутствовать в Институте весь день, но Эмма отправила ей, по меньшей мере, шесть сообщений. Может, семь. Кристина отговорила ее от отправки восьмого и предложила пойти побегать, чтобы избавиться от тревожного чувства. Эмма наклонилась вперёд и положила руки на согнутые колени, пытаясь восстановить дыхание.
Пляж был практически пустым, за исключением нескольких парочек примитивных, завершающих свою вечернюю прогулку и двигающихся в сторону машин, припаркованных возле дороги. Ей было интересно, сколько миль она пробежала туда-сюда за время жизни в Институте. Пять миль каждый день. Это происходило после, по крайней мере трех часов в тренировочном зале.
Половину шрамов на своем теле Эмма нанесла сама, когда училась падать со стропил, расположенных на большой высоте, когда учила себя терпеть боль и даже ходила босиком по битому стеклу.
Самый отвратительный шрам был у неё на предплечье, можно сказать, что в каком- то смысле она сама его нанесла. Кортаной. В тот день, когда её родители погибли. Джулиан вложил клинок в её руки, и она махала им, несмотря на кровь и боль, плача, когда меч резал её кожу.
Клинок оставил такую белую линию на руке, что она иногда стеснялась носить платья без рукавов или топы. Ей было любопытно, интересовались ли другие Сумеречные Охотники, которые глазели на неё, откуда взялся этот шрам. Джулиан – единственный, кто никогда не присматривался.
Она выпрямилась. На том месте, где океан соединялся с небом, она видела Институт, весь из стекла и камня, возвышающийся над пляжем. Она видела верхушку чердака, принадлежавшего Артуру и даже темное окно своей спальни. В которой она беспокойно спала сегодня, видя мертвого примитивного, метки на его теле, знаки на телах своих родителей. Она попыталась представить, что бы она сделала с теми, кто убил их. Какое количество физической боли она могла бы причинить им, чтобы компенсировать все то, что она потеряла. Джулиан тоже был во сне. Она точно не знала, что ей снилось, но когда она проснулась, его точное изображение было у неё в голове – высокий, стройный Джулс с его темно-коричневыми локонами и поразительными сине-зелеными глазами. Его тёмные ресницы и бледная кожа, его привычка грызть ногти в минуты волнения, его уверенное обращение с оружием и очень уверенное обращение с красками и кистями. Джулиан, который завтра будет дома. Джулиан – тот, кто точно поймет её чувство, она искала разгадку смерти своих родителей. Как теперь, когда она нашла эту разгадку, мир внезапно стал казаться полным из-за неизбежной ужасающей возможности.
Она вспомнила, как Джем, бывший Безмолвный брат, который возглавлял её церемонию парабатаев, сказал о том, что Джулиан значит для неё. Это было выражение на его родном китайском языке: «…» – тот единственный, кто понимает твою музыку.
Эмма не умела играть ни на одном музыкальном инструменте, но Джулиан понимал её музыку. Даже музыку мести.
Со стороны океана двигались темные облака. Собирался дождь.
Стараясь выкинуть Джулса из головы, Эмма снова побежала, стремительно направляясь в гору по грунтовой дороге, ведущей к Институту. Приблизившись к зданию, она остановилась, приглядываясь. Мужчина спускался со ступенек. Он был высок и худощав, одетый в длинное пальто вороного цвета. Его волосы – короткие и седые. Обычно он одевался в черное, Эмма подозревала, что от этого брала название его фамилия.
Джонни Рук не был магом, даже несмотря на его странное имя.
Он был чем-то другим, или даже кем-то. Его глаза расширились, когда он её увидел. Она разогналась, догоняя его прежде, чем он мог метнуться в сторону дома, подальше от неё. Она остановилась перед ним, перегораживая ему путь.
— Что ты здесь делаешь? - Его необычного цвета глаза метались вокруг, ища путь к отступлению.
— Ничего. Решил заглянуть.
— Ты что-то сказал Диане о моем походе на Теневой рынок? Если да, то... — Он выпрямился.
Что-то странное читалось на его лице, в его глазах; взгляд казался опустошенным, будто что-то ужасное случилось с ним в молодости и теперь скребло его душу.
— Ты не глава Института, Эмма Карстаирс, — произнес он. — Информация, что я дал тебе, была ценной.
— Ты обещал молчать!
— Эмма, — её имя было произнесено твердо и некой с точностью, свойственной лишь одной женщине. Эмма с ужасом повернулась, дабы глянуть из-под опущенных ресниц на Диану, наблюдающую за ней с верхней ступени. Вечерний ветер развевал слишком кудрявые волосы. Она была одета в длинное элегантное платье, что придавало ей еще больше величественности. Помимо этого, Диана выглядела полностью и окончательно разъяренной.
— Кажется, ты получила мои сообщения, — тихо констатировала факт Эмма. Реакции не последовало.
— Оставь в покое мистера Рука. Нам нужно поговорить. Ровно через десять минут в моем офисе, — сообщила Диана.
Она развернулась и направилась в Институт. Эмма бросила на Рука свирепый взгляд, полный неподдельной ярости.
— Наши сделки должны оставаться тайной, — с тяжестью в голосе напомнила она, тыкая своим указательным пальцем ему в грудь. — Может, ты и не обещал держать свой рот на замке, но мы оба знаем, что люди хотят от тебя, чего они ждут. - Уголки его рта немного приподнялись.
— Не пугай меня, Эмма.
— Ну, должен же кто-то это делать.
— Вот что смешного в том, что ты нефилим, — проговорил Рук. — Ты знаешь о Нижнем Мире, но не живешь в нем. - Он слишком близко поднес губы к ее уху. Когда Рук заговорил, от его дыхания волосы на шее Эммы встали дыбом.
— В этом мире есть более пугающие вещи, чем ты, Эмма Карстаирс.
Девушке удалось вырваться, она развернулась и побежала обратно в Институт.
Через десять минут Эмма стояла перед столом Дианы, капли дождя стекали с все еще влажных волос на одежду. Офис Дианы все же находился в Институте, хоть она и не жила там. Это комфортная угловая комната с видом на шоссе и море. В сумерках Эмма смогла разглядеть вытянувшуюся траву, окутанную синей тенью по краям и прибрежные заросли полыни. Дождь начал с новой силой барабанить по стеклу. Кабинет был практически лишен какого-либо особого стиля и декора. На столе стояла фотография высокого мужчины, обнявшего маленькую девочку, которая была копией Дианы, несмотря на свою молодость, но в отличии от нее, светилась от счастья, а на устах играла бесконечная улыбка. Они стояли перед магазином с вывеской: «СТРЕЛА ДИАНЫ». Вот ирония. Чтобы хоть как-нибудь украсить комнату, она расставила на подоконнике неизвестные девушке цветы, в прочем, не особо её это и интересовало. Диана сложила руки на столе и стала разглядывать Эмму.