Страница 13 из 18
АВТОР НЕИЗВЕСТЕН.
ДОБРО.
Добро должно быть в камуфляже
С винтовкой, мордой в чёрной саже,
С мешком гранат и топором.
Его узнаешь ты по берцам
Огню в глазах, что греет сердце -
Ты не шути с таким добром.
Оно, злодея сон тревожа,
В асфальт его лицом положит,
По почкам берцами наддаст,
Приклад в затылок всадит грубо
И надругается над трупом,
Косясь при этом и на нас.
Тебя же, юный мой читатель,
Покоя мирный почитатель,
Прошу беречься от беды:
Состроив пострашнее рожу,
Добра не бойся - будь им тоже,
Пополни светлые ряды!
ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПЕСКОВ
Кто умер рабом, тот не жил никогда.
Кто истинно жив, никогда не умрёт.
Мы верим: Великих Традиций Звезда
На небе полуночи скоро взойдёт.
Умершим в удел достаются гробы.
Живые наследуют солнечный Трон.
И только живых собирает в ряды
Полярной Звезды штурмовой легион.
Автор неизвестен. Живые.
САХАРА. ПРИМЕРНО III ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ ДО НАШЕЙ ЭРЫ.
Песок, ветер и солнце превратили деревья в странную субстанцию, весом, цветом и видом похожую на кость - словно десятки скелетов фантастических существ, умерших здесь, посреди пустыни, остались навечно тянуть тонкие кости к небу. Некогда величественные, сейчас они вызывали смутную жалость, и непонятно было, почему драгоценное в пустыне дерево обходят стороной кочевники.
Когда-то здесь шумел лес. От него давно ничего не осталось... но и в том лесу исполинские серебряные ясени выделялись наособицу, отдельной рощей. Даже теперь то, что от них уцелело, сопротивлялось времени. Смерть в некотором роде подарила им бессмертие... но никогда больше не быть на их ветвях серебристой листве, не цвести золотистым цветам. Лишь песок бесконечно шлифует их, да ветер поёт среди голых сучьев печальную песню о тех, при ком впервые расцвели золотые цветы.
Их больше нет. Под барханами уже не только они - но и те, кто пришёл позже - и о ком живущие ныне и знать не знают ничего, считая время крохами своих жизней, веруя в причудливую смесь сказок и превратившейся в легенды былой действительности. Когда поёшь у их костров - кажется, что они вспоминают... что они вот-вот вспомнят... но это только тень памяти, это крыло Синей Птицы, краем мелькнувшее в их глазах - не настоящая память.
Проснись в них настоящая - и года не устояли бы мерзкие государства-упыри, вольготно разлёгшиеся, как гады в болоте, в долинах тёплых медленных рек. Государства, родившиеся в расчётчиках Врага, покорные и послушные ему. Это был бы великий ураган, очищающий ветер, развеявший в клочья муть, повисшую над Землёй!
Но этого нет. И этого уже, верно, не будет.
Их мир - серебряные ясени в пустынных песках, которые бессильно охраняют тень былого величия, но которые - всё равно мертвы.
Мир-ловушка, мир-обман, погубивший сперва его народ, а сейчас губящий людей.
Кони переступали в песке сильными ногами, неся всадников среди деревьев; их хозяева казались неясными промельками за голыми ветками. Сверкали серебром широкие наконечники тяжёлых копий. Кони закидывали головы, оседали на задние ноги, спуская по склонам барханов тихо звенящие лавины песка. Солнце поднималось над горизонтом багровым шаром, нет - плоским диском, похожим на раскалённый чеканный щит, какие носят западные племена, кочующие ныне по землям великих некогда Лейвена и Немеда.
Вот тут стояли города - среди рощ и рек. Вот тут мчались по ровным прямым дорогам скоростные повозки без лошадей. Теперь - только песок и чудовищно, невыразимо древняя роща мёртвых деревьев в низине. И племена дикарей - потомки тех, кто когда-то... когда-то...
...Вязнут в сыпучем песке сильные конские ноги. Гаснут в небе звёзды, и не найти среди них взглядом ту, ту, единственную, давно потерянную - она невыразимо далеко...
...О Валимар!
1.
Эльф сидел на вершине бархана - скрестив ноги и опершись локтями на колени - подбородок на ладонях. В глаза переливался звёздный свет, и со стороны юноша казался высеченной из чёрного камня статуей.
- Спать он собирается, или нет? - поднявшись на ноги, Блин вытирал руки промасленной тряпкой.
- Да он вообще странный бывает, - отозвался Рыжий, с усилием натягивая снова тент на джип.
- Самому мне надо было идти, - неожиданно сказал Блин.
- Ягуар справится, - успокоил его Рыжий. - Не волнуйся ты, что тут... Да и вообще - охотничью команду не надо путать с суицидом. Работа как работа, служба, как служба.
- Идут! - окликнул от люка дежуривший Волк.
- Ну вот видишь, - кивнул в ту сторону Рыжий, - и нормально всё. Сам всего не сделаешь, даже если ты - командир... особенно - если ты командир.
Первым из люка вылез Тиль, следом - Кутюрье, последним - Ягуар. Он тяжело отдувался, словно долго лез в гору, потом уселся в песок и сообщил:
- Всё точно. За три километра отсюда водозаборные трубы уходят в стену. Поставлены явно не так давно... Может, и не аэродром, но что-то, для чего нужна уймища воды.
- Направление? - тут же спросил Блин.
- Покажу верхом, я не заблужусь, - Ягуар рубанул рукой ночное пространство. - Но вот как дальше от труб... может, они там тянутся...
- Дальше будет дальше, - отрезал Блин. И скомандовал: - По машинам!
2.
Рыжему не нравился Блин-человек, но Блин-командир действовал решительно и быстро на протяжении всего рейда. А поскольку неприязнь к человеку была вызвана опасением, что он окажется негодным командиром, то неприязнь эта стала и вовсе таять. Тем более - если едешь с ним в одной машине, спишь рядом на сиденье, а просыпаясь - берёшь руль, тёплый от его рук.
И всё-таки - до откровенностей было далеко. Поэтому и ехать - скучно. Хоть и вода теперь есть, и определённая надежда, и цель впереди, но не было того, что ценят солдаты на войне - задушевной беседы.
Очевидно, Блин думал о то же самом и тоже испытывал одиночество. Рыжий не мог читать мысли - иначе удивился бы, насколько угадал. Новый командир конечно очень переживал, что не наладил контакт с командой - да ещё не по объективным причинам каким-то, а просто потому, что группа хранила верность прежнему командиру. Кроме того - Олег был сильной во всех отношениях личностью, склонной к рассчитанным авантюрам - и тянулся к таким же людям. И Рыжий был такой... да и остальные, впрочем - тоже, другие в охотничьи группы не попадают.