Хозяйка Англии

– Никто не смеет указывать, что я должен делать! – обозлился Жоффруа.

«Жена», – с горечью подумал он. Как ни странно, ему не хватало Матильды. В нем существовала потребность быть победителем, а отъезд супруги лишил его триумфа. Жоффруа мечтал покорить ее и носить на перчатке как прирученного ястреба. Он хотел, чтобы ему завидовали другие мужчины, видя, как императрица исполняет любые его желания и приказы. Элис ему наскучила, потому что была всего лишь глупой садовой птичкой, нацепившей на себя павлиньи перья, зато Матильда настоящая. И Жоффруа оказался в тупике. Настаивать на расторжении брака он не мог, потому что тогда настроит против себя Генриха Английского и потеряет королевство и герцогство, которые рассчитывал получить после смерти Генриха. Если он хочет власти, то должен принять сучку обратно.

Элис пролепетала льстивым голоском:

– Хотя бы дождитесь, когда родится ваш сын, милорд, или пошлите кого-нибудь другого вместо себя помолиться святому.

Жоффруа метнул на нее раздраженный взгляд и сжал губы. Дочка продолжала реветь, и, потеряв терпение, граф взмахом приказал няне унести ее. Когда женщина покидала комнату со своей извивающейся краснолицей подопечной, ей навстречу вошел лакей и поклонился господину:

– Сир, прибыл гонец из Англии с письмами от короля Генриха.

– Проводите его в мои покои, – распорядился Жоффруа. – Я поговорю с ним наедине.

– Сир. – Лакей снова поклонился и ушел.

Жоффруа щелкнул пальцами, подзывая любимого пса Бруина, и покинул придворных и разобиженную любовницу. В одиночестве он поднялся по лестнице на верхний этаж в свои покои, где обычно занимался делами. Пергаментные свитки и книги счетов теснились на открытых полках. На полу стоял книжный сундук, заполненный доверху томами религиозного и светского содержания. Перед мягкой скамьей удобно расположился пюпитр. Жоффруа любил эту комнату. Все в ней напоминало ему об отце, потому что раньше они часто работали здесь вместе, решая проблемы графства. Он даже повесил на крючок у двери старую мантию отца, чтобы казалось, будто тот где-то рядом.

Посланец Генриха привез письма, но устно его ничего не просили передать, помимо обязательных приветствий. Жоффруа отпустил его и уставился на скрепляющую пергамент печать Англии из коричневого воска с красно-зеленым плетеным шнуром. Наконец он взял со стола ножик для заточки перьев и взломал ее. У его ног собака плюхнулась на пол и со вздохом опустила голову на вытянутые передние лапы.

Начиналось письмо обычной формулировкой: Генрих, милостью Божьей король Англии и герцог Нормандии, приветствует тебя. Само послание, написанное рукой писца, состояло из перечня условий, которые должен выполнить Жоффруа для того, чтобы Матильда вернулась к нему. У Жоффруа засосало под ложечкой. Генрих не знает, чего просит, хотя ему следовало бы знать. Старик, думал Жоффруа, потакает любимой дочери и оттого поступает неразумно. Он перечитал письмо и снова не мог поверить тому, что видели его глаза.

Чтобы ей оказывали почет и должное уважение в ее дворцовых покоях, чтобы ей дали слуг, которых она сама выберет. Чтобы Элис из Анжера запретили появляться при дворе и в любом другом месте, где может пребывать императрица…

Жоффруа опустил кулаки по обе стороны пергамента.

– В своем графстве я буду поступать так, как сочту нужным! – зарычал он.

Чтобы императрица сама распоряжалась своей челядью. Чтобы ей было дозволено самой отправлять и получать любые письма…

От этих слов у него закололо сердце. Как он сможет доверять ей, если не будет знать, что она пишет?

Чтобы на людях, торжествах и публичных церемониях к императрице обращались уважительно. Чтобы повсюду ей выделяли отдельные покои и сопровождали дамы по ее выбору. И чтобы ты, Жоффруа, никоим образом, никогда не причинял ей никакого вреда, если только так не повелит церковный суд…

Жоффруа так сжал челюсти, что заболело все лицо.

И так продолжалось пункт за пунктом. Что Жоффруа отвечает за благополучие Матильды перед самим Генрихом, что к ней следует относиться как к дочери короля… Со своей стороны, Генрих проследит за тем, чтобы бароны вновь принесли Матильде клятву верности, а также внушит дочери, что она должна быть хорошей женой и подчиняться мужу.

И если все эти условия ты выполнишь, я буду счастлив иметь тебя своим зятем.

Жоффруа смял пергамент в кулаке и бросил комок в стену. Он-то не был счастлив, прочитав это послание. Подразумевалось, что король мудр, однако слова эти могли принадлежать только глупцу. Увы, этого глупца приходится слушаться.

Быстрым шагом Жоффруа вышел из своих покоев, потому что ему требовалось место, чтобы излить гнев. Бруин, вывалив язык, тут же побежал вслед за ним. Он был собакой, его вера и послушание не нуждались ни в каких условиях.

– Собака лучше, чем жена, – пробормотал Жоффруа и крикнул, чтобы оседлали его лошадь.

Быстрая скачка принесет ему ощущение свободы, пусть иллюзорное.

– Все решено, – известил Генрих, – ты возвращаешься к мужу. Он согласился исполнить все условия, которые я поставил ему от твоего имени.

Он вручил ей листы пергамента, что держал в кулаке, испещренном старческими пятнами.

У Матильды упало сердце. Здесь, в Руане, она провела счастливейшие дни с тех пор, как покинула Германию. Ее покои были удобны, духовную пищу она получала в аббатстве Ле-Бек. Здешние обитатели уважали ее, и жизнь текла гладко, без потрясений. Она молилась о том, чтобы брак признали недействительным, но теперь, когда Жоффруа доказал плодовитость своего семени, породив дочь, надежды на аннуляцию почти не оставалось.

Еще Матильда рассчитывала на то, что Жоффруа официально отречется от нее и сам попросит о том, чтобы их брак расторгли. Очевидно, он посчитал, что будет выгоднее сохранить их союз. Она перечитывала слова, составленные регламентированным языком писцов. Внизу висела печать Жоффруа с его портретом, выдавленным на воске. По крайней мере, у нее будет собственный мирок из приближенных и слуг, и это будут люди, которых подберет она сама, и все-таки выбор делает не она.

– Но возвращаешься не сразу, – уточнил отец. – Кое-кто из епископов и баронов жаловался, что клятва, которую они принесли тебе в Вестминстере, недействительна, потому что твой брак не согласовали с советом, как должно. Я хочу, чтобы до твоего отъезда в Анжу все заново поклялись тебе в верности. Ты поедешь со мной в Англию, и все пройдет по закону.

– Кто именно жаловался? – Но Матильда и сама догадывалась. – Солсбери?

Ее отец кивнул.

– Как и следовало ожидать, – бросил он. – А что бы он ни сказал, ему вторит епископ Илийский. И еще Галеран де Мелан должен принести клятву, поскольку теперь его освободили из тюрьмы.

Матильда заметила, что отец сжал кулаки. Он всегда опережал соперников на ход или два. Его первым оружием была дипломатия, но обычно он подкреплял ее угрозами и силой.

– А блуаская родня? – спросила Матильда. – Я слышала, вы дали кузену Генриху епископский престол Винчестера.

Король пожал плечами:

– Он способный распорядитель и хорошо послужит тебе, когда придет время. Стефан и Тибо – твои двоюродные братья, и жена Стефана приходится тебе кузиной. Подкармливая, мы заручаемся их поддержкой. Я не предвижу никаких трудностей с тем, чтобы уговорить их повторно поклясться тебе.

– Но сдержат ли они эту клятву? Вы сейчас заставите всех повторить присягу, но это только чтобы соблюсти закон. Или вы пытаетесь дважды связать людей обетом, поскольку боитесь, что они могут нарушить его?

Его лик потемнел.

– Никто не смеет обманывать меня! – отрезал Генрих. – Никто не нарушит слово, данное мне. – Костяшки его пальцев побелели, а тяжелым взглядом он дал понять дочери, что последняя фраза относится и к ней. – Ты родишь мне здоровых внуков, которые унаследуют от меня королевство и будут править под моим присмотром, а после под твоим и при поддержке родственников, если понадобится.