Страница 3 из 7
Отец не скрывал, что разочарован в ней, но Лиззи привыкла, что не соответствует ожиданиям других людей. Ее мать мечтала о веселом, жизнерадостном ребенке, но Лиззи была застенчива и необщительна. Ее отец хотел сына, а не дочь. Даже жених оставил ее ради женщины, более пригодной на роль жены фермера, чем Лиззи. Со временем она поняла, что не стоит кому-то что-то доказывать. Надо просто делать свою работу и не задумываться, как реагируют окружающие. Ее день начинался просто: насыпать зерна курам, собрать яйца. Потом она задавала Герою корм, купленный на собственные деньги, которые зарабатывала, обслуживая посетителей за стойкой деревенского бара по субботам. За работу на ферме Лиззи не получала ни копейки. Как она могла распоряжаться скудными доходами хозяйства, если банковские сборы все время росли? Содержание фермы, корм, горючее – все стоило денег, которые приходилось брать в долг. Лиззи с ужасом ожидала очередного предупреждения из банка.
Она погрузила на трактор бочку с удобрениями, чтобы раскидать в поле, и выехала со двора до того, как отец успел пожаловаться, что она не укладывается в график весенних работ. Арчи прыгнул в кабину и уселся рядом с ней, свесив язык и часто дыша. На нем был потертый кожаный ошейник, в котором Лиззи подобрала одиноко бродившего вокруг фермы грязного, истощенного пса. Она подозревала, что от собаки просто избавились. Дорогой в прошлом ошейник предполагал, что когда-то пса любили и заботились о нем, а потом он стал не нужен, вероятно, когда умер хозяин.
Первое время Арчи во всем подражал стареющей фермерской овчарке Шепу, проявляя чудеса понятливости и перенимая опыт старой собаки. Когда Шеп умер, Брайан Уитейкер вынужден был признать, что Арчи прекрасно справлялся с обязанностями овечьего пастуха. Лиззи обожала лохматого помощника. Ночью он спал у нее в ногах и позволял ласково трепать себя за уши, когда ей было тоскливо.
Лиззи возвращалась на ферму за новой порцией удобрения, когда заметила низкую блестящую черную машину, свернувшую с главной дороги на ведущий к дому проселок. Она нахмурилась, не представляя, что могло понадобиться водителю дорогого лимузина на ферме, кроме, может быть, свежих яиц, которые она продавала. Остановив трактор у забора, она соскочила на землю, подхватила Арчи и наклонилась, чтобы отпустить пса.
Так Чезаре впервые увидел Лиззи. Она подняла голову, когда машина затормозила, поравнявшись с ней. Несмотря на нищенскую одежду женщины, Чезаре отметил ее бледную, похожую на тонкий фарфор кожу и глаза цвета яшмы. Он медленно, глубоко вздохнул.
Замешкавшийся водитель сразу был атакован разъяренной собакой, скорее напоминавшей грязный клубок шерсти на коротких ножках. Пока хозяйка усмиряла пса, Чезаре выпрыгнул на дорогу, не дожидаясь, пока шофер откроет ему дверь. Тяжелый запах навоза ударил в ноздри. Полученный на производстве опыт заставил его сразу задержать дыхание и не спеша принюхаться – не исходит ли запах от девушки. Когда отец сообщил, что семья Уитейкеров была беднее грязи, он не шутил. Фермерский дом ничем не напоминал живописный сельский коттедж с кустами роз перед окошками: крыша просела и почернела от дождей, окна перекосились, с двери облезла краска.
– Вы хотели спросить дорогу? – вежливо поинтересовалась Лиззи у высокого, темноволосого незнакомца, легко выпрыгнувшего с заднего сиденья лимузина.
Чезаре уставился прямо на ее пухлые розовые губы. Его приятно удивили три неожиданных открытия: у мисс Уитейкер была нежная кожа, прекрасные глаза и рот, наводивший на мысль о греховном искушении, против которого Чезаре не мог устоять. Он знал свой горячий темперамент и регулярную потребность в сексе, поэтому не заблуждался по поводу непростительных слабостей.
– Дорогу? – переспросил Чезаре, отвлекшийся на собственные мысли. Вопрос застал его врасплох, поскольку он все еще оценивающе изучал невысокую, стройную фигурку девушки, угадывающуюся под замызганным жакетом, надетым поверх старого комбинезона. Из-под вязаной шапки на него смотрели огромные глаза с таким изумлением, словно он выскочил из космического корабля.
Одного взгляда на незнакомца было достаточно, чтобы Лиззи потеряла дар речи. Он был неподражаемо прекрасен, от блестящих густых черных волос и глубоко посаженных глаз цвета темного шоколада до сильного упрямого мужского подбородка. Ей никогда не доводилось видеть такого красавца, и она смутилась, как робкая школьница.
– Я подумала, что вы заблудились, – тихо пояснила Лиззи, не решаясь перевести дыхание под прямым взглядом глаз, отливавших золотом в неровном свете весеннего солнца. На секунду ей показалось, что она тонет, и тогда она тряхнула головой, заставляя себя вернуться к реальности. Однако щеки порозовели от странного возбуждения.
– Нет, я не заблудился. Ведь это ферма Уитейкеров?
– Да, я Лиззи Уитейкер…
«Только британцы могут сократить красивое имя Элизабетта до плебейского Лиззи», – с раздражением подумал Чезаре.
– Я Чезаре Сабатино.
Зеленые глаза удивленно расширились. Иностранное имя было непривычным для уха.
– Простите, не поняла…
Его чувственный рот скривился.
– Ты не говоришь по-итальянски?
– Может, знаю несколько слов. Вы итальянец? – смутилась Лиззи, догадавшись, что незнакомцу известно об итальянском происхождении ее матери. Вообще-то Франческа хотела, чтобы дочери учили итальянский, но Брайан Уитейкер решительно запротестовал, как только девочки начали употреблять слова, которых он не понимал. С тех пор в семье говорили только по-английски.
– Да, я итальянец, – подтвердил Чезаре, доставая из нагрудного кармана визитную карточку и протягивая ей.
Изящная грация его движений завораживала. Лиззи заставила себя перевести взгляд на визитку, но даже напечатанное там имя вызвало недоумение.
– Ваше имя Цезарь? – уточнила она.
Уголок твердого рта дрогнул в улыбке.
– Нет, Чезаре. Мы не в Древнем Риме. Произносится как Чей-зар-ре, – выговорил он с четкой дикцией, однако легкий иностранный акцент напоминал волшебную музыку.
– Чей-зар-ре, – вежливо повторила Лиззи, удивляясь, как можно выбрать для имени такой дурацкий набор звуков, в то время как Цезарь звучит просто и красиво. – И вы здесь потому, что…
Ироничный тон вызвал у Чезаре мгновенное раздражение: он не привык, чтобы его поторапливали с объяснением. Словно почуяв перемену в настроении, собака тихо, злобно зарычала.
– Может, пройдем в дом и все обсудим?
Лиззи не спешила ответить на бесцеремонное предложение незваного гостя. Она упрямо подняла подбородок.
– Поговорим здесь. У меня еще на полдня работы.
Чезаре скрипнул ровными, белоснежными зубами и чуть подался вперед. Собака предупреждающе рявкнула и, вцепившись в край кашемирового пальто, резко дернула. Чезаре недовольно взглянул на рычащего пса.
– Арчи, нельзя! – прикрикнула Лиззи. – Боюсь, он решил, что мне грозит опасность.
Арчи тянул изо всех сил, но не мог сдвинуть с места рослого мужчину, не обращавшего внимания на яростную атаку.
– Да оставь ты его, Арчи, – не выдержала Лиззи. Она наклонилась, чтобы разжать челюсти, сомкнувшиеся на дорогой ткани пальто, и с ужасом заметила, что острые зубы оставили заметные следы на пушистом ворсе.
Кем бы ни был Чезаре Сабатино, но его одежда выглядела невероятно дорого и так идеально облегала атлетическую фигуру, словно ее шили на заказ у модного дизайнера. Под пальто на нем был черный деловой костюм, а начищенные до блеска ботинки явно не предназначались для грязного от весенней распутицы проселка. Скорее всего, Чезаре был важным чиновником, олигархом или кем-то в этом роде. Что, черт возьми, принесло его на их ферму?
– Вы из нашего банка? – прямо спросила Лиззи.
– Нет, я бизнесмен, – спокойно ответил Чезаре.
– У вас какое-то дело к моему отцу? – продолжала гадать Лиззи.
– Нет… Мне нужны вы, – злорадно поведал Чезаре.
– Я?… – изумилась Лиззи, встретившись взглядом с отливающими золотом глазами в бархатном обрамлении длинных черных ресниц. Под грубой одеждой вдруг до боли напряглась грудь, а низ живота охватил жар, приводя Лиззи в полное замешательство. – Зачем, ради всего святого, я вам понадобилась? Проходите в дом, если желаете, – неохотно предложила она, – но предупреждаю, там беспорядок.