Лезвие пустоты

Громкие звуки не вызывали никаких проблем, потому что Бекка имела при себе «глушилку». Она вставила наушник в ухо, прибавила громкость и сосредоточилась на статическом шуме слухового устройства. Обернувшись, девочка увидела, что первым автомобилем, припарковавшимся в боковом проходе – прямо напротив ее десятискоростного велосипеда – была полицейская машина.

Если верить, что кровь может стынуть в жилах, то с Беккой так оно и случилось. В ее напуганном уме завертелась мельница мыслей. Она подумала, что первым логичным действием Джеффа Корри, совершенным после бегства жены и падчерицы, могло быть обращение в полицию. Наверняка он сообщил об их исчезновении, и это привело к рассылке ориентировок на пропавших людей. Джефф хотел найти их как можно быстрее. Он желал избавиться от всего того, что Бекка узнала из его «шепотов». Корри всегда говорил, что лучшая оборона – это нападение. А каким еще мог оказаться его первый ход? Бекка представила себе приметы двух женщин, которые он передал полиции. Возможно, они уже разошлись по всей стране. И тогда в планшетном компьютере этой полицейской машины уже имелись их фотороботы.

Она медленно отвернулась от полицейской машины, стараясь смотреть только прямо перед собой. Все остальные действия – в том числе внезапный разворот на сто восемьдесят градусов и быстрый шаг – могли выдать ее. Мысль о провале через десять минут после расставания с матерью показалась Бекке настолько пугающей, что она представила себе неоновую стрелку, указывавшую с потолка на ее макушку, чтобы коп в полицейской машине мог заметить этот знак и задержать подозрительную девочку для выяснения личности.

Но она хотела убедиться, что ее не заподозрили. Ожидание становилось невыносимым. Кровь стучала в голове, словно кузнечные молоты, и Бекка знала, что скоро выдаст себя нервозным поведением. Поэтому девочка сделала то, что требовала ситуация – она отключила «глушилку» и попыталась собрать полезную информацию.

Это оказалось почти невозможным. В ее мозг ворвались «шепоты»: Нэнси это не понравится… ужина не будет… еще раз накрасить ногти… если поговорить с боссом… отвести Уильяма в парикмахерскую… Затем вместе с обрывками мыслей пришла волна приятной теплоты, наличие которой было просто нереальным в таком холодном и сыром помещении. Эта волна теплоты принесла с собой запах, совершенно несвойственный для паромной парковки. Вместо дизельного зловонья грузовых фур и едких выхлопов мотоциклов она вдруг почувствовала сладость варившихся фруктов. Запах был таким сильным, что Бекка, сама не понимая своего побуждения, вновь повернулась к полицейской машине. На миг она забыла об опасности. Сейчас ей было важно найти источник теплоты и сладкого аромата.

И тогда она увидела его – парня, который изменил ее настроение. Этот подросток, примерно ее возраста, сидел в полицейской машине. Но он был на переднем сиденье, а не на заднем, которое предназначалось для задержанных лиц. И он беседовал о чем-то с полицейским. Их лица казались одинаково серьезными, однако контраст между ними бросался в глаза.

Парень был темнокожим, с глубоким отливом черного цвета, и чистая полночь этого оттенка заставляла полицейского выглядеть в сравнении с ним неестественно белым. Юноша имел гладко выбритую голову – причем выбритую не из-за какой-то болезни, но по собственному желанию. Это соответствовало его виду и создавало новый контраст с полицейским, который отличался густой шевелюрой, подернутой ранней проседью.

Глядя на парня, Бекка отметила, что на пароме он был единственным человеком с другим цветом кожи. Во всяком случае, до этого мгновения она видела только белых людей. Ей не хотелось «пялиться» на него. Однако, когда парень посмотрел на нее, их взгляды встретились, и теплота, которую чувствовала девочка, усилилась вместе с запахом вареных фруктов. А затем что-то новое влилось в облако душевной теплоты, и Бекка ощутила неожиданную грусть. Чужая боль сопровождалась «шепотом» – одним словом, повторившимся три раза: радость, радость, радость.

Бекка слегка улыбнулась юноше. Люди часто приветствуют так друг друга. Но тоска в мыслях парня усилилась, и когда его отчаяние начало овладевать настроением девушки, она смущенно опустила голову. Полицейский вышел из машины. Он аккуратно закрыл дверь и, набирая номер на мобильном телефоне, направился к лестнице. У Бекки появилась возможность познакомиться с юношей, но она не стала подходить к нему. Вместо этого она решила отправиться на поиски горячей еды, о которой думала до появления полицейской машины.

Бекка сбросила с плеч рюкзак и, оставив его рядом с велосипедом, зашагала к лестнице. Она не отважилась еще раз посмотреть на парня, но, проходя мимо него, увидела надпись на боку машины: «Муниципальная полиция острова».

Так получилось, что девочка поднималась по ступеням прямо за полицейским. Вскоре Бекка поняла, что он был каким-то важным офицером или даже шерифом. При встрече с ним люди тут же узнавали его, называли Дэйвом, спрашивали, как идут дела у Ронды, и интересовались здоровьем недавно родившейся внучки. Чтобы оставаться незамеченной, Бекка замедлила шаг и пропустила перед собой несколько человек. Впрочем, она зря тревожилась, потому что копу позвонили, и он начал расхваливать какой-то утес.

На фоне вездесущих «шепотов» до Бекки доносились лишь отдельные обрывки разговора. В беседе говорилось, что на следующей неделе у Дэйва будет плотный график дежурств. Зато потом он сможет расслабиться, если кое-кто согласится на встречу. Он сказал, что утес был безопасен, хотя и находился у всех на виду. Там даже бывает «сама знаешь кто» со своим младшим братом. Его слова заставили Бекку задуматься о погодных условиях на острове Уидби. Она привыкла к Южной Калифорнии, страдавшей от стихийных бедствий: землетрясений, пожаров, наводнений, засух, бурь и оползней. Теперь ей стало ясно, что здесь тоже могли существовать свои неприятности. Какими бы ни были эти напасти, они имели отношение к безопасности на тех или иных утесах.

Поднявшись на верхнюю палубу, полицейский отошел к широкому окну и продолжил разговор по телефону. Бекка вместе с другими людьми направилась в кафетерий, где уже образовалась очередь. Учитывая количество наличных денег и то, как ей предстояло зарабатывать их, пока мама не начнет присылать дополнительные суммы, Бекка выбрала пакет с тремя большими сахарными бисквитами. Они были глазированы апельсиновым желе и поначалу выглядели какой-то кулинарной новинкой, но затем голос маленькой девочки, раздавшийся за ее спиной, развеял это впечатление.

– Ба, смотри! – сказала малышка. – Сегодня они почему-то не розовые.

– Наверное, их сделали для Хэллоуина, – ответила бабушка.

Хэллоуин. Бекка почувствовала приступ ностальгии. Это был ее любимый праздник. Лаурель говорила, что причина этого крылась в бесплатных сладостях, которые могла собрать ее дочь, и что ей следовало бы «следить за своей зависимостью от сахара, поскольку в наше время, золотце, диабет второго типа превращается в эпидемию среди детей твоего возраста. Бабушка, защищавшая внучку, возражала, что все объяснялось детской забавой – ведь Бекка знала, кто из мальчиков и девочек скрывался под пугающими масками. Она воспринимала их «шепоты». Бабушка всегда советовала ей прислушиваться к «шепотам» детей. «Они еще не научились лгать самим себе», – поясняла она.

Бекка скучала по ней. Ей не хватало ее поддержки: «Лаурель, позволь девочке быть такой, какая она есть! Со временем она сама приспособится!» Ответ Лаурель всегда оставался одним и тем же: «Мама, я хочу, чтобы она была нормальной». И бабушка всякий раз говорила: «Нет ничего более скучного, чем что-то нормальное». После этих слов Бекка чувствовала себя не дефективной, а особенной.

Именно для того, чтобы она казалась нормальной, Лаурель приобрела ей слуховой аппарат. Она сказала, что «глушилка» поможет Бекке фокусировать внимание на словах. И действительно, устройство идеально работало в школе, изолируя «шепоты» одноклассников. Но истина заключалась в том, что оно так же не позволяло ей воспринимать мысли других людей – в частности «шепоты» Лаурель.