Страница 6 из 23
– Да, действительно, – пробормотал я, – что это все доказывает?
– Так мне сказать вам? – проворковал он.
– Да, прошу вас.
– Это доказывает, – проревел Челленджер во внезапном приступе ярости, – что вы – самый гнусный обманщик во всем Лондоне, подлый и жалкий журналистишка, который смыслит в науке еще меньше, чем в соблюдении правил приличия!
Когда он вскочил с кресла, в глазах его пылал безумный огонь. Даже в такой напряженный момент я успел изумиться тому, что профессор оказался совсем не высокого роста и макушка его едва доходила до моего плеча – низкорослый Геркулес, чья огромная жизненная сила пошла вширь, вглубь и на развитие ума.
– Абракадабра! – прокричал он, опираясь руками на стол и подавшись вперед. – Все, что я только что говорил вам, сэр, было полной абракадаброй с научной точки зрения! И вы рассчитывали провести меня! Вы, с вашим мозгом величиной с грецкий орех! Вы ведь считаете себя всемогущими, вы, грязные бумагомаратели! Считаете, что ваша похвала может поднять человека, а порицание – сломать его? Мы все должны вам кланяться, стараясь добиться вашей благожелательности, не так ли? Этого мы поддержим, а этого – смешаем с грязью, да? Я знаю вас, жалкие мерзавцы! Что вы о себе возомнили? Раньше вы вели себя тихо, а сейчас потеряли всякое чувство меры! Презренные пустомели! Я найду способ поставить вас на место! Да, сэр, вам не удастся провести Джорджа Эдварда Челленджера, он не позволит командовать собой. Он предупреждал вас, но вы все равно пришли, и, видит Бог, вы знали, на что идете. И вы поплатитесь за это, мой любезный мистер Мэлоун! Вы затеяли довольно опасную игру и, сдается мне, проиграли!
– Послушайте, сэр, – сказал я, пятясь к двери и на всякий случай открывая ее, – вы, конечно, можете браниться, как вам заблагорассудится. Но всему есть предел. Нельзя же так набрасываться на человека.
– Ах нельзя? – До этого профессор медленно угрожающе надвигался на меня, но теперь остановился и сунул свои большие руки в боковые карманы короткого пиджака, который на нем выглядел как-то по-мальчишески. – Я уже вышвырнул нескольких из ваших коллег из этого дома. Вы будете четвертым или пятым. В среднем получается по три фунта пятнадцать шиллингов штрафа за каждого. Дороговато, конечно, но это просто необходимо было сделать. А теперь, сэр, почему бы вам не последовать вслед за вашими собратьями по перу? Я, например, полагаю, что вы просто обязаны это сделать. – С этими словами он продолжил свое пугающее и неумолимое продвижение вперед, аккуратно отводя носки в стороны, словно учитель танцев.
Я мог бы тут же броситься к двери в коридор, но такое бегство было бы слишком унизительным. К тому же во мне тоже потихоньку начал разгораться огонь праведного негодования. До этого момента я был безнадежно неправ, но угрозы со стороны этого человека развязывали мне руки.
– Не вздумайте махать кулаками, сэр. Я этого не потерплю.
– Да что вы говорите! – Его черный ус приподнялся, и презрительная улыбка обнажила белый клык. – Неужели не потерпите?
– Не глупите, профессор! – воскликнул я. – На что вы, собственно, надеетесь? Я вешу двести десять фунтов, я в хорошей форме и каждую субботу играю центрфорвардом за сборную лондонских ирландцев по регби[30]. Я не тот человек, чтобы…
В этот момент он ринулся на меня. Хорошо, что я открыл дверь, потому что в противном случае мы бы ее вынесли. Сцепившись, мы кубарем вылетели в коридор. По пути мы каким-то образом зацепили стул и теперь катились к выходу вместе с ним. Борода Челленджера забилась мне в рот, тела наши переплелись; мы крепко сжимали друг друга руками, да еще постоянно натыкались на ножки этого чертова стула. Предусмотрительный Остин распахнул перед нами входную дверь, и мы кувырком слетели по ступенькам крыльца. Я как-то видел, как двое шотландцев пытались выделывать подобные штучки в цирке, но перед этим они определенно немало тренировались, чтобы не свернуть себе шею. В самом низу стул разлетелся в щепки, и мы с профессором наконец отцепились друг от друга и свалились в сточную канаву. Он тут же вскочил на ноги, размахивая кулаками и сопя, как астматик.
– Ну что, довольно с вас? – задыхаясь, прохрипел он.
– Сумасшедший хулиган! – крикнул я в ответ, приводя себя в порядок.
Мы чуть было не сцепились снова, поскольку профессор все еще находился в пылу схватки, но, к счастью для меня, глупейшая ситуация разрядилась сама собой. Рядом с нами стоял полисмен с блокнотом в руках.
– Что все это значит? Как вам не стыдно! – возмутился он. Это было самое здравомыслящее замечание из всего, что я слышал в Энмор-парке до сих пор. – Итак, – настойчиво продолжил полисмен, поворачиваясь ко мне, – что здесь происходит?
– Этот человек набросился на меня, – ответил я.
– Вы действительно набросились на него? – спросил полисмен.
Челленджер тяжело дышал и ничего не ответил.
– А ведь это с вами уже не в первый раз, – сурово заметил полицейский, качая головой. – В прошлом месяце у вас были такие же неприятности. Вы поставили этому молодому человеку синяк под глазом. Пострадавший, вы предъявляете обвинение в этой связи?
Но я уже успокоился.
– Нет, – сказал я, – не предъявляю.
– А, собственно, почему? – спросил полисмен.
– Я сам в этом виноват. Я пришел к нему в дом без приглашения. К тому же он честно предупредил меня.
Полисмен захлопнул свой блокнот.
– Вы должны прекратить такое постыдное поведение, – сказал он. – А ну-ка, расходитесь! Расходитесь! – Это относилось уже к посыльному из мясной лавки, к горничной и нескольким прохожим, успевшим собраться на месте происшествия. Полисмен тяжелой поступью двинулся вниз по улице, оттесняя эту небольшую толпу. Профессор взглянул на меня, и в глубине его глаз мелькнула веселая искорка.
– Пойдемте! – сказал он. – Мы еще не закончили.
Слова эти прозвучали несколько зловеще, но я, тем не менее, последовал за ним в дом. Слуга Остин с лицом деревянного истукана молча закрыл за нами дверь.
Глава IV
Это самое великое открытие!
Едва входная дверь за нами закрылась, как из столовой вылетела миссис Челленджер. Маленькая женщина была вне себя от возмущения. Она преградила дорогу своему мужу, словно разъяренный цыпленок бульдогу. Было очевидно, что миссис Челленджер видела, как я уходил, но не знала, что я вернулся.
– Ты настоящий зверь, Джордж! – воскликнула она. – Как можно было побить такого милого молодого человека?!
Профессор показал большим пальцем себе за спину.
– Да вот он, позади меня, жив и невредим.
Она смутилась, но не слишком.
– Простите, я вас не заметила.
– Все в порядке, мадам, уверяю вас.
– Господи, что у вас с лицом! О Джордж, ты невыносим! Каждую неделю обязательно какой-нибудь скандал. Все ненавидят тебя, ты делаешь из себя посмешище. Все, довольно. Терпение мое лопнуло.
– Не стоит перебирать грязное белье при посторонних, – проворчал он.
– Это и так уже ни для кого не секрет! – воскликнула миссис Челленджер. – Об этом знает вся наша улица, – да что там улица, весь Лондон. Остин, оставьте нас, вы нам пока не нужны. Как ты думаешь, что об этом говорят люди? Где же твое чувство собственного достоинства? А ведь ты мог бы стать профессором королевской кафедры[31] в каком-нибудь большом университете, где тысячи студентов почитали бы тебя. Где же твоя гордость, Джордж?
– А как насчет твоей гордости, дорогая?
– Ты слишком долго испытывал мое терпение. Ты превратился в заурядного скандального грубияна!
– Успокойся, Джесси.
– Неуемный свирепый хулиган!
– Ну все, довольно с меня! Отправляйся на место покаяния! – сказал Челленджер.
К моему удивлению, он наклонился, поднял жену на руки и посадил на стоявший в углу холла постамент из черного мрамора. Постамент был высотой более двух метров и такой тонкий, что миссис Челленджер с трудом удерживалась на нем. Трудно представить себе более нелепую картину, чем женщина с перекошенным от гнева лицом, восседающая подобным образом, болтая ногами и сжимаясь от страха и обиды.
30
…играю центрфорвардом за сборную лондонских ирландцев по регби. – О том, что А. Конан Дойл был знаком с регби не понаслышке, узнаем из его воспоминаний: «‹…› я какое-то время был форвардом в команде Эдинбургского университета‹…›». И еще: «Если бокс – лучший мужской вид спорта для одиночки, то регби – лучший для коллектива. Сила, мужество, скорость и изобретательность – великие качества, и все они сошлись в одной игре» (Конан Дойл А. Воспоминания и приключения… – С. 220). (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)
31
…профессором королевской кафедры… – Королевские кафедры учреждены английским королем Генрихом VIII (1491–1547) в Оксфордском и Кембриджском университетах. (Коммент. канд. филол. наук доцента А. П. Краснящих)