Страница 9 из 15
Коробочка полная: яиц дюжина. Они такие минималистские, девственно-белые – хоть вечность смотри на них… Тебя просят оценить большую бутылку с желтой жидкостью вроде шампуня. Правда, говорят, что в ней – жир, кулинарный. Зачем, думаешь ты, однако уже просят оценить какую-то замороженную штуковину.
Прикрываешь глаза ладошкой, чтобы сквозь свет рампы разглядеть своих, но их не видно. Слышны только крики: пятьдесят тысяч долларов! миллион! десять тысяч! Дуры, называют дурацкие цены, просто цифры наобум.
Студия похожа на темные джунгли, и люди в ней – как вопящие обезьяны.
Ты скрипишь зубами и чувствуешь во рту металлический привкус – это пломбы. Серебро в них плавится. Под мышками набухают темные пятна – пот стекает по ребрам. Футболка становится темно-красной. Во рту привкус расплавленного серебра и розовой жвачки. Ты бодрствуешь, но чуть не задыхаешься, как в кошмаре. Приходится напоминать себе: дыши… дыши…
Модели на высоких сверкающих каблуках ходят по сцене, впаривают зрителям в студии микроволновку, впаривают тренажер. Смотришь на них и думаешь: красивы они или нет? Тебя просят раскрутить одну фиговину, и вот она вращается. Нужно, чтобы разные картинки совпали в идеальном порядке. Ты – как белая крыса в лаборатории психолога. Тебя заставляют определить, в какой банке консервированная фасоль стоит дороже. Весь кипеш – ради того, чтобы выиграть фигню, на которую садишься и едешь стричь газон.
Спасибо маме – называет верные цены, и ты побеждаешь, выигрываешь штуковину – такую, которую ставят в гостиной. Она покрыта винилом, устойчивым к появлению пятен, не требует особого ухода, и ее достаточно протирать время от времени тряпкой. Еще выигрываешь одну из тех фиговин, на которых можно кататься в каникулы и в отпуске; она дарит незабываемое веселье для всей семьи. Ты выигрываешь нечто, раскрашенное вручную, с налетом шарма Старого Света; на ее создание автора вдохновил недавний эпический блокбастер.
Ощущения те же, как когда ты лежала с температурой и твое маленькое сердечко безудержно колотилось в груди. Ты задыхалась при виде того, как кто-то получает в качестве приза электроорган. Невзирая на болезнь, ты продолжала смотреть шоу – пока наконец температура не спала. Сверкающие огни и мебель для патио – от этого вида тебе становилось легче. В каком-то смысле программа лечила тебя, помогала.
Проходит как будто целая вечность, и вот наконец финал.
Остались только ты да бабуля в неизменной толстовке – просто чья-то бабуля, пережившая мировые войны и видевшая, наверное, как застрелили и Кеннеди, и Авраама Линкольна. Она нетерпеливо приплясывает в теннисных туфлях, прихлопывает в сморщенные ладоши, окруженная супермоделями и сверкающими огнями, а громкий голос тем временем обещает ей внедорожник, телевизор с большой диагональю и меховую шубу до пола.
Дело, наверное, в приходе, но что-то тут не клеится. Если уж ты прожила долгую скучную жизнь и знаешь цену риса с макаронами и сосиски для хот-дога, то тебе полагается приз – недельная поездка в Лондон? Тебя на самолете скатают куда-нибудь в Рим? Рим это, типа, в Италии. Забиваешь до предела башку обычной повседневной фигней, и вот награда – высоченные супермодели дарят тебе снегоход?
Если нужно показать, что ты и впрямь очень умный, пусть спросят, сколько калорий в багеле с луком и чеддером. Пусть навскидку спросят, сколько стоит твой сотовый. Какой штраф выпишут за превышение скорости на тридцать миль. Сколько стоит поездка на мыс Кабу-Бранку в весенние каникулы. Ты с точностью до цента можешь назвать цену на клевые места на турне в честь воссоединения «Пэник! Эт зе диско».
Пусть спросят, сколько стоит коктейль «Лонг-айленд айс ти». Сколько стоил аборт Марши Сандерс. Сколько стоит дорогущее лекарство от герпеса, которое ты втайне ото всех принимаешь. Сколько стоит твой учебник по истории европейского искусства за три сотни баксов, и долбись оно все в жопу.
Пусть спросят, во что тебе обошлась марочка «Хелло, Китти».
Бабулька в толстовке называет совершенно обыкновенную цену, и цифры загораются на табло в передней части ее тумбы.
Все твои друзья из «Зета-дельты» орут. Телефон звонит, разрывается.
Для тебя модель выкатывает пять фунтов сырого говяжьего стейка. Мясо отправляется в барбекюшницу, та – на борт гоночного катера, катер – в специальный фургон, фургон крепится сзади к массивному пикапу, а пикап отправляется в гараж новехонького дома в Остине. Остин это, типа, в Техасе.
«Зета-дельта» вскакивают на кресла, машут руками, кричат тебе ободряюще. Они не имя твое выкрикивают, а скандируют: «Зе-та-дель-та!» Скандируют: «Зе-та-дель-та!» Скандируют: «Зе-та-дель-та!» Их слышно в эфире.
Наверное, это приход, но… ты борешься со старухой, с незнакомкой за ненужную херню.
Наверное, это приход, но… в жопу специализацию по бизнесу. В жопу общие принципы бухучета. В жопу. Прямо здесь и сейчас.
В горле что-то застряло, ты кашляешь.
Намеренно наобум говоришь: миллион, триллион, дохрельон долларов – и девяносто девять центов.
Резко наступает полная тишина. Слышно только, как щелкают мерцающие лас-вегасовские огоньки: щелк-щелк, щелк-щелк…
Чувство, что проходит вечность, и тут ведущий вплотную, чуть не впритирку становится к тебе и шипит на ухо:
– Так нельзя.
Он шипит:
– Ты должна выиграть…
С близкого расстояния лицо ведущего смотрится так, будто склеено розовым гримом из миллион-миллиарда острых осколков. Он как Шалтай-Болтай или человек-пазл. Морщины у него – как боевые шрамы. Прическа за годы не изменилась.
Громкий голос – этот грохочущий, глубокий голос великанского великана, раздающийся ниоткуда, – просит повторить ответ.
Ты, может, и не знаешь, чего хочешь от жизни, но уж точно не напольных часов.
Миллион, говоришь ты, триллион… Число, что не уместится на табло. Нулей столько, что не хватит лампочек во всем мире телевикторин. Дело, наверное, в марочке, но на глазах набухают слезы. Ты плачешь, потому что первый раз с самого детства не знаешь, что дальше. Слезы капают на грудь, и греческие буквы теряются на фоне мокрых пятен.
Тишину в зале нарушает крик. Кто-то из «Зета-дельта» орет:
– Лошара!
На экранчике сотика высвечивается сообщение: «Дура!»
Эсэмэска? От мамы пришла.
Бабулька в толстовке рыдает, она победила. Ты плачешь, сама не знаешь почему.
Бабульке достаются снегоход и шуба, катер и стейки. К ней уходят и стол, и стулья, и диван – все призы, потому что ты назвала цену слишком, ну очень слишком высокую. Бабулька скачет по сцене, сверкая неестественно белыми вставными зубами, одаривая всех улыбкой. Ведущий делает знак, и студия разражается аплодисментами. Хлопают все, кроме «Зета-дельты». На сцену выбегает семья бабульки: дети, и внуки, и правнуки – все лезут потрогать сверкающий автомобиль и супермоделей. Бабулька осыпает поцелуями ведущего – у него на лоскутном лице остаются красные следы от помады. Бабулька говорит:
– Спасибо.
Она говорит:
– Спасибо.
Она говорит:
– Спасибо.
И вдруг она, закатив глаза, впивается пальцами в толстовку на груди.
Сынишка Рыжего Султана[15]
Конь был просто огромен, однако по-настоящему Рэндала беспокоила Лиза. Она положила глаз на коня: чистокровный араб гнедой масти, бока цвета красного дерева. Стоил он больше, чем они могли себе позволить, – тысяч этак на несколько. Рэндал спросил: не великоват ли конек для маленькой девочки?
– Мне уже тринадцать, папочка, – возмущенно ответила дочь.
– Это ведь жеребец, – напомнил Рэндал. Лиза неспроста назвала его папочкой.
– Зато очень добрый.
Про коня Лиза вычитала в Интернете. Она все узнавала из Сети.
Лиза и Рэндал стояли у ограды паддока. Объездчик тем временем водил араба на веревке внутри круга, заставляя его выписывать восьмерки. Посредник нетерпеливо поглядывал на часы.
15
© Chuck Palahniuk «Red Sultan’s Big Boy», 2015