Башня страха

Эйзел смерил взглядом площадь, которую предстояло пересечь. Никаких признаков волнения он не заметил. Он оторвался от погони, но зато слух о похищении ребенка наверняка разнесся по городу. Рискнуть пересечь площадь сейчас, под прикрытием длинных полдневных теней, или дождаться благосклонной к разбойникам темноты?

Площадь почти пуста. Парнишка снова затих. Горлох знает, какая еще опасность выползет из оставшегося за спиной лабиринта.

Эйзел схватил паренька за руку, быстро потащил вперед, как разгневанный родитель — непослушное чадо. Мальчишка спотыкался и хныкал — и это работало на замысел Эйзела.

Он тяжело топал по площади, время от времени разражаясь страшными ругательствами и давая выход накопившейся ярости.

Это тоже работало на его замысел.

Аарон с трудом поднимался в гору, дурные предчувствия мучили его. Товарищи по работе считали Аарона сильным, спокойным и педантичным, но сейчас, на бесконечно долгом подъеме от бухты наверх, буря чувств бушевала в его груди; кошмарные видения преследовали его, ноги налились свинцом.

Все давно кончилось. Но остался кое-кто из зрителей, они до сих пор толковали о случившемся. Среди них Аарон заметил нескольких геродианских солдат и дартар на лошадях. Аарон присмотрелся внимательнее. Это не простые наемники, это кто-то из дартарского командования, сообразил он и содрогнулся, встретившись со злобным взглядом старика с хищным лицом и всклокоченной бородой.

Фа'тад ал-Акла собственной персоной! Фа'тад Орел, командир наемников, кровожадный, как вампир, и безжалостный, как голодная змея. Что он здесь делает? Служит мишенью для воинов из Союза Живых?

Он не знает страха, как те пустынные ураганы, что налетают из-за Таков и с севера, с гор Хадатха, засыпают Кушмаррах пылью и пытают горожан невыносимым сухим жаром.

Фа'тад ал-Акла презирал Союз Живых.

Аарон же считал деятельность Союза в лучшем случае пустым прекраснодушием. Но он не сомневался, что Живые и вправду намерены убить Фа'тада. Орлу недолго ждать, скоро ангел смерти коснется его своим призрачным крылом.

Впереди, перед домом, он увидел Лейлу с матерью. Непохоже, что они оплакивают потерю. Сердце Аарона радостно подскочило в груди. А потом просто взлетело от радости: он увидел Арифа.

Его сын не пострадал! Кошмарные предчувствия не оправдались.

Ариф тоже увидел отца и побежал навстречу. Аарон схватил мальчика на руки и сжал в объятиях, почти грубо. Удивленный Ариф завизжал. Люди с любопытством оглядывались на них. Столь бурное проявление чувств считалось неприличным.

Арифу не терпелось поведать папочке новости, но Аарон перевел дух и подошел к жене и теще. Лейла держала на руках Стафу, младшего сынишку Аарона. Стафе исполнилось два с половиной года, и в хорошем настроении это было сущее бедствие. Ариф же, напротив, отличался спокойным нравом и часто казался печальным.

Стафа потянулся к отцу.

— Хочу, чтоб папочка меня тоже обнял. Аарон протянул руку, и Стафа, как обезьянка, перелез на него, уселся напротив Арифа и довольно заулыбался.

— Я слышал о несчастье, — обратился Аарон к Лейле. — Я боялся, что похитили Арифа.

— Нет. Это Зуки. Зуки, сынишка Рейхи, — с горечью, облегчением и чувством вины за него ответила Лейла.

— О!

Мать Лейлы не сводила с Фа'тада бесстрастных холодных глаз. То был тяжелый взгляд стервятника, ждущего, пока остынет труп.

— Они пошли следом за ним.

— Что? — Аарон обернулся.

— Дартарский патруль. Они оказались здесь, когда Зуки схватили. Сами совсем мальчишки. Ребята закричали — бедиягха! — и дартары бросились за похитителем.

В голосе старухи звучало недоумение. Такая человечность со стороны злодеев Дак-эс-Суэтты была выше ее понимания.

— И?

— Трое вошли в переулок Тош, — ответила Лейла. — И настигли его. — Но в голосе ее не было радости.

— Случилось что-нибудь плохое?

— Их всех обожгло. Не до смерти. Ничего серьезного, хотя одежда тлела.

Аарон передернул плечами, хмыкнул.

— Аарон, надо действовать. Надо прекратить это. Он опять заворчал. Кто ж спорит. Но что можно сделать? Мужчины и раньше обсуждали это, но дальше разговоров дело не пошло. В самом деле непонятно, за что ухватиться, непонятно, кто, откуда наносит удар за ударом.

Старуха пробормотала что-то себе под нос.

— Что, матушка? — спросил Аарон.

— Дартары думают, это дело рук Живых.

Вот оно как. Неудивительно, что старуха в себя не может прийти. Для нее дартары — источник всяческого зла. А тут они прилагают все силы, чтоб спасти ребенка, а похитителями считают кушмарраханских партизан.

— Ребята кричали «Бедиягха!». Статочное ли это дело? Неужели то проделки старых богов?

Выражение «бедиягха» восходило к древнему языку Кушмарраха. Сегодня оно значило «похититель детей». В Кушмаррахе, как во всех-городах, во все времена и во всех странах, есть люди, которые — с той или иной целью — хотят купить ребенка. Значит, есть другие, которые добывают и продают детей. Но в прежние времена «бедиягха» имело особый, куда более зловещий смысл — «собиратель жертв».

То были времена Горлоха, давным-давно свергнутого богом Арамом. Последователи злобного божества были рассеяны, храмы их разрушены, жрецам запретили человеческие жертвоприношения. Но Горлох не желал уходить с миром. Свергнутые боги так просто не сдаются.

Арам Огненный принес свет в Кушмаррах, но Горлох цепко держался в тени, и даже с приходом геродиан и их странного безымянного и всемогущего божества не кончилась власть последнего Верховного жреца Горлоха.

Аарон вздрогнул и глянул вверх. Накар Отвратительный. Он в полной мере заслужил свое прозвище, этот колдун, жрец, король, досягаемый в своем акрополе. Хвала Ала-эх-дин Бейху и геродианам, которые положили конец террору.

— Нет, дело не в Горлохе, — возразила Лейла. — Говорят, Накар был последним жрецом, который знал ритуалы. — Мать ее согласно кивнула, не отрывая глаз от Орла. — А Чаровница никогда не была верующей.

— Могли сохраниться манускрипты с описанием ритуалов.

— Опять ты хочешь что-то внушить себе, Аарон. — Лейла улыбкой постаралась смягчить замечание.

Она не ошиблась. Действительно, ему хотелось объяснить свой страх перед неведомым каким-нибудь заговором, найти понятные причины.

Детей за последнее время похитили не больше и не меньше, чем когда-либо. Но каждый такой случай Аарон принимал теперь ближе к сердцу: дети его и его сверстников вступили в опасный возраст. Кроме того, в их районе случилось нескольких наглых похищений чуть не на глазах у всех, средь бела дня. Пошли разговоры, толки, которые, возможно, даже преувеличивали опасность.

Если б не эти кошмары…

Аарон устал держать сыновей, руки у него затекли.

— Ладно, Стафа, возвращайся к мамочке. Ариф, слезай, у папы руки устали.

Стафа оскалил мелкие белые зубки и замотал головой:

— Не могу.

— Можешь, — увещевала Лейла. — Иди сюда, отец весь день работал…

— Не могу. Папочка мой.

Аарон поставил Арифа на землю. Тот, конечно, обиделся, как всегда, но не показал виду. Он не сомневался, что все любят братишку больше, чем его. Никакие доводы не действовали, напрасно мальчика пытались убедить, что младший ребенок просто требует больше внимания.

Первенцы всегда печальны, подумал Аарон со смутным чувством вины. Наверное, он слишком многого ждет от Арифа.

Лейла пыталась оторвать Стафу от мужа. Стафа смеялся и вопил:

— Нет! Стафа папочкин!

Он схватил в кулачки два клока Аароновых волос. Аарон подавил обычную вспышку гнева и нетерпения и поддержал игру.

Лейле наконец удалось отлепить мальчонку от отца.

Теперь битва переместилась на землю. Лейла ставила Стафу на ножки, а тот не желал стоять. Мать победила. Стафа отошел, надув губы и заявив на прощание:

— Мамочка, я тебя терпеть не могу.

Он побежал к бабушке и вцепился ей в ногу. Но старухе было не до внучонка.