Блюз для винчестера

— Разрази меня гром, тут должно быть золото, — повторял он. — Чуял я, что док неспроста сюда лезет. Неспроста, Стивен, неспроста. Он что-то знает.

— Я в этом не смыслю, — равнодушно отвечал Степан, оглядывая горы. — С чего ты взял, что здесь есть золото? Какие признаки ты видишь? Я вот, например, не вижу никаких признаков.

— Хе-хе, вот самый главный признак, — ухмыльнулся Бен и кивнул в сторону покосившегося заявочного столба.

Эта был невысокий, с метр, оструганный ствол тонкого деревца, с прибитыми крест-накрест серыми обветренными планками от ящика, на которых были выжжены буквы Т и М.

— Знаешь, Бен, я и сам когда-то навтыкал таких «признаков» по всей прерии, — сказал Гончар. — Только не видел под ними никакого золота.

— Тут тебе не прерия. Тут никто не будет селиться ради того, чтобы сеять пшеницу или растить бычков. Если какие-то отчаянные парни забрались сюда, то только ради золота. Я вот думаю, Стивен, а не застолбить ли нам участок по соседству? Пойдем выше по реке, чем выше, тем лучше, а?

— Застолби, если тебе охота. И через месяц на озере станет одной чайкой больше.

— Хе-хе, даже если так, то это будет чайка с золотым клювом. — Бен с мечтательной улыбкой смотрел, как вода смывает песок с его ладони.

Степан поднял бинокль и снова, в который раз, оглядел безжизненные горы. Он уже видел, как быстро скакали сюда Фарбер и Дрейк. Штерн, жена профессора, Мелисса и негритянка Росита заметно отстали, не спеша продвигаясь среди чахлых кустов, и длинноухие мулы с громоздкой поклажей тянулись за ними.

Когда профессор увидел обнаруженный проводниками заявочный столб, он благоговейно поклонился ему, приподняв шляпу, и торжественно произнес:

— Достопочтенные джентльмены, мистер Морган, мистер Такер!

Бен и Харви недоуменно переглянулись, но профессор все так же напыщенно продолжал:

— От лица всей мировой науки я, ничтожный землекоп, приношу вам свои глубочайшие извинения! Питерс, не окажете ли услугу? Вы сможете, соблюдая все меры предосторожности, выдернуть эту деревяшку из земли, но так, чтобы не повредить ее?

— Это не очень-то хорошо, док, — нахмурился Харви Дрейк. — Вы знаете, как поступают с расхитителями чужого прииска? В лучшем случае их закапывают головой вниз.

— А в худшем? — полюбопытствовала Милли.

— Вниз ногами. А голову постепенно расклевывают вороны.

Профессор, не дожидаясь помощи, сам схватился за столб.

— Вам не следует принимать эти процедуры близко к сердцу, Харви. Ничего страшного, я надеюсь, не случится. Завтра же мы воткнем столб на место. А пока давайте поскорее зароем его поглубже в песок, чтобы его вид не смущал нас. Или тех, кто нас навестит.

Никогда еще Степан не видел доктора Фарбера таким счастливым. Профессор даже напевал что-то, отмеривая шаги по песчаной косе и втыкая через каждые десять шагов срезанные ветки, которые отмечали места взятия проб.

— Одна лопата — хорошо, а восемь — лучше, — посмеиваясь, повторял он.

Так началась «чисто геологическая работа», как называл профессор это ковыряние на чужом участке. Никто не остался без дела. Трое промывали песок лотками в реке. Двое таскали то песок, то воду к брезентовому желобу на шестах. А женщины, с их острым зрением, склонились над корытом с водой, где они покручивали свои плоские чашки с промытым песком.

Харви, старый золотоискатель, подсказывал Степану, как удобнее встать, как половчее взять лоток и сколько песка брать для пробы, чтобы не терять время, но и не ломать поясницу из-за лишней тяжести. Сказывался его старательский опыт.

— Много ты заработал на приисках? — спросил его Гончар, растирая пальцами под водой куски глины.

— Не помню. Все равно те деньги ушли, как вода через пальцы. Слушай, Стивен, не нравится мне это.

— Мне тоже.

— Первое, что мне не нравится, так это работа на чужом участке. Ты знаешь, как я отношусь к воровству. А ведь это самое настоящее воровство, как ни крути. Но это еще не все. Второе гораздо хуже, Стивен, гораздо хуже.

— Ну, что еще тебе не нравится?

Харви выпрямился, потер поясницу и сказал:

— Нет здесь никакого золота.

— Погоди, мы ведь только начали, — сказал Степан и только сейчас заметил, что солнце давно уже опустилось к самой линии гор. Занятно. Ему казалось, прошло не больше часа.

— Я тебе могу сказать по цвету песка. По вкусу глины. И еще по сотне примет. Нет здесь никакого золота. Даже самого паршивого.

— Надеюсь, что вы правы, Харви, — послышался голос профессора.

Фарбер стоял у нижнего конца желоба и ворошил пальцами меховой коврик, на котором должны были осесть золотые крупинки.

— Могу сказать совершенно определенно. Я тоже не наблюдаю здесь никаких признаков месторождения. Ни по своему геологическому строению, ни по химическому составу грунта этот участок не напоминает золотоносную зону.

— Значит, можно укладывать чемоданы? — спросил Степан.

— Ни в коем случае! — с воодушевлением воскликнул Фарбер. — Мы скрупулезно проверим все отмеченные точки! Все до единой. И проверим с предельной...

— Ой! Есть! — вскрикнула Росита. — О, Господи! Сэр! Доктор! Есть! Посмотрите, это то, о чем вы говорили?

Профессор Фарбер недовольно поморщился и, вытирая руки о фартук, неспешной походкой направился к столу, над которым склонились женщины. Оливия Фарбер выпрямилась и, с сочувствием глядя на приближающегося мужа, сказала:

— Я искренне надеюсь, что Росита ошибается, но очень, очень похоже... Польди, неужели это алмаз?

36. АЛМАЗЫ, КОТОРЫХ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ

Вечером, когда все собрались у костра, доктор Фарбер открыл наконец своим спутникам ту причину, по которой они здесь оказались.

Он начал издалека, напомнив историю финансовой пирамиды под названием «Северная Тихоокеанская железная дорога».

Когда-то никто в Америке не верил, что человеку по силам соединить железнодорожными путями два океанских берега континента. Но после того, как Трансконтинентальная магистраль была все-таки проложена, американцы впали в другую крайность, и теперь уже все верили, что строительство новых дорог — это самый прибыльный и надежный бизнес. Банки смело вкладывали миллионы в это дело, и блестящие нити рельсов перерезали просторы прерий. Когда же стало известно о планах постройки дороги на севере страны, от желающих стать акционерами новой компании просто отбоя не было.

Эта компания была предприятием, куда вливались сотни миллионов долларов: сбережения вдов и наследства сирот, капиталы мелких банков и торговых фирм, скудные накопления сотен тысяч тех, кто пытался вырваться из бедности. Строительство новой линии охватывало огромную территорию, почти треть страны. На рекламных проспектах эта линия тянулась от Великих озер через верховья Миссури и Скалистые горы к Тихому океану.

Однако так привлекательно и многообещающе будущая дорога выглядела только на бумаге. Пока что велись предварительные изыскания и укладывались первые мили путей, но и этого было достаточно, чтобы подогревать энтузиазм вкладчиков. И все-таки доктор Фарбер с самого начала подозревал, что руководство компании только делает вид, будто осваивает эту гигантскую строительную площадку протяженностью в тысячу четыреста миль.

Конечно, вполне вероятно, что дорога пройдет по землям, богатым золотом, серебром и медью. Конечно, если осваивать просторы прерии, то можно добиться высоких урожаев. Но все это — дело далекого будущего. С каких таких выгодных операций могут уже сегодня набегать высокие дивиденды для множества акционеров? Эти земли не освоены и не будут освоены еще десятки лет. Не говоря уже о суровой природе тех мест, достаточно вспомнить об основном препятствии — на этой земле проживают десятки индейских народов, само существование которых окажется под угрозой. Индейцы никогда не сделаются кондукторами или рудокопами, никогда не встанут за плуг. Им придется либо умереть от голода и болезней, либо уйти куда-нибудь, на юг или на север. А те, кто не захочет уходить, возьмутся за оружие. Значит, новая железная дорога — это новая война.