Храм океанов

– Если мне следить постоянно за плодом надо, когда же мне есть или за шкурами отлучаться?

– Коли плод не шевелится, то ненадолго можно, – дозволил нуар. – А вот коли потрескивать начнет, качаться и шевелиться, вот тогда – все! Даже не отворачивайся! И еще одно запомни. Коли из еды, что на корм зверю выдаваться будет, хоть ложку сожрешь, сам в тот же день в котел отправишься! Все понял? Тогда работай.

Все началось с боли. С невыносимой боли, скрутившей тело судорогой, с жуткой, выворачивающей тошноты и неподъемной тяжести в груди. От всего этого, одновременно обрушившегося кошмара она закричала слабым сиплым клекотом, сделала глубокий вдох, впервые в жизни наполнив легкие воздухом, закричала снова, на этот раз по-настоящему, – и сама же содрогнулась от ударившего по ушам вопля, мотнула головой, пытаясь разобраться в неясных образах перед лицом, и услышала изумленный возглас:

– Всемогущие боги, да это женщина!

– Кто ты? – прервав крик, попыталась узнать она. – Кто я? Где я?

– Ты родилась, ты жива, все хорошо…

Ее качнуло, приподняло, опустило. По телу, по лицу заскользили руки, и она вдруг прозрела: неясный свет сменился четкими образами. Она увидела молодого лохматого паренька в длинной тунике без рукавов, остроносого и голубоглазого, с небольшим шрамом на подбородке и слегка оттопыренными ушами.

– Кто ты? – снова спросила она.

– Меня зовут Сахун, – ответил паренек, продолжая счищать с новорожденной рыхлую и крупнозернистую овощную плоть.

– А кто я?

– Ты… Ты девушка. Симпатичная. Живая.

– А как меня зовут?

– Вое… Вом… – Сахун замялся. – Вол… Волерика. Тебя зовут Волерика. Красивое имя, правда?

Назвать свою подопечную просто восьмой кормитель как-то не решился. Хотя, наверное, для судьбы новорожденной это особого значения не имело. Срок ее жизни определялся лишь мастерством богов. Тем, смогли ли они добиться очередным своим опытом того, чего хотели. По крайней мере, восьмая из провидиц была красива. Зеленоглазая, фигуристая, с алыми губами и спутанными длинными волосами, вычистить которые от пахнущей укропом слизи Сахуну никак не удавалось.

– У тебя орали? – заглянул в шатер нуар. – Ага, вижу. У тебя.

Он выдернул меч и скрылся за пологом. Вскоре расколотый и изрядно помятый плод дрогнул и слегка завалился на сторону. Несколько мгновений спустя страж богов вернулся, спрятал оружие, скомандовал:

– Помоги!

Ухватив опустевший плод за ножку, люди выволокли его наружу, нуар махнул рукой:

– Бросай! Сейчас быков или оленей подгоню, тут и съедят. Ты это… Сегодня ее не корми, поить можно. И пакость всю эту травяную смой обязательно, пока сырая! Коли высохнет, застынет такой коркой, что камнем не отскребешь. Я предупрежу, чтобы теперь и на тебя миску с варевом выдавали, не забудь завтра забрать на кухне.

– Она разговаривает! – торопливо сообщил Сахун. – Только родилась – а уже разговаривает!

– А ты думал, смертный, боги станут ждать по десять лет, пока их новые зверьки подрастут? – усмехнулся нуар. – Нет, рожденный в пруду, здесь у нас все появляются на свет уже взрослыми. Давай, ступай к своей зверушке. У меня еще дело есть. Тут вроде, еще где-то крик слышался.

Сахун кивнул, вернулся в шатер, скинул тунику, поднял новорожденную на руки, вместе с ней добрел до ручья, благо тут было недалеко, вошел в воду и осторожно опустился на колени. Девушка охнула от холода – но зато набегающие стремительные потоки быстро и легко смыли с нее волокнистую кашицу, освободили волосы, унесли слизь из подмышек и со ступней. Кормитель лишь отер ее ладонями, после чего снова поднял, вернулся в шатер, уложил на сшитое еще позавчера из пяти разномастных кусков покрывало, вытянулся рядом и с головой накрыл их обоих меховым краем, дыша вниз, себе и девушке на грудь. Волерика быстро согрелась, перестала дрожать и даже задремала, уткнувшись носом ему под ухо и щекотно причмокивая губами в шею.

Вскоре в маленькой меховой норе стало даже жарко. Сахун поднял голову из-под полога, опустил край, оставляя снаружи свои и ее плечи, чуть повернулся, чтобы лечь удобнее, пригладил ее волосы цвета сосновой коры, осторожно высвободив длинные пряди. Коснулся плотных, чуть изогнутых темных бровей, пухлых губ. Его воспитанница вздрогнула, застонала, и он тут же отдернул пальцы, снова погладил Волерике волосы.

Зашелестел полог, внутрь заглянул нуар:

– Как она? Оклемалась? Успокоилась? Дышит? Отмыл?

– Грею, – кратко ответил Сахун.

Страж богов подступил ближе, глянул на новорожденную.

– Красавица. Боги всегда создают только красивых слуг. Кстати, раб, имей в виду: даже пальцем прикоснуться к ней не смей! А то я знаю, что за мысли у вас, рожденных в пруду, постоянно вертятся. Никто из существ, созданных богами, не должен смешиваться с простыми смертными! Ни мы, нуары, ни слухачи, ни памятники – никто! Если богам нужно потомство от нас, они создают его сами, либо находят пару, лучшего из лучших. Если ты испортишь им породу предсказательниц, я тебя сам, лично скормлю мордатикам. Чтобы не проглотили быстренько, как жруны или драконы, а на куски живьем рвали. Понял?

– Да, – согласно кивнул смертный.

– Ты ее уже поил? Не тошнит?

– Еще нет, – признался Сахун. – Кстати, страж, из чего мне ее кормить и поить? У Волерики ни миски, ни ложки нет.

– Какой еще Волерики? – удивился нуар, подходя к стене и вытягивая из нее ивовую веточку.

– Ее ведь нужно как-то называть, страж? Мне показалось, что просто Восьмая будет звучать нехорошо. Вот, изменил немного…

– Ничего себе «немного», – хмыкнул нуар. – Только один первый звук и остался. Да и какая ей разница, есть у нее имя или нет? Боги явятся, проверят, способна ли она будущее видеть, – на этом вся ее судьба и кончится. Пойдет на корм. А они новую творить начнут…

Страж говорил, а под его пальцами тем временем кончик ивовой ветки расползался в стороны с такой скоростью, что кора местами потрескалась и залохматилась, обрываясь с древесины. Плоское место вогнулось, одновременно наращивая края, на длину ладони ветка потолстела, слегка загнулась, и нуар обломил ее у самого кончика:

– Вот, держи ложку. Сейчас плошку для воды выращу, а миску утром на кухне возьмешь.

– Если Волерику скоро должны… – Сахун замялся, не решаясь озвучить ее ужасную судьбу. – Если ее… Тогда почему ее нельзя касаться?

– Я так и знал, что эти мысли уже крутятся у тебя между ног, смертный! – вроде даже обрадовался нуар. – У вас, плодящихся зверино, всегда одни и те же идеи в скудном умишке выплывают! Нельзя потому, что боги создают свои творения не из ничего, а вытягивая зародыш нового существа из предыдущего создания. Так, шаг за шагом, у них и появляются из простых смертных слухачи, способные услышать их слова и приказы за сотни дней пути, или памятники, не забывающие никогда и ничего из однажды услышанного и в любой миг способные напомнить хозяину нужные замыслы или события. Именно поэтому всеми их новыми созданиями всегда являются самки. Что двуногие, что спинозубы, что драконы. И если ты из-за своей дурацкой похоти испортишь богам зародыш прорицательницы, гнев их будет столь велик, что ты и представить себе не можешь… Вот, держи поилку.

– Откуда ты знаешь так много, страж? – с невольным восхищением спросил раб, принимая ивовую пиалку с высокими тонкими стенками. – Боги рассказывают тебе о своих замыслах?

– Они их просто никогда ни от кого не скрывают, – ответил нуар. – Я служу здесь больше двадцати лет и хорошо слышу, о чем разговаривают повелители, вижу, что они делают, и знаю, какие приказы отдают. Так что понимаю планы богов и их правила не хуже самого Дракона.

– Если все создания богов самки, то почему нуары мужчины?

– Стражи богов созданы, чтобы сражаться за повелителей, – с легкостью объяснил нуар. – Все самцы обладают врожденной агрессивностью. Мужчины всегда храбрее и воинственнее женщин. Поэтому мы лучше защищаем богов.