Страница 2 из 13
– Они не умели подчиняться… – припомнила толстуха.
– … или дружить, – кивнула «деловая».
– Ведь это все проявление стайного инстинкта, – пояснила «лягушонка».
– Они никогда не испытывали жажды славы… – добавила толстуха.
– … жажды власти…
– … стремления к наживе…
– … желания командовать…
– … жертвовать…
– … побеждать…
– … или вообще хоть как-то возвыситься над другими… – подвела итог «деловая» ипостась Гекаты.
– Зато они никогда не воевали, – словно попыталась оправдать древних повелителей толстуха.
– Ведь в любой войне жертвуются жизни немногих во имя процветания общества в целом, – опять объяснила «лягушонка». – А «одиночкам» наплевать даже на выживание всего мира, лишь бы лично им, самым главным в мире личностям, было хорошо.
– Как же они вообще выжили при таком отношении к самим себе? – не поняла Дамира.
– Точно так же, как выживают тигры в лесу, носороги в саваннах, пантеры в джунглях, анаконды в реках, леопарды в горах, – пожала плечами толстуха.
– Легко быть одиночкой, когда ты сильнее любого зверя окрест, – потянулась за салатом «лягушонка». – И даже любого прайда. Одолеть бога могла бы только стая подобных ему. Ведь толпа чаще всего сильнее одиночки. Но боги никогда не сбиваются в своры.
– Жуть, – передернула плечами Дамира. – Не хотела бы я жить в таком мире.
– Попробуй посмотреться в зеркало, смертная, – отозвалась Геката устами «лягушонки». – Вспомни, чего только вы не вытворяете ради своих животных инстинктов. Продажа секретных документов ради короткого сексуального контакта, причем даже без цели размножения – это поступок из нормального мира? Ноги, отмороженные ради минутной славы где-нибудь на безымянной горе, – это естественно? Зарезанные ради титула родители и братья – это ничего особенного? Охранники, расстрелянные из-за мешка наличности, – это тоже хорошо? Ваши стайные и сексуальные инстинкты, деточка, понуждают вас куда к более диким и безумным выходкам, нежели решения чистого разума, не отягощенного моралью. Ты просто успела привыкнуть к окружающему дикарству. Но это вовсе не значит, что повальное безумие двуногих есть образец для подражания. Вы просто слишком давно не попадали в руки санитаров.
Археологиня, хоть и вздрогнув из-за «деточки», предпочла промолчать. С одной стороны – поняла, что Геката обижается за близкий и родной для нее мир богов, с другой – если затевать споры и вставать в позу, то в итоге она наверняка не услышит больше ничего интересного.
– В Эпоху Прозрения, кстати, случилось еще одно очень важное событие: боги научились договариваться, – словно продолжая спор, сообщила «деловая» ипостась. – Ведь, меняя весь мир, они изменяли охотничьи угодья каждого, а личный участок – единственное, ради чего боги были готовы сражаться вплоть до гибели. К счастью, все преобразования вели только к дополнительным удобствам и сытости. Поэтому древние созидатели достаточно легко соглашались на перемены и даже на утерю части своих земель. Разум богов всегда был выше их животных инстинктов. Впрочем, даже не это стало наиболее значительным – а то, что многие задуманные дела оказались столь велики, что были не по силам кому-то одному. Боги смогли договориться творить перемены вместе. Каждый трудился во имя своих интересов – но в то же время и на общее благо. Не из страха перед вожаком, не в силу понуждения, как это происходит у вас, смертные; не из инстинкта преклонения, требующего слепо исполнять приказы. Боги объединили усилия сознательно, по своей воле. Понимая, что творят свое будущее и собственное благо. Сперва они сходились и сговаривались для малых дел, затем для все более и более великих.
– Тогда же были построены и первые из храмов Плетения, – добавила, широко улыбаясь, «лягушонка». – Места, куда боги собирались для общего праздника и в которых после праздника Плетения богини оставляли свои кладки яиц.
– Ну, ты должна их знать, Дамира, – с ласковым ехидством кивнула толстуха. – В найденных храмах богов места для кладок вы называете «погребальными камерами», если они чем-то замусорены, или «ложными захоронениями», если они сохранились в чистоте. Хотя, помнится, где-то в Индостане такое укрытие все же возвели до статуса «кельи отшельника».
– Боги строили их из камня, не имея рук и всего лишь управляя животными? – не менее ласково уточнила археологиня.
– Нет, поначалу храмами назывались всего лишь места для обряда Плетения и кладки, – нахмурилась «лягушонка».
– Возводить их из камня боги начали лишь в Эпоху Мудрости, – продолжила «деловая». – Когда создали смертных и научились успешно ими пользоваться. В Эпоху Прозрения ничего этого не было. Было множество послушных, но все еще неуклюжих животных, менять облик и возможности которых никто пока не умел. Опасных тварей, крупных и мелких, боги истребили, вкусным и полезным зверям обеспечили простор, сытость и безопасность. Прошло всего несколько тысячелетий, и вся планета стала одним большим и уютным домом, предназначенным для наслаждения жизнью. Настала Эпоха Аскезы.
– Эта эпоха стала самой печальной в истории богов, – вздохнула толстуха, ковыряя вилкой салат. – Они обрели все, чего хотели. У каждого из них было удобное, сухое и уютное убежище. Прямо туда послушные воле повелителя звери приносили воду, дичь сама являлась к порогу, дабы бог не испытывал голода. Отныне для удовлетворения любых надобностей никому не требовалось даже пошевелиться, и свои дома боги покидали только для праздника Плетения. А очень многие не вылезали наружу даже ради него.
– Учитель говорил, что все они посвятили себя бесконечным глубоким размышлениям, – поправила прическу «лягушонка». – И что ради этого полностью отреклись от окружающего мира. Но он же рассказал, что случалось и другое. Кто-то из мудрых мыслителей вспомнил про растения, которые позволяют испытывать огромное наслаждение, которые приносят куда больше удовольствия, нежели праздник Плетения. Эти растения животные сперва разыскивали для своих повелителей, а потом боги научили рабов выращивать источники счастья на больших плантациях. Другие мыслители нашли дым, безмерно увеличивающий наслаждение во время самого праздника, и во многих храмах стали им пользоваться…
– Наркотики, – перевел ее многословие на обычный язык Варнак. – Небось, еще и всякие уродства сразу после появления этой заразы начались?
– Да, – согласилась Геката. – Кладки, оставленные после праздников с использованием дыма, оказались… нежизнеспособны.
– И как вы справились с «божественной токсикоманией»? – спросил Еремей.
– Никак, – пожала плечами «деловая». – Желание бога есть высшая ценность, и потому никто не вправе ему перечить или его поучать. Если повелитель желает посвятить себя бесконечным наслаждениям, забыв про праздники, а нередко еще и про пищу, и воду, – воля его. И, разумеется, никто не вправе запретить богам проводить праздник так, что после него остаются только пустые кладки.
– Странно, что при таком обычае боги не вымерли вообще! – неуютно повел плечом Варнак.
– Эпоха Аскезы стала самой тяжелой в истории мира богов, – повторила «лягушонка». – Дома богов, выстроенные предками, пустели. Пастбища и водопои зарастали, сотни и тысячи храмов оказались заброшены. Беспризорные стада скудели, тут и там вновь стали появляться хищники, готовые напасть не только на прирученных повелителями слуг, но и на них самих. Огромные пространства на планете стремительно дичали, и у оставшихся богов больше не хватало сил, чтобы повернуть катастрофу вспять. Именно этот ужас запустения стал страшной вехой между Эпохами Аскезы и Мудрости.
– Боги взялись за ум? – позволил себе остроту Варнак.
– Не совсем, – покачала головой «деловая». – Просто в мире бесконечного наркотического счастья уцелели лишь те немногие, которым для ощущения радости и полноты жизни травы наслаждения оказалось мало. В нашей вселенной есть только одно неодолимое чувство, общее для смертных и богов, – это любопытство. Кому-то любопытно, что будет, если выпить натощак бутылку водки, кому-то – можно ли выкурить разом две пачки сигарет, кому-то – каковы на вкус бледные поганки, кому-то – отчего случается лунное затмение. Последние, как оказалось, живут намного дольше.