Страница 60 из 68
На месте ли дверь, через которую он покинул свой мир?
А если да, то где тогда его тело? Осталось у двери на берегу, ослабевшее, брошенное, может быть, умирающее, если уже не мертвое? Без души и сознания, покинувших тело, продолжает ли его сердце бездумно биться, дышат ли легкие, раздражаются ли нервы? А если тело его еще держится, то до ночи ему уж точно не дожить. Ночью на берег выползут омарообразные твари задать свои горестные вопросы и как следует пообедать.
Он быстро оглянулся назад, повернув голову, которая на мгновение стала его головой.
Дверь стояла на месте, у него за спиной. Стояла открытая в его мир, петли ее держались теперь за стальной косяк этой странной уборной. И – да – у двери лежал он, Роланд, последний стрелок. Лежал на боку, прижав перевязанную правую руку к животу.
Я дышу, подумал Роланд. Мне бы надо вернуться и переместить себя. Но сначала я сделаю кое-какие дела. Сначала…
Он покинул сознание узника и отступил, выжидая, стараясь понять, заметил ли узник его присутствие.
4
Рвота уже прекратилась, но Эдди еще постоял над раковиной, крепко зажмурив глаза.
Кажется, я на секунду отрубился. Даже не знаю, что это было. Я что, оглядывался?
Он нащупал кран, пустил холодную воду и, не открывая глаз, побрызгал себе на лоб и щеки.
А потом, понимая, что дальше откладывать невозможно, осторожно открыл глаза и посмотрел в зеркало.
Из зеркала на него глядели его собственные глаза.
Никаких чужих голосов в голове.
Никакого странного чувства, что за ним наблюдают.
«Ты на мгновение отрубился, Эдди, – пояснил ему великий мудрец и выдающийся наркоман. – Обычное дело для того, кто «остывает».
Эдди взглянул на часы. До Нью-Йорка полтора часа. Самолет сядет в 4.05 по восточному поясному времени, и времечко будет горячее. Проба сил.
Он вернулся на место. Джин уже ждал его на откидном столике. Он отпил пару глотков, и к нему подошла стюардесса спросить, не нужно ли ему еще что-нибудь. Но едва он открыл рот, чтобы сказать «нет, спасибо», как вдруг опять на мгновение отрубился.
5
– Только чего-нибудь перекусить, пожалуйста, – сказал стрелок ртом Эдди Дина.
– Горячее подадут в…
– Я буквально умираю с голоду, – совершенно искренне проговорил стрелок. – Все, что угодно, хотя бы бутер…
– Бутер? – нахмурилась женщина в красной армейской форме, и внезапно стрелок заглянул в мозг узника. Сандвич… слово прозвучало словно издалека, тихо, как шорох в поднесенной к уху раковине.
– Сандвич хотя бы.
Женщина в форме как будто задумалась.
– Ну… у нас есть рыба, тунец…
– Было бы замечательно, – обрадовался стрелок, хотя в жизни не слышал о танцующей рыбе. Ну ладно, нищие не выбирают.
– Что-то вы бледный, – сказала женщина в форме. – Вы, наверное, плохо переносите полеты?
– Да нет, это просто от голода.
Она одарила его профессиональной улыбкой.
– Сейчас что-нибудь вам сварганим.
– Сварганим? – изумленно переспросил стрелок. В его мире слово «сварганить» означало на сленге «изнасиловать женщину». Ну да ладно. Сейчас принесут поесть. Роланд даже не знал, сможет ли он перенести сандвич с танцующей рыбой обратно на берег, где лежало сейчас его тело, которому так нужна была пища… Но все по порядку, одно за другим.
Сварганить, подумал стрелок и тряхнул головой Эдди Дина, как будто не веря.
А потом отступил опять.
6
«Это все нервы, – уверил его великий оракул и выдающийся наркоман. – Непременный спутник постепенной завязки, младший братишка».
Но если это действительно нервы, тогда откуда эта странная сонливость – странная потому, что он сейчас должен быть взвинчен, испытывать зуд, ерзать, изнывая от желания почесаться, в преддверии настоящей ломки; даже если бы он сейчас не «остывал», как сказал бы Генри, то хотя бы тот факт, что ему предстоит протащить через таможню Соединенных Штатов два фунта рассыпухи – деяние, карающееся заключением на срок не менее десятки в федеральной тюрьме, – казалось бы, должен был прогнать всякий сон, плюс еще эта временная отключка сознания.
Однако же спать хотелось.
Он отхлебнул еще джина и закрыл глаза.
С чего бы ты отрубился?
Хотя этого вовсе и не было, если бы что-то подобное произошло, она бы уже давно побежала за аптечкой первой помощи.
Значит, не отрубился, не провалился во мрак, а на секунду попал в пробел в сплошной линии бытия. Все равно дело плохо. Раньше такого не наблюдалось. Прибалдевал – это да, но никогда еще не оказывался в полной пустоте.
И с правой рукой что-то явно не то: ноет, как будто по ней стукнули молотком.
Он согнул ее, не открывая глаз. Никакой боли. Никакой дрожи. Никаких голубых глаз снайпера. А что до провалов в сознании, так они вызваны всего лишь мучительной комбинацией постепенной завязки и того мерзкого состояния, которое великий оракул и выдающийся – ну, вы понимаете кто – назвал бы хандрой контрабандиста.
«Но я, кажется, все равно засну. Это ты как объяснишь?»
Словно вырвавшийся из рук воздушный шарик, к нему подплыло лицо Генри. «Не волнуйся, – сказал ему Генри. – С тобой все будет в порядке, братишка. Отсюда ты полетишь в Нассау, снимешь номер в «Аквинасе», а в пятницу вечером к тебе придет человек. Из приличных парней. Он все устроит, оставит тебе зелья. На уик-энд тебе хватит. В воскресенье вечером он принесет кокс, а ты отдашь ему ключ от депозитного сейфа. В понедельник утром ты исполнишь все, что сказал Балазар. Этот парень тебе поможет; он знает, как это делается. В понедельник днем ты вылетишь, с невинным видом минуешь таможню, а уже вечером мы с тобой будем уплетать бифштекс в «Игристом». Делов-то всего ничего, вот увидишь, братишка. Пустячок. Разговору больше».
Но на самом деле тут пахло жареным.
Загвоздка в том, что они с Генри были точно как Чарли Браун и Люси с той лишь только разницей, что иногда Генри отдавал бразды правления Эдди, такое нечасто, но все же случалось. Эдди даже подумал как-то в своем героиновом кайфе, что надо бы написать Чарльзу Шульцу. Уважаемый мистер Шульц, написал бы он. Вы все-таки немного не правы, что в последнюю секунду Люси ВСЕГДА перехватывает инициативу и Чарльз остается с носом. Ей хотя бы изредка нужно баловать его, но так, чтобы каждый раз это было для Чарли Брауна совершенно неожиданно, ну, вы понимаете. Иногда ей надо бы уступить ему три-четыре раза подряд, а потом целый месяц ничего подобного не делать, потом разок повторить трюк, потом – опять ничего пару дней, а потом… но вы, наверное, уже поняли, что я хочу сказать. Малыш ПО-НАСТОЯЩЕМУ заведется.
Эдди знал, что нужно сделать, чтобы малыш по-настоящему завелся.
Знал по опыту.
Один из приличных парней, сказал Генри, а пришло какое-то худосочное существо с желтушной мордой, британским акцентом, тонкими такими усиками, как в фильмах ужасов сороковых годов, и желтыми, скошенными внутрь зубами. Эдди они напомнили зубья старенького капкана.
– Ключ у тебя, босс? – спросил он, но из-за этого своего выговора выпускника английской частной привилегированной школы последнее слово прозвучало, как «бас».
– Ключ в порядке, – ответил Эдди. – Если я тебя правильно понял.
– Тогда давай мне.
– Нет, так мы не договаривались. Ты должен мне кое-что передать, чтобы мне хватило на выходные. А в воскресенье вечером ты должен сюда кое-что приволочь. Тогда я отдам тебе ключ. В понедельник ты пойдешь в город и там уже заберешь что тебе надо. Я уж не знаю что. Не мое это дело.
Внезапно в руке желтушного существа возник маленький автоматический пистолет.
– А почему бы тебе не отдать его просто так, босс? Я сберегу себе силы и время, а ты сохранишь свою шкуру.