Страница 4 из 14
– Ты дал мне клятву, Ставко. С каких это пор славяне начали забывать свои клятвы военным вождям?
Ставко молча отстегнул меч, положил его перед собою и встал на колено.
– Прошу о милости, мой конунг. Сними с меня эту клятву.
– Ты должен изложить причину.
– Я уже изложил ее. Она проста: я родился славянином и умру славянином.
Олег долго молчал, ожидая, когда уляжется яростный приступ гнева. Слишком многим он был обязан своему лучшему дружиннику, а своих долгов конунг русов не забывал никогда.
– Я слишком многим обязан тебе и только поэтому прощаю твою дерзость, – наконец сухо сказал он. – И не вижу причин отменять твою добровольную клятву. Поедешь наместником в Псков, я больше не желаю тебя видеть.
Ставко уехал в Псков, дружинники великого князя продолжали ворчать, и Зигбьерн предложил поход на хазар. Из-за их постоянных набегов левобережные славянские племена по-прежнему вынуждены были платить им дань, правда, весьма необременительную. А такой поход не просто освобождал их от этой дани, но и в известной мере сглаживал последствия отстранения князя Воислава от должности правителя Смоленска.
И Олег волей-неволей согласился с доводами Ставко. Однако этот разговор не только не развеял его сомнений относительно славянских племен, но, наоборот, насторожил. Славянские вожди постоянно призывали свои племена к неподчинению, а то и к открытой борьбе с захватчиками-русами. Жрецы и кудесники убеждали в святости этой, угодной богам, борьбы, и Олег понимал, что стоит славянам объединиться, как их огромная армия, вооруженная топорами да рогатинами, погонит вон одетые в добрую броню, но, увы, немногочисленные дружины русов. В этом он видел угрозу для всего народа русов, загнанного некогда в болота Приильменья и наконец-то получившего небывалую возможность жить в прекрасных землях Киева.
Однако Олег отлично понимал, что без преданного славянского окружения ему не удержать власти. И стал смело выдвигать отважных славянских дружинников на командные посты в дружинах, щедро жалуя им боярство.
Дружины готовились к походу, за их подготовку отвечали Зигбьерн и Перемысл, а князь Олег занимался только делами внутренними, стремясь оставить их ясными и не требующими немедленных решений. Трудов было много, он никого не принимал, приказав отказывать практически всем. Запрет касался даже старых друзей-русов, но, когда доложили, что свидания с великим князем просит Сигурд, Олег нехотя буркнул:
– Пусть входит.
Вошел муж его воспитанницы, поклонился и остался у порога, ожидая повелений конунга.
– Что-нибудь случилось, боярин?
– Слава богам, нет, но Неждана и я ждем тебя в удобное для тебя время, конунг.
– У меня нет времени. Растолкуй это Неждане.
– Нет времени, чтобы выпить кубок добрых пожеланий? – улыбнулся Сигурд.
Олег впервые оторвался от свитков.
– Говори прямо. А то не приду.
– Есть известия, которые может сообщить только женщина.
Лицо Сигурда сияло от счастья. Олег улыбнулся:
– Значит, вас надо поздравить?
– Я ничего не сказал, мой конунг, я ничего не сказал!
Этим же вечером великий князь нашел время навестить свою воспитанницу.
– Я угадал, Неждана?
– Ты угадал, конунг, – чуть зарумянившись, призналась она. – Надеюсь, что боги на сей раз будут к нам благосклонны.
– Сигурд, вели стражникам внести подарки!
Пировали, поднимая кубки за будущего сына.
Олег был счастлив, как давно уж не был. Со дня смерти Берты.
– Как ты назовешь сына, Сигурд?
– Свенди. Я обещал Рюрику назвать его этим именем.
– Поднимем кубки во здравие Свенди! Он будет великим вождем и прославит ваши имена!
Таким веселым и счастливым Неждана и Сигурд давно не видели своего конунга. Он шутил и первым смеялся своим шуткам, поднимал кубки с фряжским вином, но, прощаясь, тихо сказал провожавшему его Сигурду:
– Приглядывай за Игорем. Тебе приведут отрока, о котором я говорил.
Приглядывать в данном случае означало бывать в усадьбе князя Игоря чаще обычного и интересоваться его делами тоже чаще обычного. Сигурду вскоре доставили пригожего и очень серьезного парнишку, которого ему удалось показать Игорю к месту и как бы случайно. Князю парнишка сразу же понравился, и он повелел принять его младшим дружинником.
Отправив дружину Перемысла, дяди Нежданы, прикрывать левобережные славянские земли, Олег с дружиной Зигбьерна пошел к границам самой Хазарии через Дикое Поле. Крупных стычек с отрядами приграничной стражи не было, хазары словно расступались перед киевскими дружинами, и Олега этот отход хазарских сил к своим границам без сопротивления уже начал беспокоить.
– Вышли вперед усиленные дозоры, – сказал он Зигбьерну.
Зигбьерн и сам понимал необходимость подобного решения, разослал дозоры не только вперед, но и по сторонам, и вскоре головной дозор доложил о мощных хазарских силах, ожидающих на удобном для сражения поле. Олег вместе с Зигбьерном и подвоеводами выехал вперед, лично осмотрел как хазарские войска, так и место, выбранное ими для решительного сражения, после чего сказал Зигбьерну наедине:
– Они готовятся не для боя, воевода. Они готовятся для показа своих сил.
– Мне тоже так показалось, конунг. У нас прикрыта как левая, так и правая рука.
Олег подумал, привычно пошагав по шатру. Сказал:
– Отбери двоих бояр поразумнее, попробуем вступить в переговоры.
– На чем бояре должны стоять?
– Если хазары отменят свою дань, наложенную на левобережных славян, мы уйдем без боя.
Хазары, как и предполагал Олег, без споров приняли предложенные условия, потому что племена левобережных славян все равно уже не платили дань с того времени, как русы овладели Киевом. Хазарский каганат ничего не терял, а чтобы воины гибли попусту, не хотел. Единственным условием было подписание договора с Великим Киевским князем. Олег согласился, и для подписания договора к нему прибыло хазарское посольство.
– Знает ли великий воин киевлян, какие народы живут за рассветной границей наших земель? – спросил Олега старший представитель хазар, подписавший с ним вместе договор, на торжественном обеде, данном Киевским князем по случаю этого события. – Там множество племен, кочующих в поисках пастбищ для скота и добычи для себя. Они быстры и беспощадны, как волки, они сжигают поселения, грабят жителей, а молодых угоняют в рабство. Пока мы стоим, наши мечи и стрелы сдерживают их натиск, но я мечтаю о мире меж Киевом и Итилем, дабы у Хазарского каганата всегда хватало сил, чтобы не допустить хищников в причерноморские степи.
– Отныне ваш враг – это и наш враг, – дипломатично поддержал разговор Олег.
– Наш вечный враг – Византия. Если бы ваша могучая держава показала ей силу свою, мы забыли бы о своих данях с левобережных славянских племен.
– Мне нравится твоя мысль, боярин…
Было много речей и бесед, но Великому Киевскому князю яснее всех запомнились слова о том, что Хазария самим положением своим сдерживает натиск степняков. Он вспоминал об этом на возвратном пути в Киев в беседе с Зигбьерном.
– Тот хазарский вельможа прав: нам следует обратить свое внимание в сторону Царьграда и весьма осторожно воевать с Хазарией. И ни в коем случае не доводить войны до полного разгрома самого государства, оно – щит меж нами и Диким Востоком. Напомни мне, Зигбьерн, чтобы я объяснил Сигурду эту особенность нашего волжского соседа. И не распускай дружинников на отдых после похода. Так легче и быстрее удастся нам достичь границ Византии.
Но случилось так, что разъяснять геополитические задачи Киевского государства на востоке оказалось некому. Последний разговор конунга Олега с мужем его воспитанницы Сигурдом так и остался последним их свиданием в мире сем…
Для Сигурда было сущим наказанием, когда ему по настоятельной просьбе конунга приходилось посещать усадьбу князя Игоря. Князь уже ни во что его не ставил, не замечал, не обращался, забывал приглашать к трапезе и даже на его глазах устраивал весьма двусмысленные шутливые свалки со своими пригожими отроками. Однако нужный парнишка был у Игоря на виду (а Кисан, наоборот, на глаза Сигурду старался не показываться), получал частные повеления, старательно выполнял их и столь же старательно докладывал о них Сигурду. Здесь все было под наблюдением, в отроке, рекомендованном Олегом, Сигурд не сомневался, а потому и резко сократил очень неприятные для него посещения слишком уж перенасыщенной пригожими отроками усадьбы неправящего князя.