Страница 1 из 19
Сообразительный мистер Ридер. Воскрешение отца Брауна (сборник)
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», 2011
Предисловие
В седьмом томе избранных шедевров детективной литературы нашла свое достойное продолжение тема так называемых нестандартных сыщиков.
Произведение Эдгара Уоллеса «Сообразительный мистер Ридер» по сути представляет собой сборник разносюжетных новелл, объединенных стержневым персонажем – следователем прокуратуры Джоном Ридером.
Как и знаменитый отец Браун, он не производит впечатления супермена, этот «хилый, пожилой человек», в пенсне на самом кончике носа, в старомодном сюртуке, бесформенных башмаках, который, конечно же, никогда не расстается с видавшим виды зонтиком.
По стереотипным меркам Ридер нелеп, смешон и беспомощен, особенно в те моменты, когда он вызывает рассыльного и приносит ему извинения за причиненное беспокойство. Кажется, у него нет никаких шансов противостоять молодым, сильным, ловким и напрочь лишенным каких-либо комплексов преступникам.
Однако он противостоит, и весьма успешно, при этом логически просчитывая все очередные ходы противника и победоносно упреждая их.
Если отец Браун борется с грехом, не осуждая и не наказывая его носителей, то Ридер борется с самими преступниками, никак не обольщаясь относительно их раскаяния или исправления. Борется, зачастую используя древний принцип воздействия подобным на подобное. Он не останавливается перед тем, чтобы заманить злодея в коварно расставленные сети, спровоцировать его на безрассудные действия или скомпрометировать в глазах сообщников и тем самым вынести ему, по сути, смертный приговор…
Его руки, как и руки отца Брауна, постоянно теребят старый зонт, но при этом зонт Ридера отличается тем, что содержит в себе острый кинжальный клинок, которому найдется нужное применение в случае необходимости, а окружающая жизнь в изобилии предоставляет подобные случаи…
Для Ридера преступники – враги общества, интересы которого он призван защищать, бешеные крысы, и у них не стоит спрашивать метрических свидетельств или рекомендаций с последнего места службы, а создать такие условия, когда преступление станет смертельно опасным деянием прежде всего для самого преступника. И Ридер создает такие условия, отчего, по мнению его начальника-прокурора, этот неказистый человечек опаснее мамбы – ядовитой змеи, укус которой несет гарантированную смерть.
Описывая головокружительные приключения Джона Ридера, Уоллес позволяет себе нарушить один из общепринятых канонов жанра: в детективе не должно быть места любовным коллизиям.
Как заметил в свое время американский писатель Сатерленд Скотт, «любви так же нет места в детективе, как мухе в супе». А Конан Дойл устами Шерлока Холмса заявляет со всей категоричностью: «Эмоции враждебны чистому мышлению. Поверьте, самая очаровательная женщина, какую я когда-либо видел, была повешена за убийство своих троих детей».
Сыщика не должны отвлекать от расследования преступлений любовные похождения, которые могут каким-то образом повлиять на логику событий. Таков непреложный канон. Однако Уоллес все же вводит в повествование Маргарет Белмэн, юную даму сердца мистера Ридера, чтобы подчеркнуть рыцарство, благородство своего героя, неоднократно приходящего на помощь неопытной девушке и вызволяющего ее из весьма опасных ситуаций. Что же касается их любовных отношений, то они носят настолько платонический характер, что суровым блюстителям чистоты жанра в принципе не на чем строить достаточно доказательное обвинение в адрес автора «Сообразительного мистера Ридера».
Гилберт Кит Честертон в своих рассказах также отходит от канонов, но в данном случае речь идет не о пикантных коллизиях, а о социальных проблемах, которые, по идее, никак не должны волновать сыщика-мастера, всецело занятого борьбой со Злом в его вселенском понимании. Однако у Честертона болезни общества очерчены достаточно выпукло, что выводит повествование далеко за рамки знаковой системы абстрактных символов Добра и Зла.
В его детективных рассказах ясно просматривается позиция Честертона – публициста, философа, гражданина, который весьма близко к сердцу принимает несовершенство социума и пытается найти решение его многочисленных проблем, таких как монополизация промышленности или прагматизм, граничащий с маниакальным корыстолюбием, когда, по словам отца Брауна, «современная мерзкая мораль внушает, что “делать добро” и “делать деньги” – одно и то же».
В уста отца Брауна автор вкладывает и однозначное осуждение двойной бухгалтерии общественной морали: «Ради Господа всемогущего, пусть уж будет одно для всех беззаконие или одно для всех правосудие».
Да, истинно так, ибо, как сказано в Писании, «неодинаковые весы, неодинаковая мера, то и другое – мерзость пред Господом».
Отец Браун философски относится к такому понятию, как «сильные мира сего», в достаточной мере осознавая всю его условность, не говоря уже о крайне низком уровне нравственности людей, проложивших свой путь к вершине общественной пирамиды по чужим плечам и головам. Такие люди a priori не могут быть порядочными. Политики, правительственные чиновники, финансовые воротилы – все они, по словам отца Брауна, «нестóящие люди».
И эти резкие слова продиктованы отнюдь не стремлением утвердить евангельский культ бедности и незаметности, а лишь трезвым взглядом на природу вещей, на суетность испепеляющего человеческую душу властолюбия или алчного накопительства.
В начале рассказа «Небесная стрела» Честертон замечает с присущим ему сарказмом: «Счастлив, кстати, сообщить, что наша история начинается с убитого миллионера, а если говорить точнее, с целых трех, что даже можно счесть за embarras de richesse (излишняя роскошь, фр.)».
Здесь едва ли стоит усматривать черты левого радикализма или чего-то родственного ему. Нет, ни в коем случае. Просто, учитывая достаточно темное происхождение большинства крупных капиталов, Честертон не может не помнить слов Бальзака о том, что за каждым быстро нажитым состоянием непременно стоит преступление. А как известно, всякое преступление – согласно вселенскому закону возмездия – влечет за собой наказание, ну а мера…
Что ж, как утверждал вышеупомянутый Сатерленд Скотт, «детектив без убийства – все равно что омлет без яиц».
Таковы законы жанра.
Эдгар Уоллес
Сообразительный мистер Ридер
Получилось так, что тот день, когда мистер Ридер вошел в кабинет государственного прокурора, стал роковым в судьбе мистера Лэмбтона Грина, заведующего лондонским отделением Шотландско-мидландского банка.
Контора вверенного мистеру Грину банковского отделения располагалась на углу Пелл-стрит и Ферлинг-авеню на «сельской» стороне Илинга[1]. Она занимала довольно большое здание, и в отличие от большинства контор пригородных отделений, все это здание было отдано под банковские нужды, поскольку банку этому доверяли свои весьма значительные вклады несколько крупных предприятий. Компания «Лунэр трэкшен» с тремя тысячами работников в штате, корпорация «Ассошиэйтед новелтиз» с ее непостижимой текучестью кадров, компания «Ларафон» – вот лишь три организации из числа клиентов Шотландско-мидландского банка.
По средам после обеда накануне дня выдачи зарплат эти корпорации привозили из своих головных контор большие суммы наличных денег, поступавших на хранение в специальную банковскую бронированную комнату из стали и бетона, которая располагалась прямо под личным кабинетом мистера Грина, хотя вход в нее находился в главной конторе за стальной дверью. Дверь эту было видно с улицы, и для того, чтобы улучшить обзор, висевшая на стене прямо над ней лампа бросала на дверь мощный луч света. Дополнительная безопасность обеспечивалась ночным охранником в лице Артура Моллинга, военного пенсионера.
1
Пригород Лондона. (Здесь и далее прим. пер.)