Страница 5 из 16
Слово «побывал», конечно, можно по-разному понимать. Для меня «побывал» – это значит: прошел по всем помещениям, попробовал еду, понюхал подушку, посмотрел простынку, одеяло, под которым ребенок спит. Особенно если это дом ребенка, где совсем маленькие. Когда меня назначили, моему младшему было четыре месяца. Поэтому я могу со знанием дела взять любого малыша на руки, понюхать волосики, посмотреть, свежий ли у него подгузничек, вычистили ли ему козявки из носа – или, может, он срыгнул и лежит в мокрой рубашечке, может, его надо переодеть, подмыть, памперс поменять и т. д.
У меня был такой случай в Красноярском доме ребенка: лежит крохотная совсем девочка, несколько месяцев, и захлебывается смесью. Няньки ведь часто как делают – приносят бутылки со смесью, втыкают детям соски в рот, бутылку пристраивают под углом, подпирают подушечкой и идут по своим делам. И все едят. А у этой девочки смесь пролилась, течет по щекам, по шейке. Я спрашиваю:
– А где медсестра?
Подходит девушка молодая. Я взял девочку на руки и ее щечку прислонил к щеке медсестры. Она так и шарахнулась:
– Что вы делаете?
Я говорю:
– Ну ты прижмись к ребенку просто. Она вся мокрая. Тебе самой так приятно будет?
В другом доме ребенка, в Карелии, я стал проверять соски. Говорю:
– Покажите, пожалуйста, пустышки мне. Дети сосут пустышки?
– Да, сосут.
– А кормите из соски?
– Из соски, да.
И вот меня заводят на кухню – а там в каждой группе есть маленькая кухня, – и там стоит на плите такая кастрюля, в которой варятся соски. Потому что из всех видов сангигиенической обработки у нас в большинстве домов ребенка – наверное, таких 99,9 %, – по-прежнему соски кипятят. При этом я с ходу могу назвать несколько детских учреждений, которые из этого ряда выбиваются, – в том числе детский дом-интернат для умственно отсталых детишек в поселке Ояш, в двухстах километрах от Новосибирска, где для младшей группы завели пластиковые бутылочки и специальные стерилизаторы. Директор этого детского дома-интерната мне рассказывала:
– Павел Алексеевич, я сама к этому пришла. Вот это кипячение, эти стеклянные бутылки, которые еще с советских времен остались, ну сколько же можно! А эти новые – они и прочнее, и в три раза дольше служат, и дешевле обходятся в итоге. Хотя если сравнить по цене покупки, пластиковая бутылка дороже стоит, но через некоторое время окупается.
Так вот, открывают мне кастрюлю, я смотрю – а там плавают резиновые соски, такие, знаете, уже все черные, заскорузлые, дырка вся разодранная. Я говорю:
– Это что, вы сейчас вот это вскипятите, а потом детям дадите?
– Да-да, сейчас будем кормить.
– Я у вас возьму две сосочки на память, ладно? – из кастрюли выловил и в карман убрал.
Ну и помимо этого я в том доме ребенка еще много чего нашел. Захожу, например, в ванную, а там какашки из горшка смывают прямо в ванну, где должны детей купать. То есть пришла нянька с горшком, как обычно, воды налила, вылила, сполоснула – а тут я, как нарочно, захожу. И главврач этого дома ребенка, очень пожилая женщина, к концу моего обхода поняла, что уже, видимо, пора ей идти на пенсию.
Но я этим ограничиваться не собирался. В самом деле, чего с главврача спрашивать? Прихожу на совещание правительства и спрашиваю министра здравоохранения республики – молодую женщину лет сорока примерно:
– Это же ваша епархия, министерство здравоохранения Карелии?
– Да, моя.
– Вы ведь тоже видели нарушения, правда? Вы же со мной ходили.
– Видите ли, я не знаю, откуда все это взялось, я месяц назад там проверяла, все было хорошо, – возражает она мне.
Я говорю:
– Ладно, тогда давайте так. Вот две сосочки, я их не брал руками, сразу завернул в салфеточку. Пожалуйста, возьмите в рот сосочку. Вот здесь, при всех.
Конечно, она не взяла. Фыркнула только очень возмущенно. А я продолжаю:
– Ну, знаете, если вы считаете, что все хорошо, то вы не ту должность занимаете.
И она после этого тут же увольняется. И эту соску там запомнили. Уже два президента республики в Карелии сменилось, а соску все помнят.
Скажу честно: я по-другому не могу, на самом деле. Я смотрю на эту соску и думаю: «А своему ребенку я бы дал такую? – Нет». Я пытался и пытаюсь вдолбить в головы губернаторов и региональных министров одну простую вещь: что, во-первых, надо бывать в детских домах, которые у них на территории находятся, потому что они за них отвечают, а во-вторых, надо всегда сравнивать. Вот стоит компот на столе – вы такой компот даете своему ребенку или внуку? А вот на такую простыню вы его положите? А вот на такой кровати он будет спать?
И действительно, через такое личное отношение многих губернаторов удалось пробить, убедить и победить. Точно знаю: абсолютное большинство из них практически никогда об этом раньше не задумывались. А в таком вот диалоге – помогает, работает!
Кстати, в свое время мы добивались возвращения критериев оценки эффективности работы губернаторов. Об этом я считаю важным упомянуть, потому что с некоторыми категориями оппонентов уполномоченный сталкивается, когда занимается устройством сирот в семьи. В том числе это не только личности, которых можно назвать грантоедами, и люди, которые живут за счет иностранного усыновления или лоббируют иностранное усыновление. Это еще и сами руководители детских учреждений, а кроме того – руководители органов исполнительной власти регионов. Каким образом? Объясню.
Казалось бы, губернатор должен в первую очередь заботиться о самых незащищенных – стариках, детях, инвалидах, сиротах, безнадзорных детях. И, в принципе, он это обязан делать. Но это очень болезненное место, за которое можно схватить любого губернатора, даже самого хорошего. Приехать в несколько детских домов – что мы и стали делать – и найти там букет нарушений. А потом, конечно, можно прийти и договориться с губернатором о том, как он будет все это устранять, как будет реорганизовывать жизнь в этих учреждениях; убедить его, во-первых, что он в этом сам виноват, он за это отвечает, а во-вторых, что он в состоянии это все исправить, а мы поможем. А можно взять и представить доклад президенту, премьеру, генпрокурору.
Я старался и стараюсь всегда выстраивать с губернаторами деловые отношения в этой части – в хорошем смысле, – чтобы они все-таки исправляли ошибки, которые у них есть или которые достались им по наследству и остались незамеченными. В свое время, 27 декабря 2010 года, я попросил у президента слова на Госсовете и выступил перед губернаторами. Я сказал:
– Уважаемые губернаторы. Вот вы здесь все сидите. У каждого из вас в регионе есть детские интернатные учреждения. Я не знаю региона, где их было бы больше, скажем, пятидесяти.
Сейчас их, кстати, стало уже гораздо меньше. Только что был в командировке в Воронеже. Сам город уже стал миллионником, Воронежская область большая, развитая и хорошо населенная. В Воронеже на сегодняшний день восемь интернатных учреждений. Детский дом остался один. Есть коррекционные школы-интернаты и один дом ребенка. Но мы с вами, напомню, говорим о 2010 годе, поэтому цифра пятьдесят будет вполне уместна.
– У меня к вам просьба, – продолжаю я. – В ваших силах за какой-то понятный промежуток времени побывать в каждом детском доме, в каждом интернате, в каждом доме ребенка. Вы едете по насущным вопросам – дороги, ЖКХ, пенсии, что угодно, – заверните в детский дом. Вы обязаны это сделать. Потому что от того, как вы будете себе представлять и видеть проблемы детей-сирот, так они и будут решаться в регионе. Зайдите и сравните. Если вы сравниваете, как живет ребенок-сирота и как живут ваши дети или внуки, и сравнение не в пользу детей-сирот – значит, вы в долгу перед ними. Я вас призываю именно так подходить к этому вопросу. А если вы не будете этого делать – ну извините, тогда у нас будет другой разговор. У меня есть полномочия приехать с проверкой, и у меня есть возможность и компетенция представить доклад президенту.