Ловушка для Ильи

Купцов Василий

Ловушка для Ильи

Василий Купцов

Ловушка для Ильи

- А поминали - Ильюшеньки живого нет, - А ведь в старости старицек еще поежживал...

Стар ли стал Илья? Может, и стар - столько за спиной всего... И битвы, где ворогов он бил нещадно, и друзей терял нежданно, и родных детей - не узнанных...

Много кому поперек слово молвил - и чудищам, и богатырям иноземным, и своих, русских богатырей на место ставил, да что богатырей - он и князя земель русских уважать себя заставил, "нет" говорил, и пришлось Ясному Солнышку делать по его, Ильи словам! Да, много чего было...

Стар он стал, стар! Но почему стар? Ведь не лежит Илья на печи, не жуют для него жесткие корки, да дети пока не ходят сказки слушать!

Пока что все сам, да на коне, да в броне - в дальней стороне скачет, и силы в нем не уменьшилось, и плохо придется любому ворогу встречному! Какой же он старик?

Нет, не чувствует себя стариком Илья, и силы у него пока достаточно. И еще немало он на своем веку дел понаделает! Но молод ли он? Знает Муромец, что не может сказать "да, молод", потому как чувствует, что не так это... Молод он был, когда с печи слез, молод, хоть и было ему тогда тридцать три года! Но может ли назвать себя молодым человек, собственными руками убивший своего взрослого сына? Эх...

Когда-то спал Муромец сном богатырским по три дня и три ночи - а теперь, бывает, ночью поспит чуток - да и не тянет больше... Правду говорят - старикам бессонница. Да что за глупости такие? А как тогда, во времена ратные - забыл? Все богатыри спали сном богатырским, один Илья бодрствовал, ему и с ратью степной схватится одному одинешенькому пришлось! Стало быть, и с молодости сон чуток был... Хотя кто знает? Вспомнил Илья, как хвастал один старикан древний, что остался столь же силен, как и в молодости.

Спросили у него - а чем докажешь? Тот и отвечает - вон камень велик в поле чистом стоит. Как в младом возрасте не мог его ни поднять, ни с места сдвинуть, так и сейчас - не могу!

Да, не молод Илья, но еще и не старик. И еще повоюет, еще поборется - и с людьми, и с чудищами, а может, как богатыри древние, и с самими стихиями божескими схлестнуться ему предстоит! Кто знает про то?

Но все в конце концов умирают. Кто гибнет на поле бранном, силой врага побежденный, или предательским ударом сзади, или стрелой каленой... А другие умирают и от злого коварства, и от яда, и от колдовства, да говорят - поговаривают, просто от злой жены и то помереть можно. А кто до старости древней доживает, умирает в собственной постельке от немощи стариковской, под вздохи родни... Нет, вот чего бы Илья не хотел, так это так уйти немощным. Нет!

Но как тогда? От меча ворога? Не родился еще богатырь, который силой на силу победит Илью. Коварство? Может быть, ведь многие великие воины, как былины говорят, от яда да удара предательского погибали... Плохая смерть! Одно хорошо - нет у него злой жены, вот уж чего ему не грозит - так это, что б его заживо языком запилили!

Муромец недобро усмехнулся. Что же это он - все смерть себе выбирает, да никак не выберет. И то ему не так, и это - не годится! Смех да и только... Что ж тогда делать остается?

Да понятно что - жить надо, да врагов крушить, а там - чего гадать?!

***

Как-то шел шагом старый Бурушка, да Муромец чуть ли не дремал, в стременах покачиваясь. О чем он думал, что вспоминал? Может то, что случилось с ним вот так же, как и сейчас, когда...

Как поехал стар по чисту полю,

По тому раздолью широкому,

Голова бела, борода седа,

По белым грудям росстилаетсе,

Как скацен жемцуг да россыпаетсе.

Приезжает к росстаням ко широким же,

Как лежит тут сер горюць камень,

Да на камешке подпись подписана,

Да подписана подпись подрезана: "

Как во перву дорожку ехать бохату быть.

А во втору дорожку женату быть,

А в третью дорожку живому не быть".

Как сидит тут стар да призадумалса,

Призадумался да приросплакалсы:

Как поеду я в дорожку во первую,

Да ведь где мне старому бохату быть.

А опеть же сам и одумалса:

Да на что мне старому бохату быть?

У меня нет нонь молодой жены

Берегци, стерегци золота казна.

Как поеду в дорожку во вторую,

Да ведь де мне старому женату быть.

А опеть же сам и одумалса:

Да на што мне старому женату быть?

Не владеть мне старому молодой женой.

Не кормить мне старому малых детей,

Как поеду в дорожку во третью же,

'де мне старому живому не быть.

Как поехал стар по чисту полю,

По тому раздолью широкому,

Голова бела, борода седа,

По белым грудям росстилаетси,

Как скацгн жемчуг да россыпаетси.

Приезжает ко двору ко широкому,

Теремом назвать очень мал будет,

Городом назвать так велик будет.

Как выходит девушка чернавушка,

Она бергт коня за шелков повод,

Она ведгт коня да ко красну крыльцу,

Насыпат пшена да белоярова,

Как снимат стара со добра коня,

Она ведгт стара да на красно крыльцо,

На красно крыльцо да по новым сеням.

По новым сеням в нову горницю.

Скидыват его да распоясыват,

Да сама говорит таковы слова:

Пожилой удалой добрый молодец,

Ты уж едешь дорожкой очень дальнею,

Тебе пить ли исть ныньче хочется,

Опочинуться со мной ле хочетсы?

Говорит тут стар таково слово:

Хошь я еду дорогой очень дальнею,

Мне не пить не есть мне не хочется,

Опочинутьсяиии с тобой хочитсэ.

Она старому кроват да уж указыват,

А сама от кровати доле петитсе.

Говорит-то стар да таково слово:

Хороша кровать изукрашена,

Должно бы кроваточки подложной быть.

Она старому кровать уж указыват,

А сама от кроваты далечо стоит.

Как могуци плеци росходилисе,

Ретиво серце розъерилосе,

Он хватал-то он за белы руки,

Он бросал он на кровать ле тесовую

Полетела кровать да тесовая

Да во те во погреба глубокий.

Как спущался стар да во глубок погргб

Там находитса двадцать деветь молодцев,

А тридцатый был сам старый казак,

Сам старый казак да Илья Муромец,

Илья Муромец да сын Иванович.

Он ведь начал плетью их наказыват,

Наказывать да наговаривать:

Я уж езжу по полю ровно тридцеть лет,

Не сдаваюсь на реци я на бабьи же,

Не утекаюсь на гузна их на мяхкие.

Вот они тут из погреба вышли,

Красное золото телегами катили,

А добрых коней табунами гнали,

Молодых молодок толпицями,

Красных девушек стаицями,

А старых старушек коробицами.

Илья улыбнулся. Кажется, что совсем недавно то было, а уж песни поют... Но быстро сошла улыбка с лица его. Старость? Немощь? Смерть в постельке, среди кучи вздыхающих родных и близких? Неужели, все это впереди? Или лучше погибнуть в бою... Как, собственно, быть? Искать смерть самому? Нет!

***

Леса и леса, все темнее и темнее чаща, все тоньше тропка, по которой несет Илью старый Бурушка.

Раньше все гулял Илья по чисту полю, а теперь - на старость лет - в лес забрался. Свой ли этот лес али чужой? Свой, вроде, живут здесь люди, что говорят на языке русском, все одного корня ростки, одного богатыря потомки. Да только не признает здешний люд князя Киевского.

Да не так, как гордые древляне не признавали, дани не платимши. Нет тут о князе Владимире и слыхом не слыхали...

Далеко заехал Илья, ох далеко. Русь Великую, Русь Киевскую проехал давно, а Большая Русь все не кончается... Сколько же еще до Старых гор, до краев неведомых? Долго ли до мест заветных, богатырями давно не хоженых?

А лес совсем уж черен стал. Что за деревья такие - все черные, да трава - черная? Нет, не огнем горелая, живая трава да листва, но темна и черна? Не было такого еще!