Страница 14 из 18
Наконец выметнулись Макс на быстром легконогом коне и Клемент на своем гигантском брабанте, Макс носился взад-вперед, проверяя и перепроверяя.
Уже не останавливаясь, он поскакал к нам, а Клемент остался с головной колонной, ничуть не чувствуя себя опозоренным, что вот герцог, а ведет пешие части простолюдинов.
Макс на ходу соскочил, сам в простых кожаных латах, как и его люди, подбежал ко мне, заметно выламывающийся из этого мира непосредственностью и чистотой помыслов и движений, все такой же легкий, с узким удлиненным лицом и внимательными синющими глазами, с тонко очерченным длинным носом и по-девичьи пухлыми губами.
Едва он преклонил колено, я поднял его и, обняв за плечи, сказал с удовольствием:
– Я уж думал, растолстел, наверное…
– Ваше высочество! – воскликнул он обиженно.
– Все толстеют, – заверил я. – Ну, почти все. У тебя, как вижу, без приключений?
Он ответил с недоумением:
– А что могло приключиться, если все продумано и просчитано вами, ваше высочество?
– Верно, – согласился я, – приключения случаются только у растяп, а ты разве она самая? Мы должны побеждать без всякого героизма, потому что героизм – это род смерти, а не образ жизни.
Он вскинул на меня ясные, честные глаза взрослого ребенка, на лице проступило замешательство.
– Ваше высочество, мы готовы к любому проявлению героизма…
– Героизм, – сказал я, – это беззаветное проявление безысходки. Ты военный гений, Макс!.. А сам понимаешь, что после проявления героизма обычно остается меньше половины армии. А то и меньше трети.
– Ну-у…
Я смотрел в его лицо, молодое и ликующее, как всегда особенно светлое, с огромными синими, к вискам чуточку вздернутыми, словно в радостном удивлении, глазами.
– Как же тебя все любят, Макс, – сказал я и добавил с легким упреком: – Но где потерял свой великолепный доспех, скованный лучшими мастерами Вестготии?
Он сказал виновато:
– Едет следом в обозе. Если надо будет, ну там на парад какой, надену сразу, не беспокойтесь. А этот просто удобнее.
– Тебя не отличить от простого сотника, – сказал я, – а то и десятника.
Он не успел ответить, приблизились верховные лорды, Хродульф сказал важно и покровительственно:
– При такой удивительной скромности тем выше к нему любовь и преданность его людей. Умный и точный расчет.
Макс застеснялся, не смея возразить, что это не расчет, а я повернулся к лордам и сказал празднично:
– Я отметил этого юного рыцаря, и не устану это повторять, еще когда мы простыми рыцарями дрались в общей схватке на Каталаундском турнире. На нашей стороне была беднота, а нашими противниками были богатейшие и знатные рыцари тогда из неизвестного нам Сен-Мари, и, понятно, когда такого удавалось выбить из седла, его торопились захватить в плен, чтобы получить богатый выкуп. Максимилиан и еще один рыцарь все время берегли мою спину, так как я был вожаком нашей группы, и так и не захватили ни одного пленника. Он показал тогда, что для него команда – превыше всего!
Меревальд произнес с вопросительной ноткой:
– И вы его преданность оценили?
– Прежде всего его преданность любимому делу, – уточнил я. – И понимание ситуации. Он всегда служит команде, а о себе вообще не думает. Сами понимаете, какая это редкость.
Макс застеснялся, вывернулся из-под моей руки, нежные щеки, присыпанные пылью, чуточку заалели.
– А теперь, – велел я, – пусть армия располагается лагерем с западной стороны города, там удобное поле, а вечером всех вас жду на пир в ратуше, а затем – военный совет.
– Может быть, – сказал Меревальд, – сперва военный совет? На трезвые головы?
– Мы останемся здесь на недельку, – сообщил я, – не меньше. Нужно дождаться армий из Ламбертинии и Мезины. Это… настоящие армии, которыми горжусь. Мунтвиг получит достойный ответ за свое неспровоцированное нападение на мирные королевства, которые мы просто обязаны защитить по Божьему праву. За это время мы проведем не один военный совет, утрясая и уточняя.
Меревальд поклонился.
– Простите, ваше высочество. Я счастлив, что еще подойдут армии.
– Армии, – произнес я с расстановкой, – герцогов Шварцкопфа и Меганвэйла… это еще не все.
– Ваше высочество?
– Из Сен-Мари, – сказал я, – уже идут быстрым маршем, я уверен, закаленные в боях армии стальграфа Филиппа Мансфельда и рейнграфа Чарльза Мандершайда!.. И тогда Мунтвиг окончательно поймет, что не стоило ему идти по дороге Карла.
Лорды слушали и серьезнели, а я перехватил взгляд Норберта. Старый воин показал взглядом, что да, я в самом деле успел провести и даже почти закончить реорганизацию армий. Еще бы промедлил – все бы рухнуло под новым нашествием. Или война завязалась бы долгая, с отступлением к Большому Хребту, а потом – тьфу-тьфу! – и за него…
Глава 8
Праздничный пир был в разгаре, когда примчались разведчики с сообщением, что с юга приближается армия в составе рыцарской конницы и большого количества пеших частей с небольшим обозом.
Я потер ладони с таким энтузиазмом, что мог бы так зажигать костер в примитивных племенах.
– Прекрасно!.. Чьи знамена? Скарляндии или Варт Генца?
Верховные лорды встрепенулись и стали выше ростом, но разведчик проговорил с некоторым недоумением:
– Знамена… королевства Вендовер.
Наступило молчание, Норберт подхватился первым.
– Ваше высочество!
– Позволяю, – сказал я отрывисто.
Он выскочил из зала. Рыцари переглядываются, не забывая прикладываться к кубкам, вино хоть и похуже сен-маринского и даже армландского, но после знойного дня прекрасно освежает пересохшие глотки, а мясо в любом королевстве жарят одинаково хорошо, особенно если не привередничать.
Я выждал некоторое время, поднялся, стараясь, чтобы это не выглядело признаком волнения.
– Продолжайте, продолжайте, – сказал я громко и беспечно улыбнулся, – мне по долгу службы надо взглянуть, кто там прибыл.
Несколько лордов тут же поднялись: если сам Ричард идет встречать гостей, то они обязаны составить ему свиту, свита всегда придает внушительность.
Во дворе ратуши пока никого из новых, я вышел к воротам и уже там увидел, как из узкой улочки на площадь перед ратушей выметнулся с грохотом копыт отряд пышно и очень богато одетых всадников.
В глазах зарябило от обилия ярких цветов, а золотые украшения и драгоценные камни сразу пустили в глаза слепящие зайчики.
Впереди трое всадников, двое рослых командного типа, а третий невысокий на прекрасном коне, укрытом дорогой попоной кардинальского цвета. У меня сразу сердце дрогнуло в радостном узнавании: в блестящих доспехах из Вестготии, пышный султан на гребне шлема, такой же султан, только поменьше, на конском стальном налобнике, с плеч красиво ниспадает белый плащ, на груди поверх белой накидки нашит огромный красный крест, а в первый раз, когда я его увидел, там был огромный герб со вздыбленным львом золотистого цвета.
Он первым соскочил с коня и церемонно преклонил колено, хотя для него и других близких мне рыцарей это правило моим высочеством, даже тогда еще моей замечательной светлостью, отменено.
Я поднял его и обнял, скрывая сильнейшее недоумение, его выказывать нельзя, окружающие должны видеть, что у меня под контролем абсолютно все.
– Альбрехт! – произнес я прочувственно, больше играя на публику. – Я и не думал, что так буду скучать по тебе.
Он ответил все так же церемонно и торжественно:
– Ваше высочество, я счастлив представить вам принца Сандорина Винтонмаерского, единственного сына и наследника Его Величества короля Буркхарта Третьего!
Один из всадников легко покинул седло, приблизился и чуть-чуть склонил голову в вежливом приветствии. Молодой, поджарый, с короткими русыми усиками и такой же коротко подрезанной бородкой, глаза живые, смотрит с любопытством и без тревоги.
Я произнес с еще большим недоумением, но внешне тепло и по-королевски величаво: