Страница 8 из 24
– Значит, – сказал я, – понимаете, ундерлендцы могут быть вознаграждены щедро. И все это станет вашей заслугой, если призовете своих рыцарей в священный крестовый поход и возглавите ундерлендское крыло войска!
Он все еще раздумывал, но я уже видел, главное достигнуто, а торговаться герцог будет только по мелочам.
Дверь приоткрылась, в щели показалось лицо сэра Жерара.
– Сэр Ричард, – сказал он виноватым тоном и скороговоркой, – прибыли граф Ришар и ваши лорды. Нужно срочно ваше решение по Гандерсгейму…
Я прервал:
– Дайте нам еще пять минут и зовите сюда… Как видите, дорогой герцог, здесь работы выше головы.
Герцог все понял правильно, поднялся, в глазах досада, но на лице любезная улыбка.
– Да, – проговорил он тем же любезным голосом, – такова участь правителя. Спасибо за очень дружескую и плодотворную беседу, сэр Ричард!
Я наклонил голову.
– Ваша светлость…
Он вышел, сэр Жерар заглянул снова. Я спросил шепотом:
– Ну, где там Ришар?
Он покачал головой и ответил почти шепотом:
– Никаких Ришаров. Ваша беседа опасно затягивалась, это умаление авторитета майордома.
– Ага, – сказал я чуточку обалдело, – ну да, а как же… Спасибо, сэр Жерар!
– Не за что, сэр Ричард. Это моя работа.
Глава 4
Ночью грезилась какая-то хрень, а потом, конечно, толстые голые бабы, как на картинах художников эпохи Возрождения. Я, понятно, занимался с ними всяким приятным непотребством, проснулся с сожалением, отполз от мокрого пятна на простыне на другой край кровати, но досмотреть сон не сумел, в голову полезли мысли, а их растолкала одна злая насчет того, что в самом деле был такой откат, время преподлейшего торжества самой тупой и косной части общества, когда устали строить Царство Небесное на земле и возжелали вернуться, как было высокопарно заявлено, к античной культуре. Вернуть ее самобытность, что значит – раскованность в половой сфере, гомосексуализм, оргии, жертвоприношения, рабство, поклонения местным богам… Апологеты той эпохи назвали ее эпохой Возрождения, именно эти сволочи клеймили Средние века как темные и невежественные, а людей обвиняли в религиозном фанатизме.
На самом же деле это и был единственно золотой век человечества, становление и расцвет культурных и христианских ценностей, примат духа над телом, время рыцарского достоинства, верности, чести, благородства. Средневековье определило направление развития человечества с тех времен и навеки. Именно в эти века были заложены все вехи и ориентиры, по которым еще идти и идти до самого Последнего Дня.
Сейчас у меня уникальный шанс не допустить этого дурацкого Возрождения, когда быдло берет верх и с криками «Не хочу учиться, а хочу жениться!» требует хлеба и плотских зрелищ. Именно в античную эпоху, когда души у человека не было, появилась только с христианством, – плоть была не только в центре внимания, но и вообще всем. А каждый из нас слаб, всегда готов поспать дольше, увильнуть от учебы и работы, почревоугодничать, приударить за чужой женой…
А когда появляется некто и объявляет это не пороком, а достоинством, а под слабости подводит теоретическую базу, мол, это не лень и скотство, а возврат к античным традициям сексуальных и прочих свобод, возрождение высокой, даже высочайшей античной культуры, то как не поддаться, когда нас только подтолкни, дай нам правдоподобное оправдание?
Нет уж, мне плевать, кем меня назовут, но без всякой жалости вытопчу ростки этого гнилого и смердящего Возрождения. Ну, конечно, не плевать, обидно будет, еще как обидно, однако дело надо делать, как бы и что бы о нас ни сказали.
В спальне сопят, чешутся, вздыхают, слышно, как позевывают с волчьим подвыванием. Я откинул раздраженно полог балдахина и спустил ноги на пол. Куча народа, пара незнакомых лиц, как-то сумели продвинуться по служебной лестнице и уже допущены к утреннему туалету майордома. Именно майордома, здесь только те, кто признает меня им, а те, кто упорно величает маркграфом, остались в своих родовых гнездах. В лучшем случае, толпятся в общем зале.
– Ваша светлость, – учтиво, но твердо сказал граф Валгергорд, – камзол сегодня придется надеть темный с золотым шитьем, брюки с широким поясом, а туфли с узкими носами.
– А почему такие туфли?
– Вошли в моду, – объяснил он терпеливо. – Широконосые были в прошлом сезоне.
– А ноги у меня с прошлого сезона, – напомнил я.
Он развел руками.
– Чтобы быть красивым, надо страдать.
– Не буду, – ответил я твердо. – Майордом выше моды. Подать мне широконосые! К тому же это будет расценено, как верность старым добрым обычаям.
– Ваша светлость, – сказал Валгергорд со вздохом, – вы… политик.
– У вас это звучит, как ругательство.
– Наверное, – предположил он, – трудно быть таким?
– Мудрым?
– Гм… ну да, вот таким мудрым.
– Надо, – сказал я твердо. – Это да, я такой! Вот и сейчас думаю, что бы еще намудрить.
– Ох, сэр Ричард, – сказал он с беспокойством, – чувствую, хлебнем мы с вами… счастья.
– Полной лопатой, – заверил я.
В комнату вошли Альбрехт, Альвар, Растер. Вельможи на них косились с неприязнью и завистью: им можно появляться всегда перед мои очи. Альбрехт сразу направился ко мне, чем-то рассерженный настолько, что даже челюсти сцепил так, будто поймал меня за палец, когда я пересчитывал ему зубы.
– Что случилось? – поинтересовался я.
– Наши войска сосредотачиваются в Брабанте, – напомнил он сухо. – А вы столько сил тратите на строительство дороги в Армландию… а тут еще и этот флот… Не лучше ли прибыть на границу с Гандерсгеймом? И заняться конкретным делом, а не этими… э-э… непонятными?
Альвар и Растер тоже смотрели серьезно и требовательно. Я развел руками.
– Дорогой барон, я сам сухопутник. То есть мое королевство, как и Армландия, не имело выхода к морю. Так что я понимаю ваши чувства… В смысле, неприязнь к мокрому. Но войска будут собираться в Брабанте еще пару недель. Потом туда выедет граф Ришар, сейчас он заканчивает, как вы хорошо знаете, разрабатывать стратегический план захвата и удержания Гандерсгейма. Или отдельно взятых зон. А я на своей быстрой лошаденке догоню, когда войска уже выступят из Брабанта.
Он рассматривал меня в упор, словно стараясь понять, где же соврал, зато Альвар тут же учтиво поклонился.
– Сэр Ричард, вы всегда объясняете настолько подробно, что мне становится неловко.
– За меня? – спросил я с подозрением.
Он затряс головой.
– За нашу назойливость.
Я вздохнул с облегчением.
– А-а-а, я уже подумал, и вы обзовете занудой.
Он встрепенулся.
– А что, уже кто-то называл?
Я устало отмахнулся.
– Идите, сэр Альвар. С вами кем только не станешь.
– Там вас Куно дожидается, – напомнил он.
– Так почему не входит?
– Не по рангу.
– Эх, – сказал я с досадой, – умные люди, а все играют…
Куно перехватил меня, когда я уже одетый с головы до ног, майордом и маркграф, сразу видно, шел в сопровождении свиты к своему кабинету.
– Иди за мной, – велел я.
Когда за нами захлопнулись двери, я сказал с досадой:
– Что-то такое, что не для чужих ушей? Да ты садись, садись. Никто не видит, что какие-то церемонии пропущены.
Он присел на край сиденья робко, на лице испуг, сказал совсем тихо:
– Поговаривают, что собираетесь пожаловать леди Розамунде поместье Оаклендов с его богатыми землями. Там старинный замок Белой Кости и очень разросшиеся деревни.
Я удивился:
– Так говорят?
– Да, ваша светлость.
Я пожал плечами.
– Не знаю, зачем и кто пустил такой слух.
Он сказал почтительно:
– Возможно, вас пытаются натолкнуть на эту мысль?
– Пожаловать леди Розамунде замок Белой Кости?
Он предположил осторожно:
– Его или что-то другое… Просто так как бы принято…
Я посмотрел на него с удивлением:
– Правда?.. Странные обычаи. Я понимаю, пожаловать это сэру Курнанделю, он привел под мою руку пятьсот тяжелых конников, две тысячи пеших ратников и три тысячи лучников. Но леди Розамунде?.. Вы что, тоже считаете, что их услуги… назовем это так… сопоставимы?