Личные мотивы. Том 2

Петр искоса глянул на Линду и промолчал. Он понимал, что происходит. Полная, пышнотелая Линда жутко комплексовала из-за своего веса, который никак не хотел уменьшаться, невзирая на все ее ухищрения с диетами, и худенькая москвичка с девичьей тонкой фигуркой вызывала у нее раздражение и неприязнь.

– Не понимаю, как можно с такой спать, – не унималась она. – Ни кожи ни рожи. И глаза злые. Никакой красоты.

– Согласен, – подхватил Петр, который был искренним поклонником пышных форм и действительно считал свою подругу самой красивой женщиной в мире.

– Что – согласен, что – согласен? – Линда сама не заметила, как повысила голос. – Ты только так говоришь, чтобы меня утешить, а сам пялишься на всех стройненьких девиц, которые мимо проходят. Вот все вы, мужики, такие!

– Все мужики не такие, – рассудительно возразил он. – Стройненькие девочки радуют глаз, а хотят мужики именно таких, как ты, пышных, в теле. Одно дело хотеть глазами, и совсем другое…

– Да как можно хотеть такое, как у меня, – уныло произнесла Линда упавшим голосом, не сводя глаз с московской сыщицы, пьющей кофе за оконным стеклом. – Ты сам посмотри: тут висит, там торчит… Ужас какой-то! И ведь я бьюсь за каждый грамм, не помню, когда в последний раз жареную картошечку ела, сладкого в рот не беру, а толку – ноль. А этой, московской, хоть бы что, вчера целый день мороженое и торты трескала. Ненавижу! Злая она!

– Линда Хасановна, успокойся. Ты просто ей завидуешь, потому и говоришь про нее гадости. Ну какая она злая? Просто немолодая уставшая тетка. Между прочим, она старше тебя как минимум лет на десять, если не больше, так что не завидуй, ты все равно лучше и моложе, – утешил ее Петр. – Да, то, что у тебя висит и торчит, выглядит не очень эстетично, тут я не спорю, но мне-то все равно это нравится, и я это хочу. Давай сменим позицию, а то мы слишком долго торчим на одном месте, как бы они нас не заприметили. Хочешь, пообедаем пока?

– Нет, рискованно. Сейчас он доест свои десерты, и они могут уйти в любой момент. Надо проследить, куда они потом пойдут.

– А в гостиницу когда?

– Да найду момент, – отмахнулась Линда. – Успеется. Вот вечерком отправлю тебя общаться с сиделкой, а сама в гостиницу заявлюсь. Нет, – тут же задумчиво поправила она сама себя, – не так. «Райский уголок» – отельчик крохотный, там номеров, насколько я помню, не больше десятка, соваться туда опасно, каждое новое лицо на виду. Я лучше присмотрю администратора и прогуляюсь за ней до дома или куда там она пойдет после работы. Они, по-моему, в десять вечера сменяются.

– А не в восемь?

– Нет, – твердо ответила Линда, – в десять, я хорошо помню. Смотри-ка, расплачиваются. Сейчас будут выходить. Но до чего все-таки хорош мужик, а? И за что этой каракатице такое счастье?

– Не придумывай, – строго оборвал ее Петр, – мы ничего не знаем точно, может, они просто коллеги.

– Ну да, – вздохнула она, – знаем мы этих коллег… Достаточно на нас с тобой посмотреть. Нет ничего опаснее совместной работы.

Они наблюдали за своими «объектами» до самого вечера. Линде и Петру пришлось разделиться, потому что женщина ходила по адресам и с кем-то встречалась, а мужчина бродил по улицам, заходил в ресторанчики, кафе и магазины и вообще бездельничал. А может, что-то выискивал? Но в любом случае в контакт он вступал только с барменами, официантами и продавцами, да и то, судя по выражению его лица, ничего серьезного не спрашивал. И, только убедившись в том, что московская парочка вернулась в отель ужинать, наблюдатели отправились по своим делам.

Встретились они поздно вечером в квартире Линды. Петр пришел раньше – беседа с Ладой Якушевой не заняла у него много времени, девушка оказалась болтливой и падкой на мужское внимание, а Линда, которая должна была дождаться, пока закончится смена у администратора отеля «Райский уголок», явилась в первом часу ночи.

– Линда Хасановна, я поесть приготовил, – тоном первого ученика доложил Петр. – У нас жареная рыба и макароны. Садись скорее.

– Петруша, – застонала Линда, – ну сколько можно повторять: на ночь есть вредно! Ты на часы смотрел?

– Но я голодный! – возмутился он.

– Надо было поесть пораньше, – строгим учительским голосом произнесла Линда. – Зачем ты меня ждал? Ты же знал, что я все равно есть не буду. И потом, кто позволил тебе жарить рыбу?

– А что такого? – удивился он.

– Ты ведь на масле жарил, а это сплошной холестерин. Тебе нельзя. Петруша, ты как маленький ребенок, ей-богу! Надо было отварить или запечь в духовке. Я категорически запрещаю тебе это кушать.

– Так что теперь, выбрасывать?

– Значит, выбрасывать, – в ее голосе отчетливо звучали металлические ноты. – Если я не буду следить за твоим здоровьем и правильным питанием, ты вообще загнешься через месяц. Кстати, тебе пора сдавать кровь на холестерин, уже год прошел с тех пор, как ты в последний раз сдавал анализ. Завтра же сходи в поликлинику.

– Знаешь, любимая, – медленно произнес Петр, – в мире еще очень много стран, народы которых нуждаются в свободе от тирании.

И Линда моментально потухла, словно внутри ее пышного упругого тела повернули выключатель. Петр удовлетворенно улыбнулся, положил на свою тарелку огромный кусок жаренной в масле рыбы и начал есть. Линда молчала и смотрела в окно.

Несколько лет назад, когда Петр увольнялся со службы в милиции, он в течение нескольких дней подряд здорово нарушал антиалкогольный режим – надо было проставиться и «накрыть поляну» всем коллегам и старым знакомым. Они тогда уже жили вместе в квартире Линды. В один из этих дней он, придя домой, нарвался на скандал: Линда начала выговаривать ему за беспрерывное пьянство.

– Так нельзя, – почти кричала она, – ты загубишь себя, ты и без того плохо выглядишь, а беспробудным пьянством ты окончательно посадишь и поджелудочную железу, и печень. И клетки мозга, между прочим, тоже. Кому ты будешь нужен, больной и безмозглый? Ты даже на стакан кефира не сможешь себе заработать! Или ты уверен, что я никуда не денусь и буду содержать тебя до конца жизни? Нашел дуру!

Увлекшись своими оптимистическими прогнозами, Линда не заметила, как перешла ту грань, за которой у Петра лопнуло терпение. Вообще-то он всегда был спокойным, медлительным, флегматичным, и такой вспышки она от него никак не ожидала. Петр вдруг переменился в лице, открыл клетку с любимцем Линды – попугаем Аркашей, и с диким криком: «Свободу народам Африки!!!» – выкинул несчастную птицу в окно. Попугай оказался свободолюбивым, расправил крылья и улетел. Линда охнула, выбежала на улицу, она пыталась догнать Аркашу, потом несколько недель искала его по всему городу, развешивала объявления, в которых обещала награду тому, кто найдет попугая, но тщетно. Больше она Аркашу не видела.

Спустя какое-то время Линда, большая любительница животных, завела морскую свинку, потом появилась черепаха, за ней – кот. А вот Петр братьев меньших не жаловал, хотя и терпел в силу спокойствия и флегматичности нрава. Однако он все время держал свою эмоциональную подругу в тонусе, и когда она уж очень его доставала, намекал на то, что кого-нибудь из питомцев вполне может выкинуть из дома во имя свободы угнетенного народа. Петр был не лишен известного чувства юмора, и, когда Линда впервые после утраты любимого попугая принесла нового обитателя квартиры – морскую свинку, он предложил назвать ее Анголой. Линда беды не почуяла, наоборот, страшно обрадовалась, что ее любимый пусть хотя бы таким образом, но готов принять участие в судьбе животного. Черепахе, оказавшейся мужского пола, было предложено имя Гондурас, и недоброе предчувствие тогда впервые шевельнулось в любвеобильной душе хозяйки дома, а когда Петр заявил, что изящному гладкошерстому черному котику вполне подойдет кличка Сенегал, было уже поздно. Обычай сложился, и теперь Линде приходилось по возможности следить за собой, чтобы ее забота о любовнике не стала слишком навязчивой и назойливой. Как правило, ей это удавалось, но иногда она забывалась, и тогда Петр произносил страшную фразу, начинающуюся словами: «Знаешь, любимая…»