Страница 1 из 21

Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник)

Конан Дойль Артур

Артур Конан Дойл

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

Быть Конан Дойлом

Можно сколь угодно долго рассуждать о вреде массовой литературы, бичевать дурновкусие публики и пугать всех приближающимся эстетическим апокалипсисом, а все равно твои дети и дети твоих детей начнут с того, что прочтут всего Дюма, Жюля Верна и Конан Дойла, а уж потом – кто в двадцать, кто в тридцать, а кто и на закате жизни – возьмутся за Джойса, Пруста и «Записки Мальте Лауридса Бригге». А если и не возьмутся – что ж, литература, искусство – только часть (лучшая или нет – можно спорить) жизни, мира; а мир, как всегда, куда больше нуждается в просто честных и порядочных людях, чем в профессиональных читателях. Массовая же литература, особенно та, что еще так не называлась и смело смотрела вперед, не боясь быть непонятой, не услышанной «широким потребителем», как раз и учит понятиям чести, порядочности, благородству. Учит как умеет – бесхитростно и часто безыскусно: на первом месте – интрига и крепко сбитые, запоминающиеся образы; а стиль, красота языка… этим ведь можно и пожертвовать, бог с ним. О’кей, соглашается массовый читатель, кому он нужен, этот стиль, мне – нет. Давай драйв. И писатель дает, все сильнее и сильнее веря, что успех – единственное мерило литературного мастерства, а сама литература – это шоу, только шоу и ничего кроме шоу.

Конан Дойлу с собой повезло: он не считал себя ни выдающимся, ни каким бы то ни было значительным писателем. Мастеровым – да, хорошим ремесленником от литературы, но не больше. Больше – это Вальтер Скотт, Эдгар По, Стивенсон – вершины. Учителя, основоположники жанров, в которых он попеременно работал и которые сделал сверхпопулярными: исторический роман, детектив, хоррор, мистика, приключения. Кроме того – фантастика, социально-бытовой роман, пьесы, путевые очерки, роман воспитания, драматургия, путевые очерки, автобиография, публицистика, труды по спиритизму; в семидесятитомном наследии Конан Дойла – четыре сборника стихов, военные хроники, пятьсот лекций на злободневные и военные темы, автопародии и даже либретто оперетты. Проблема, если это действительно проблема, а не обычное явление в искусстве, в том, что почти все это не пережило своего автора, а то и появилось на свет уже мертворожденным для литературы. Даже исторические романы, которыми Конан Дойл гордился и которые писал «для вечности», ничего нового в литературу не добавили – по сравнению с тем же Вальтером Скоттом. Самый любимый, «Белый отряд» («Я никогда не создам ничего лучше!»), выдержавший при жизни Конан Дойла пятьдесят переизданий и включенный в обязательную школьную программу по английской литературе, – и тот со временем канул туда же, куда канули произведения всех других, писавших «под» Вальтера Скотта.

Парадоксально, но самыми жизнеспособными оказались те вещи Конан Дойла, которым он сам явно не уготавливал вечности: сбегающиеся в циклы рассказы, повести о приключениях профессора Челленджера, бригадира Жерара, Шерлока Холмса. Последнего, принято думать, Конан Дойл с определенного момента невзлюбил (мы чуть позже немного поспорим об этом), полагая, что тот исковеркал ему литературную карьеру. Бедный Конан Дойл: в глазах миллионов нынешних фанов-«шерлокианцев» он всего-навсего литературный агент доктора Ватсона.

Задира и хвастун Челленджер; хвастун, рубака и любимец женщин Жерар; эстет, жаждущий приключений мысли, и тоже порядком хвастун Холмс – тип, хорошо известный в литературе и которого литературе не будет хватать всегда. Хвастовство – вообще очень важная черта характера, сюжетообразующая (да и, если уж на то пошло, вся литература в целом, любой созидающий акт, вся жизнь – это тоже род хвастовства: смотрите, что я могу). Но дело, конечно, не только в вызывающем улыбку образе хвастуна – несомненной удаче Конан Дойла; образ был бы неполон, если бы конандойловские герои не были способны на подвиг и не совершали его во имя… да чего угодно: науки, своей страны, победы над врагом. Самый главный робин гуд из них, разумеется, Шерлок Холмс: он идет на подвиг просто так, потому что бездействие вызывает у него глубокую депрессию. Все знают: для Холмса распутать преступление – это полдела, надо восстановить справедливость, а вопрос, платежеспособен ли клиент, вообще при этом не имеет никакого значения.

Интересно, знал ли Конан Дойл, создавая пятьдесят шесть рассказов и четыре повести о приключениях Шерлока Холмса, что на самом деле пишет не рассказы и повести, а сказки? Современные городские сказки, где вместо дремучего леса – зловещий, туманный, полный затаившейся угрозы Лондон. Искусственное освещение, скоростной транспорт, радио, телефон, кинематограф – все это появилось в конце девятнадцатого века и воспринималось тогдашним современником, пусть и горожанином до мозга костей, как нечто нематериальное, не вполне реальное, сказочное. Уж слишком резко научно-технический прогресс совершил скачок. Откуда-то из мрака, куда никогда не проникает свет газовых фонарей, вылазят сказочные чудовища, принимающие на время облик бандитов, грабителей, заговорщиков, и никому, даже всему Скотленд-Ярду, с ними не совладать. Одна надежда на сказочного героя, живущего на Бейкер-стрит, 221-Б и обладающего магической силой – силой мысли (а какая иная сила может быть более действенной в эпоху научно-технической революции?).

Первым, кто если не понял, то уж точно почувствовал сказочность приключений Шерлока Холмса, был Корней Чуковский: «<…> Шерлок Холмс обладает почти чудодейственной мыслительной силой <…>», «Эта наблюдательность кажется почти сверхъестественной <…>», «Все эти догадки (Шерлока Холмса – А. К.) подтвердились. Вначале они казались читателю чудом <…>»[1].

Сказка… Неоромантики – а именно по их ведомству проходит Конан Дойл в школьных и вузовских учебниках всего мира – были жутко увлечены сказками. «Новая тысяча и одна ночь» (1882) Стивенсона. Две «Книги джунглей» (1894, 1895) Киплинга. А «Копи царя Соломона» (1885) и «Дочь Монтесумы» (1893) Хаггарда, «Каприз Олмейера» (1895), «Лорд Джим» (1900), «Сердце тьмы» (1902) Конрада? А формально не неоромантик, но по существу – еще и какой! – Оскар Уайльд, писавший самые что ни на есть сказки классические?

Считается, что неоромантикам было тошно наблюдать окружающую действительность – серо-серую, донельзя приземленную, погрязшую в буржуазном меркантилизме. Отсюда, из этого неприятия духовного убожества и мелочности человека, – и поэзия дальних странствий, жажда риска и приключений, и воспевание героического прошлого, и – главное – тоска по яркой, сильной, волевой личности, человеку с большой буквы. Да, это верно. В цикле о Шерлоке Холмсе сильная волевая личность постоянно действует: кого-то выслеживает, от кого-то прячется, стреляет, дерется, бежит. Но свои главные подвиги Шерлок Холмс совершает в тиши кабинета на Бейкер-стрит, уйдя в себя, разматывая нить запутанного преступления. Путешествие мысли, показывает Конан Дойл, может быть не менее увлекательным, чем путешествие в экзотические страны. И даже не менее опасным. Заключительная, самая важная часть каждого рассказа, каждой повести о Шерлоке Холмсе – это всегда отчет сыщика-консультанта о проделанном его мыслью путешествии, где компас – дедуктивный метод – указывает путь логике. Вот что придумал для нас Конан Дойл. Придумал ли?

Вначале был По… На самом деле это не совсем так. Вначале был Видок. Авантюрист экстра-класса, бывший каторжник и полицейский информатор Франсуа Эжен Видок основал в 1833 году в Париже первое в Европе частное «Бюро расследований» и набрал туда в качестве работников своих приятелей по уголовному миру. Предприятие оказалось настолько успешным, что парижская полиция – кроме шуток – осталась без работы. Потом Видок написал четыре книги воспоминаний, моментально завоевавших бешеную популярность – их читали повсюду, в том числе и в Америке, в том числе и Эдгар По, создавший – впоследствии – новеллы «Убийство на улице Морг» (1841), «Тайна Мари Роже» (1942), «Золотой жук» (1843) и «Похищенное письмо» (1845) – первые в мире детективные произведения. Так в литературе появился новый жанр. Название ему дадут чуть позже, сам же По называл свои сюжеты «логическими».