Туся

Во время своей бурной жизни куклы теряют руки, ноги, а порой и головы.

Их хозяйки готовы мириться с этим - лишь бы игра продолжалась.

Туся нарасхват. Его зовут, когда двум влюбленным куклам надо поговорить между собой. Послушайте, как это делает Туся, и вы согласитесь, что выбор пал на него не случайно.

- Вот ваш платок, Мэри, - говорит Туся грубым голосом.

- Ах, Джон, спасибо! Где вы его нашли? - отвечает он сам себе нежно.

- В парке.

- Как вы там оказались?

- Я шел за вами следом...

- Негодник! Вы подглядывали за мной!

- Мэри, я люблю вас...

- Ах, Джон, мне дурно... Воды!

- Не бойтесь, Мэри, я не выдам вас. Никто не узнает, что вы встречались с герцогом...

- Вы добрый человек, Джон...

- Я люблю вас, Мэри!..

Тусю зовут, когда игра заходит в тупик и ее надо оттуда вывести.

Его зовут сочинить письмо или надгробную надпись, когда куклу хоронят.

И домой Тусю зовут. Он ходит с удовольствием.

У каждой квартиры свой запах.

У Ксаны и Юрки, в тридцать шестой, пахнет гороховым супом и копчеными костями. А также сухариками из булки.

У Нади - машинным маслом и бензином. Прекрасный запах!

У Веньки - нафталином, скипидаром и еще чем-то сладким.

У самого Туси - книгами, жареным луком, табаком...

У Розы - ничем. Пахнет ничем.

Нет во всем доме другой такой комнаты. Сверкает пол, стены, потолок! Из коридора в комнату ведет мохнатая дорожка, чистая-пречистая.

У Розы как-то даже неловко бегать, громко разговаривать.

У Туси - все можно. Можно стул на стол ставить. А на тот стул табуретку. А на табуретку самому залезть и прыгать оттуда на диван, прямо в бурное море.

Однажды, прыгая в бурное море, Роза уронила настольную лампу. Зеленый абажур раскололся надвое.

Роза охнула, уткнулась лицом в диван и заплакала.

Туся стоял над ней и не знал, что делать.

Он взял Розу за руку. Роза заплакала еще пуще.

Он подергал ее за рукав. Роза затопала ногами и прямо-таки заревела на весь дом.

Тогда он сел на диван и стал ждать. Он не знал, что сделал замечательное открытие: если хочешь, чтоб девчонка перестала плакать, не утешай ее. Сядь рядом и терпеливо жди.

Роза последний раз всхлипнула и замолчала. Нос у нее был красный. Губы вздрагивали.

- Что теперь делать? - сказала она. - Меня лупить будут...

- Не будут, - сказал Туся.

- Будут, - упрямо повторила Роза.

- Не бойся, - сказал Туся, - я скажу: я разбил.

А Роза опять заплакала.

Это уж совсем непонятно!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

- Не бойтесь, Мэри, я не выдам вас...

- Вы добрый человек, Джон...

Буксир "Мятежный"

Туся и Лева Тройкин стоят на берегу канала. Столетние тополя склонились над водой. И как только не падают?..

Кирпичные корпуса морского экипажа заслоняют от тополей солнце, и тополя всю свою долгую жизнь тянутся к нему.

Тополя отбрасывают тень почти на середину канала. Кажется, дай им волю, они дотянутся до того берега, где всегда солнечно, а сейчас так весело играет патефон: "Пой, Андрюша..."

В морском экипаже тихо, будто вымерло все, и сколько ни заглядывай в окна, никого не увидишь, а у главного входа - часовой с тесаком. На него можно смотреть хоть целый час, потому что ему скучно на вахте, ему даже приятно, что он кому-то интересен, хотя бы мальчишкам... А что мальчишки? Мальчишки тоже люди!

Вода в канале густая, грязная, в мазутных разводах, а на том берегу ребята стоят с удочками.

Нет-нет и вытащат уклейку. И откуда эти уклейки берутся? Может быть, из Фонтанки? А в Фонтанку из Невы приплывают, а в Неву - из залива, а в залив... из моря...

Значит, если отсюда в Фонтанку, а из Фонтанки - в Неву, а из Невы - в залив, а из залива - в море, то можно в конце концов попасть в океан!

Значит, в этой гнилой, масленой воде, покрытой тягучей пленкой, густо усыпанной тополиным пухом, значит, в этой воде есть хоть одна - хоть одна да есть! - капля океана!..

Это открытие так взволновало Тусю, что он тут же хотел поделиться с Левой Тройкиным, но спохватился: посмеется над ним Лева. Сколько раз бывало.

Лева Тройкин плюет в канал и говорит:

- Если отсюда поплыть, запросто можно в океан попасть, а?

Туся открывает рот...

Э, да что там! Кто поверит, что они враз подумали об одном и том же? Никто не поверит!

Вдоль берега привязаны и прикованы ржавыми цепями лодки, железные и деревянные, с каютами и без кают, крашеные и смоленые. "Лена", "Тамара", "Светлана", "Иван" - кургузый баркас, осевший на левый борт...

Тусе все тут удивительно и радостно до замирания сердца. Впервые в жизни он ушел так далеко от дома. Да еще с Левой Тройкиным!

- Эх, - говорит Лева, - что тут было! Шлюпки готовили к навигации, стеклом чистили, шпаклевали, красили... Я матросам помогал...

"Почему, - думает Туся, - почему одним людям все можно, а другим..."

- Эй, Гриха! - кричит Лева Тройкин на другую сторону канала. Ловится?

- Не-а! - отвечает один из рыбаков, белобрысый, в длинной майке поверх трусов.

- Дурак, - говорит Лева Тройкин, - ну и дурак Гриха, разве тут ловят! Я знаю, где ловят...

"Все он знает, - думает Туся, - все..."

Подымается ветер и несет по набережной тучи тополиного пуха. Пух летает над головой, щекочет шею, лицо, а то вдруг завьется под ветром в маленький белый смерч и кружит по берегу, кружит...

"У-у-у!" - доносится справа. Это речной буксир выходит из-за поворота. "У-у-у-у!"

Буксир идет прямо к спуску, где стоят мальчики. На его прокопченном носу белый краской выведено: "Мятежный".

Из грязно-голубой рубки высовывается голова в чехле от бескозырки.

- Эй, огольцы! Сбегай на вахту, скажи, "Мятежный" пришел, пускай тару дают!

Туся почти ничего не понял, но обрадовался. Лева понял все, кивнул и побежал к морскому экипажу. Туся за ним.

- Товарищ вахтенный! - крикнул Лева матросу с тесаком. - "Мятежный" пришел, тару просит!..

Вахтенный, щекастый матрос с заспанными глазами, сказал, почти не раздвигая губ:

- Тара-то здесь, да кому катить-то... Я с поста не уйду...

- Мы! - закричал Лева Тройкин. - Мы покатим! Чего катить надо?

- А пропуска-то у вас есть? - спросил щекастый и тут же сообразил, что перед ним мальчишки. - Ну, валяйте.