Zападня

Ведь холодный осенний дождь не унимался. Шел, шел и шел. Без пауз, монотонно, не усиливаясь и не ослабевая. Он словно хотел в первую очередь свести город с ума невыносимо скучной барабанной дробью, а уж после этого утопить…

Зона разлома 9, Пакистан(Точка Y),

16.07.2016 г. (273-й день СК)

Невысокие горы, ущелья, скалы, песок и желтая пыль, принесенная ветром из пустыни Тхал. И так на десятки километров в любую сторону. Некоторое разнообразие вносят многочисленные убогие поселки и узкие разбитые дороги, но по большому счету разнообразие это условное. Домишки похожи на те же скалы, а дороги покрыты все той же серовато-желтой пылью. Даже редкая куцая зелень поблизости от поселков и вдоль дорог не украшает пейзаж, поскольку тоже покрыта пылью. И всю эту унылую местность круглый год методично поджаривает солнце.

В общем, Восток дело пыльное и жаркое. В последнее время очень жаркое. Даже для его коренных обитателей.

Мустафа Шараф допил чай и неохотно выбрался из тени на солнцепек. До новой тени, в кабине за рулем автобуса, идти было всего десять шагов, но и на этом коротком отрезке Мустафа имел все шансы перегреться. Солнце палило чересчур сильно, а идти Шарафу полагалось неторопливо. Ведь он считал себя довольно обеспеченным человеком, поэтому и держался соответственно. Ходил несуетливо, вальяжно, посматривал на всех свысока и даже позволял себе выбирать, с кем водить дружбу, а с кем даже и не здороваться. А все потому, что такого замечательно украшенного, вместительного и почти нового (всего-то двадцатилетнего) автобуса не было ни у кого в Джеламе. Знакомые агенты записывали туристов к Мустафе за месяц до поездки. Конечно, туристов они «сватали» в основном не из Исламабада или Карачи, из провинций, но Мустафа не гнался за популярностью среди столичных жителей. Даже наоборот, он предпочитал именно провинциалов.

Столичные зазнайки не могли оценить все достоинства шедевра, в который Мустафа превратил свой автобус. Даже вездесущие, как пыль, немецкие туристы и те восхищенно цокали языками и одобрительно выкрикивали что-то на своем каркающем наречии при виде красного, обильно украшенного затейливым орнаментом автобуса. А столичные гости только ухмылялись. Но неверных Мустафа не любил еще больше, чем столичных зазнаек, поэтому предпочитал провинциалов. Они были и единоверцами, и восхищались искренне. А что платили чуть меньше… такова воля Аллаха. И вообще, всех денег не заработаешь.

Сегодняшний рейс из Джелама в форт Рохтас, древнюю крепость, местную туристическую жемчужину, построенную в стародавние времена, еще при великом Шер Шахе, обещал Мустафе неплохую прибыль и почти не задевал его сокровенных чувств. Ни в отношении любимого транспортного средства, ни в религиозном плане. Половину группы составляли исламабадские студенты (незаносчивая категория, почти как провинциалы), а другая половина состояла из чужаков, но не христиан, а одетых на западный манер единоверцев из какой-то европейской страны. Мустафа так и не понял, из какой именно. Говорили европейские мусульмане на странном языке, иногда переходили на английский, а один раз ввернули вполне понятное словечко: «чай». Мустафа как раз и допивал чай перед выездом.

Если иностранец знает хотя бы одно слово на родном для тебя языке, отношение к нему автоматически становится лучше, хочешь ты того или нет. Вот поэтому Мустафа и решил, что поездка будет приятной, расслабился и даже разрешил туристам не только сфотографироваться на фоне автобуса, но и сделать несколько крупных планов орнамента, украшавшего красный «бас». Пожалуй, люди были приличные, красть и продавать чужие творческие находки не станут.

Окончательно развеял все опасения Мустафы гид, афганец Джемаль. Он давно работал в музейном комплексе форт Рохтас и научился разбираться в людях. Мустафа Шараф доверял его мнению.

– Иностранцы сегодня – важные персоны, – многозначительно вскинув сросшиеся брови, заявил Джемаль. – Шурави.

– Ты хочешь сказать… русские? – удивился Мустафа.

– Да, большие ученые.

– Неверные?

– Нет, наши братья. Из мусульманской провинции. Город Казань. Волею Аллаха, теперь это столица всей России.

– Аллах милостив. – Мустафа все же с недоверием покосился на русских. Из шести гостей лишь двое тянули на ученых, остальные выглядели как профессиональные спортсмены или переодетые военные. И не отставные, а действующие. И сумки у них были большие и тяжелые. Вряд ли научная аппаратура так много весит. – Им нужна крепость или вход в обитель нечистого?

– Они хорошо платят, уважаемый Мустафа, – уловив, в чем суть сомнений водителя, поспешил предупредить Джемаль. – Гораздо лучше тех немцев, которые изучали крепость в прошлый нисан. И они наши братья по вере. Прошу, будь снисходителен.

– Как раз потому, что они братья, я не хочу везти их к обители нечистого…

– Мустафа, прошу, не начинай! – Гид прижал руку к груди.

– Но для тебя, уважаемый Джемаль, я сделаю исключение. Тебе нужно кормить семью. Я понимаю.

– Да пребудет с тобой Всевышний во всех твоих делах. – Джемаль заметно расслабился. – Едем? Уважаемые, прошу в автобус!

Путь до форта Рохтас обычно занимал около часа, но сегодня Мустафа не сумел уложиться в привычный график. Более того, красный автобус так и не добрался до старинной крепости, в южной части которой полгода назад внезапно открылась дверь в обитель нечистого.

Утверждать, что большая подвижная черная клякса на вымощенной камнем площади это именно дверь в жилище Иблиса, никто не спешил, но такие, как Мустафа, были в этом уверены. В отличие от исламабадских ученых, военных и приезжих экспертов, простые люди не искали доказательств. Вера в существование нечистого есть неотъемлемая часть религии в целом, а значит, не требует никаких доказательств. Пусть из черного провала с подвижными, как ртуть, краями не выбирались демоны, а в сорокамильной карантинной зоне вокруг форта Рохтас не происходило ровным счетом ничего подозрительного, само существование странного пятна было достаточным аргументом для Мустафы и его единомышленников. Аллаху ни к чему настолько противоестественное явление – от него даже не отражался свет! – а значит, это дело рук нечистого. Все просто.

А ученые и военные могут сколько угодно рассуждать, строить теории и бездействовать, вместо того чтобы оцепить оскверненное место войсками и забросить в обитель Иблиса доказательство справедливого негодования правоверных. Могуществом килотонн в двадцать. Даром, что ли, Пакистан ядерная держава?

Впрочем, сейчас не об этом. Форт Рохтас только-только замаячил на горизонте, когда Мустафа засек непонятное движение чуть южнее пункта назначения. Пыль и марево над раскаленной землей не позволяли отчетливо разглядеть, что или кто конкретно двигался, но Шарафу это движение не понравилось. С тех пор как в южном бастионе появилось черное пятно, с этой стороны к форту никто не приближался. Ученые наведывались в южный бастион через центр крепости, а местные жители обходили форт исключительно по северной тропе. Даже по восточной старались не ходить. На всякий случай.

Мустафа затормозил и попытался рассмотреть хоть что-нибудь. В отличие от местных пешеходов, у водителя выбора не было. Шоссе подходило к форту Рохтас именно с юга, потом огибало его с востока и заканчивалось у главных ворот в северной стене. Прежде чем подъезжать к форту, Мустафа должен был убедиться в безопасности маневра. Все, как его учили когда-то давно в автошколе и как параллельно научила жизнь. Если нельзя объехать опасное место – лучше вернуться. А если и вернуться нельзя, следует хотя бы проявить максимум осторожности. В юности Мустафа прошел отличную школу жизни, сначала на границе с Индией, а чуть позже и по ту сторону границы с Афганистаном. Воин-моджахед из Мустафы получился так себе, зато проводник и разведчик вышел отменный. В дальнейшей жизни оба таланта плюс природная наблюдательность и осторожность Шарафу пригодились. И не раз. Вот как сейчас.