Страница 2 из 25
В конце концов, кому, как не ей, знать, когда следует настоять на своем, а когда отступить! Большую часть своей жизни она делала или то, или другое. Может, послать один экземпляр домой? Интересно, что подумают о ее альбоме родные? Скорее всего бросят его равнодушно на один из журнальных столиков в холле, где случайный постоялец лениво полистает страницы, гадая, приходится ли Джо Эллен Хэтуэй родственницей Хэтуэям, владеющим гостиницей «Приют»?
Откроет ли альбом отец, чтобы посмотреть, чему она научилась? Наверное, даже не дотронется до него, а просто пожмет плечами и пойдет бродить по своему острову. Острову Аннабелл.
Вряд ли он вообще интересуется теперь своей старшей дочерью. И глупо этой дочери надеяться на его внимание.
Джо отмахнулась от грустных мыслей, сняла с крючка простую синюю кружку и стала ждать, пока закипит чайник.
В ночном бодрствовании есть свои преимущества, решила она. Телефон не зазвонит. Никто не заглянет, не пошлет факс. И никто ничего не ждет от нее. Несколько часов ей не надо быть никем и можно ничего не делать. А если дрожат поджилки и раскалывается голова, никто не узнает о ее слабости, кроме нее самой.
Джо заварила кофе по особому турецкому рецепту и выглянула в маленькое кухонное окно. Темная пустынная улица, скользкая от дождя. Под уличным фонарем мерцает бледное пятно света. Какой одинокий свет, подумала Джо. Некому воспользоваться им. В одиночестве столько тайн. Столько бесконечных возможностей. Соблазнов. Притяжения.
Как часто случалось в подобных случаях, она почти машинально схватила свой «Никон» и босиком бросилась из уютной, наполнившейся ароматом кофе кухни в промозглую ночь фотографировать безлюдную улицу.
Работа успокаивала ее как ничто другое. С камерой в руке, с роящимися в голове образами она забывала обо всем.
Шлепая длинными ногами по холодным лужам, Джо металась по улице в поисках наиболее удачного ракурса, то и дело отбрасывая спутанные волосы, падавшие на глаза. Надо было завязать хвост. А лучше – подстричься. Но где взять время?
Удовлетворение пришло лишь после дюжины снимков. Джо повернулась и подняла глаза на свои окна. Когда она успела зажечь столько света, пока брела из спальни в кухню?
Так или иначе, зрелище было впечатляющее. Джо задумчиво поджала губы, пересекла улицу и, почти припав к земле, нацелила объектив на освещенные окна темного здания. «Логово страдающего от бессонницы» – очень подходящее название. Ее тихий смех жутким эхом отразился от безмолвных домов и заставил ее вздрогнуть.
Господи, похоже, она сходит с ума! Разве нормальная женщина выскочит полуодетой из дома в три часа ночи, чтобы фотографировать собственные окна?!
Однако, чтобы быть нормальной, необходимо спать, а она не спала как следует уже больше месяца. Необходимо регулярно питаться, а Джо за последние несколько недель потеряла десять фунтов и видела, как постепенно ее стройное тело становится просто-напросто костлявым. Необходим душевный покой, но она не могла даже вспомнить, претендовала ли когда-нибудь на душевный покой.
Друзья? Конечно, у нее есть друзья, но ни одного достаточно близкого, чтобы утешать ее посреди ночи.
Семья? Ну, семья-то у нее есть. В некотором роде. Брат и сестра, живущие совершенно отдельной жизнью, ничуть не похожей на ее собственную. Отец, почти незнакомец. Мать, которую она не видела и о которой ничего не слышала двадцать лет.
Я не виновата, напомнила себе Джо. Все изменилось, когда Аннабелл сбежала из «Приюта», оставив семью, сокрушенную недоумением и горем. Беда была в том, что все остальные так и не свыклись с происшедшим, не похоронили прошлое. Но она-то похоронила! Она не осталась на острове, чтобы целыми днями бродить по нему, вглядываясь в каждую песчинку, как отец. Она не посвятила свою жизнь заботам о «Приюте» и управлению гостиницей, как брат Брайан. И она не нашла забвение в глупых фантазиях и грезах об очередных приключениях, как сестра Лекси.
Она училась, работала. Строила свою собственную жизнь. И если сейчас у нее разгулялись нервы, то только из-за переутомления. Нужно просто добавить немного витаминов в рацион, и все вернется в норму.
Даже можно было бы взять отпуск, размышляла Джо, копаясь в кармане в поисках ключей. Ведь она не отдыхала уже года четыре. Поехать в Мексику, в Вест-Индию… В любое место, где жизнь течет медленно, а солнце светит ярко. Притормозить. Расслабиться. Отвлечься. Вот он – прекрасный способ справиться с этим ерундовым осложнением!
Входя в квартиру, Джо наступила на маленький квадратный конверт, лежавший на полу, и на мгновение застыла, уставившись на него, – одна рука на ручке открытой двери, в другой – фотокамера.
Был ли конверт здесь, когда она выходила? Неужели она могла не заметить его? Первый такой конверт, на котором было напечатано только ее имя, пришел месяц назад. Она нашла его в своей почте. Затем последовало еще два…
У нее снова задрожали руки, но она приказала себе сначала запереть дверь. И лишь потом, прерывисто дыша, она наклонилась, подобрала конверт. Осторожно отложила камеру, распечатала послание и тихо, протяжно застонала.
Черно-белая фотография была сделана профессионально, как и три предыдущие. Женские глаза, миндалевидные, с тяжелыми веками, опушенные густыми ресницами. Изящно изогнутые брови. Джо знала, что цвет этих глаз должен быть синим, темно-синим. Ведь это были ее собственные глаза! И в них застыл смертельный страх.
Когда это было снято? Как и зачем? Джо прижала ладонь ко рту, не в силах отвести взгляд от фотографии, прекрасно понимая, что сейчас в ее глазах то же самое выражение. Ужас охватил ее, погнал через всю квартиру в маленькую лабораторию, заставил судорожно дергать ящики, быстро шарить в них. Она нашла спрятанные там конверты. В каждом был черно-белый снимок два на шесть дюймов.
Кровь стучала в ее висках, когда она раскладывала снимки по порядку. На первом глаза были закрыты, как будто ее сфотографировали спящей. Остальные отражали процесс пробуждения: на втором – едва приподнятые ресницы, на третьем – глаза открыты, но еще не сфокусированы, затуманены сном.
Да, первые три снимка встревожили ее, но не испугали. На этом, последнем, глаза ее были наполнены смертельным страхом.
Дрожа, тщетно пытаясь успокоиться, Джо отступила от стола. Почему только глаза? Каким образом кому-то удалось подойти к ней так близко без ее ведома? Тот, кто сделал это, должен был сначала попасть в ее квартиру.
Охваченная новой волной паники, Джо бросилась в гостиную, судорожно проверила замки и тяжело привалилась к двери. Сердце словно стучало по ребрам. А затем в ней разгорелся гнев.
Ублюдок! Он хочет запугать ее! Хочет заставить прятаться в этой квартире, шарахаться от собственной тени, бояться высунуть нос на улицу. И она, никогда не знавшая страха, сейчас играет ему на руку.
Джо столько раз бродила одна по незнакомым иностранным городам, по бедным, убогим, безлюдным улицам. Она поднималась в горы и пробиралась сквозь джунгли без всякой защиты, с одним фотоаппаратом, и никогда не думала о страхе. А теперь из-за какой-то пачки фотографий у нее подкашиваются ноги!
Однако следует признать, что этот страх возник не сейчас. Он разрастался и поглощал ее неделями, шаг за шагом. Заставлял чувствовать себя беспомощной, уязвимой, ужасно одинокой.
Джо оттолкнулась от двери. Она не может так жить и не будет! Отбросит страх. Наплюет на него. Глубоко закопает. Видит Бог, она великий специалист по захоронению душевных травм, больших и маленьких. Это просто еще одна.
Она выпьет кофе и пойдет работать.
К восьми часам утра Джо прошла полный цикл – преодолела усталость, испытала вспышку вдохновения и период созидательного покоя, а затем снова скользнула в изнеможение.
Она не умела работать механически и считала, что ко всем стадиям фотопроцесса необходимо относиться с полным вниманием и самоотдачей. Ей удалось кое-что отпечатать, проявить последнюю пленку. За первой чашкой кофе она даже убедила себя, что поняла, почему ей присылают эти фотографии. Просто неизвестный поклонник ее мастерства пытается привлечь к себе внимание, чтобы потом использовать ее влияние в своих личных интересах.