Страница 16 из 17
– Какой ключ? – спросил он растерянно. Неужели и там с него ключи будут требовать? Там свои ключники имеются. Не могут же его на их место определить. Нет у него таких заслуг, грешен и недостоин.
– Где ключ от входной двери? – проговорил Ванзаров как можно мягче.
Василий Лукич разобрал, что маленько поспешил и это всего лишь посторонние незнакомцы. И как в дом пробрались?
– А вы кто такие будете? – спросил он, все-таки швейцару не пристало чужим без спросу ключи выдавать.
– За твоей душой посланы, старик! – прогрохотал Лебедев страшным образом. – Не ответишь всю правду, сволочем в геенну огненную! Отвечай, где ключ!
– Аполлон Григорьевич, вы бы полегче, – попросил Ванзаров. – Так где же ключ?
Василий Лукич кивнул на облезлый шкафчик.
– Вон висит, куда ему деться.
Почерневший от долгого употребления ключ Лебедев приложил к тому, что нашелся в мешочке балерины. Зубчики пришлись один в один. Криминалист был счастлив. И вредная личность внутри него совершенно успокоилась.
– Торжествуйте, коллега. Ключик к преступлению найден, да! – заявил он.
Ванзаров предоставил ему еще один, пользованный до черного налета.
– Сравните заодно и этот.
– Где нашли? – Аполлон Григорьевич собрался проверить зубчики лучшим из инструментов: своим глазомером.
– В кармане пиджака убитого Каренина. Там еще один был, но мне этот приглянулся.
– Ну, конечно. Зачем ждать эксперта, мы сами полезем в карманы жертвы, – приговаривал Лебедев, сощуривая глаза поочередно. – А я понять не могу: как это почтенный старик в дом пробрался. Неужто по водосточной трубе залез? Оказывается, все просто: мой юный друг запросто утащил улику… Забирайте, не хочу ее видеть. И так все ясно.
Глазомер указал без сомнений: все три ключа подходят к одному замку.
Ванзаров нагнулся к старику, чтобы тот лучше слышал.
– Вчера вечером кто в дом приходил?
– А никого и не было, один я тут сидел. Все уехали, меня оставили, – ответил Василий Лукич и добавил: – Спать лег. А когда утром Сергей Алексеевич прибыли с супругой, им открыл, как полагается. А чужих не было. Все тихо и спокойно, слава богу! Мы свою службу знаем, которой год в швейцарах.
Лебедев стал делать нетерпеливые знаки, дескать, и так все ясно, делать тут нечего. Возражать Ванзаров не стал. Они вышли в прихожую как раз вовремя, чтобы увидеть спину Надежды Васильевны, скрывающейся за парадной дверью. Дама была столь возбуждена, что сама несла портплед и шляпную коробку. Стремительный отъезд не оставлял сомнений в ее душевном состоянии. Кажется, Каренину предстоят тяжелые времена.
– Вы-то что задумчивы, коллега! – спросил Аполлон Григорьевич, легонько ткнув Ванзарова локтем в бок. – Дело-то пустяковое.
– Не готов согласиться прямо сейчас, – ответил Ванзаров, подергивая ус.
– А не желаете провести эксперимент? – спросил Лебедев, изображая пальцами стреляющий револьвер.
– Хотите засадить в Каренина оставшиеся два патрона и посмотреть, что с ним будет?
– Интересная мысль, но результат мне известен. А вот есть другая цель: установить, насколько в швейцарской слышны выстрелы. Сделаем так. Я сейчас пристава попрошу пальнуть раза два-три из его табельного оружия, а мы с вами в швейцарской и послушаем. Хозяин не будет против, ему не до того. Давайте, жутко интересно!
– Не вижу смысла. Если мы что-то услышим, это ничего не докажет. Швейцар спал, к тому же он туговат на ухо. Что с картиной?
– Наверняка скажу только после лаборатории, – ответил Лебедев. – Но думаю…
– Ее вырезали ножом для бумаг. Так?
Лебедев изобразил нечто вроде взмаха платком.
– Аполлон Григорьевич, вы случайно не забыли сообщить мне какую-нибудь несущественную мелочь?
Криминалист изобразил глубокое изумление и полную невинность.
– Ну, если желаете испортить уже раскрытое дело, – сказал он. – Тогда должен сообщить: между смертью балерины и пожилого господина прошло не меньше трех часов.
– Балерина Остожская убита около десяти вечера, – начал Ванзаров.
Лебедев подтвердил этот факт, хотя сделал это без всякого энтузиазма.
– В таком случае старый Каренин был убит глубоко за полночь?
– Или немного позже, – согласился Аполлон Григорьевич.
– А вы молчали? – спросил Ванзаров столь вежливо, что криминалист окончательно погрустнел.
– Ну, зачем вам осложнения, и так ведь все очевидно, – все же попытался оправдаться он.
– Это не осложнения. Это другая картина преступления. Совершенно другая. Аполлон Григорьевич, я не верю своим глазам. Как вы смогли? Зачем?
На этот вопрос Лебедев и сам ответить бы не мог. Какая-то невероятная глупость, – ему так захотелось Ванзарову с блеском, не сходя с места, раскрыть двойное убийство, что заставил себя не замечать очевидное.
– Надеюсь, больше не припасли сюрпризов? – спросил Ванзаров.
Лебедев печально крякнул, признавая собственную промашку и тем прося снисхождения.
В прихожую спустился Серж. Он был застегнут на все пуговицы и старался изо всех сил держаться с достоинством, при этом часто-часто сжимая и разжимая пальцы.
– Арестуете меня уже сейчас? – спросил он.
Ванзаров не видел в этом необходимости. Серж не поверил такому чуду, он готовил себя к тюремным казематам. Ничего иного от беспощадного чиновника полиции он и не ждал. Внезапное избавление лишило сил. Серж оперся о перила лестницы и попытался сохранить лицо. Выходило у него неважно.
– Надежда Васильевна только что уехала, – сообщил Ванзаров.
– Она не стала со мной разговаривать, – ответил Серж. – Что будет с нашей семьей…
– Вам следует привести себя в порядок и немного отдохнуть. Выкурите хоть сигару. О телах не волнуйтесь, пристав распорядится.
– Мне тяжело тут оставаться. Поеду к себе в контору, там хоть люди…
Ванзаров спросил адрес. Товарищество «Борей», которым владел Каренин, снимало этаж на Невском проспекте, недалеко от Гостиного двора. Серж извинился и ушел наверх.
– Надо бы дом осмотреть, – сказал Лебедев, намекая, что готов загладить вину таким нудным и бесполезным делом. Но от этой провинности его тут же освободили. Никакого смысла тратить время и силы на обыск во множестве комнат не было.
Торопливым шагом спустился пристав. Он доложил, что составление протокола закончено, фотограф прибудет вот-вот, также вызвана санитарная карета. Цихоцкий должен был добавить еще кое-что, но никак не решался и мялся. Ему стало немного стыдно перед Ванзаровым, что он должен исполнять служебные предписания. Стыд этот был не так чтобы силен, скорее придерживал пристава за язык. И все же он должен был.
– Господин Ванзаров, прошу прощения, я понимаю, что делом занимаетесь лично вы, – кое-как начал он. – И даже вот господин Лебедев приехал, тут, уж конечно, вам бы и карты в руки, но вы же понимаете, что такое дело…
– Пристав, убит государственный чиновник в отставке и балерина императорского театра. Вы обязаны как можно скорее известить об этом Охранное отделение и оказать им всяческую помощь, если потребуется, в раскрытии данного преступления. Исполняйте немедленно.
Ванзаров спас Цихоцкого от мучений, за что тот был душевно признателен. Хотя на душе у пристава неприятный осадок остался. И ведь ничего дурного не сделал. И все же…
17
Чтобы найти, где живет балерина кордебалета, не требовалось стучаться в императорский театр, просить, упрашивать, отвечать на ненужные вопросы, терять время на получение разрешения от театрального начальства и тому подобные прелести учреждения, имевшего слишком близкие отношения с высшей властью. Так что театральные чиновники обрели своеобразное мнение: им казалось, что они владеют неограниченными правами при полном их отсутствии у всех прочих. Для полиции исключения не делалось.
Куда проще достать сведения из адресного стола, где регистрировался каждый, проживающий в столице. Ванзаров имел полное право вернуться в сыскную, направить запрос и получить ответ дня эдак через три. Но для этого он слишком спешил. Не поленился съездить на извозчике и уже через четверть часа имел на руках выписку. Балерина проживала в Коломне, от которой было рукой подать до ее театра.