Страница 49 из 51
– Это верно, – согласился Олег. Он повернулся к хозяину: – У тебя как насчет коней?
Тот открывал и закрывал рот, покрылся разноцветными пятнами, а Томас напомнил рассудительно:
– Коней покупать не стоит, у нас хорошие кони. Ты даже тех, что я выиграл на полутурнире, и то продал… Я этого ни на что не променяю.
Олег подумал, кивнул.
– Ладно. Мы принимаем в дар только меч. Пойдем, а то уже вроде бы пора ужинать.
Томас переступил с ноги на ногу, промямлил:
– Ну, если было видение… с ним разве поспоришь? Видению сверху виднее…
Хозяин бросил испуганно-благодарный взгляд на Олега, прошептал:
– Не всегда, не всегда. Иногда и видения ошибаются.
– Это мы не так понимаем, – строго разъяснил Томас. – Видения всегда говорят многозначительно туманно, облекая слова в замысловатые кружева, что нас и обманывает.
Олег взял самые роскошные ножны, украшенные драгоценными камнями дивной огранки, меч подошел точно, крестообразная рукоять с щелчком вошла в желобок. На улице уже собирался народ над плавающими в темных лужах трупами, Олег повел Томаса кружным путем, чтобы не встречаться со стражей. Томас так и прижимал всю дорогу к груди драгоценный меч, только спрятал под плащ, чтобы не привлекать жадные взоры. Олег посоветовал старый меч выбросить вместе с ножнами, а взамен на перевязь подцепить подарок, Томас возмутился до глубин души:
– Этот меч знаешь сколько мне служил?
– Неделю? – спросил калика скептически.
Томас задохнулся от возмущения.
– Я что, такой молокосос?
Олег зевнул на ходу.
– Нет, я думал, ты в самом деле бывал в жарких боях. А там оружие долго не живет… Ага, вот еще что! Ты задержись здесь. Ненадолго… Впрочем, лучше я сам позову.
Томас спросил встревоженно:
– Ты чего?
– Вожжа под хвост попала, – объяснил Олег раздраженно.
– Это как?
– Наше языческое, – объяснил Олег еще терпеливее. – В смысле вожжа под хвост! Тебе этого не понять, христианин. Когда вот такая луна с рогами вверх, должен я войти первым, а ты – когда свистну. Понял?
– Что за дурацкие ритуалы, – пробурчал Томас с отвращением, но Олег уже быстро шел через темный, плохо освещенный двор.
Томас потоптался на месте, чувствуя, что его где-то обманули, затем вспомнил, что он – христианин, а это значит, должен нести свет в заблудшие души, а не потакать в их суевериях. Ишь – луна кверху рогами! – ерунда какая, придурастые язычники, другое бы дело – покраснела или обрела двойной ореол, это ясные предзнаменования от Господа, а так все ерунда…
Прижимая к груди драгоценный меч обеими руками, он быстро прошел к ступенькам, там слабо горит единственный светильник, бодро нырнул в полутьму холла, из угла донесся стон. Томас перекрестился, чтобы отогнать привидения, и бестрепетно начал подниматься по лестнице наверх. На ступеньках разлито что-то темное, поскользнулся, но удержался, упершись в стену, там тоже мокрое и липкое.
Ругаясь на нерадивых хозяев, поднялся к своей комнате. Дверь распахнута, в глубине спиной к нему Олег, выглядывает из окна. Не поворачиваясь, сказал чуть громче обычного:
– Вымой руки и ложись спать. Утром выедем пораньше.
Томас взглянул на ладонь, которой уперся в коридоре в стену, при свете ярких свечей видно, вся в крови. С беспокойством посмотрел на Олега.
– А ты как узнал?
– По запаху.
Олег повернулся, зеленые глаза горят, как у волка, дыхание постепенно выравнивается, но ощущение такое, что пробежался на высокую горку.
– А чего мое одеяло на полу? – спросил Томас с подозрением. – Ты об него сапоги вытирал?
Олег взглянул на одеяло, брезгливо поднял за край, понюхал. Взгляд стал отстраненным, наконец, произнес после паузы и с некоторым удивлением:
– Вообще-то чисто…
– А как иначе? – спросил Томас раздраженно. – Я велел подать все чистое!.. Другое дело, если ты уже успел высморкаться…
Олег хмыкнул, выронил одеяло и снова вернулся к окну. Томас примостил меч у изголовья, полюбовался с разных углов, сел на ложе и принялся снимать сапоги. Олег снова высунул голову наружу, голос его прозвучал с непонятным облегчением:
– Все-таки уполз… Хоть и с перебитыми руками. До чего же я стал мягким!
– Это как? – переспросил Томас.
Олег повернулся от окна, лицо удивленно-грустное.
– Да каждая байка о голодной жене и пятерых детишках действует на меня безотказно. Разве бы мог подумать каких-нибудь сто, а лучше – тысячу лет назад! Мягкий я стал, брат Томас. Наверное, старость подкрадывается.
– К тебе подкрадешься, – буркнул Томас с неприязнью. Он смерил взглядом могучую фигуру язычника, где ни капли жира, а только вздутые мышцы, твердые, как корни старого дуба, его вечно молодое лицо с ярко-зелеными глазами, которые невольно приковывают внимание, его длинные мускулистые руки с широкими ладонями. – У тебя ж глаза на затылке!
– Я не трусливый, – сказал Олег, словно оправдываясь. – Я… осторожный. Хотя, ладно, и трусливый малость. Стараюсь избегать всяких неприятностей. И не всяких – тоже. Потому и осторожничаю.
Глава 7
Не просыпаясь, Томас протянул руку, пальцы что-то нащупали в воздухе, сжались. Олег уже одевался, хмыкнул, рыцарь и во сне все щупает свой новый меч, не налюбуется.
– А меч-то сперли, – произнес он негромко.
Томас подхватился, словно подброшенный катапультой. Глаза дикие, на лице ярость, судорожно огляделся.
– Что?.. Кто посме…
Он поперхнулся, меч в ножнах стоит у изголовья, ждет хозяина, еще более яркий и блистающий, чем вчера при светильниках на бараньем жире. Крестообразная рукоять украшена множеством рубинов, камнями войны, ножны сдержанно блистают накладками из золота.
– Ты… чего?
– Да чтоб не будить долго, – объяснил Олег. – А так ты рр-р-раз – и готов!
– Свинья, – сказал Томас. – У меня чуть сердце не выскочило. Мог что-нибудь помягче. Ну, там город сгорел или сарацины напали…
– А ты бы проснулся?
– Вряд ли, – признался Томас.
– Вот видишь!
Томас торопливо оделся, а когда шагнул к дверям, Олег сказал негромко:
– И железо все надень. Да и меч захвати, больше сюда не вернемся.
Томас удивился, но посмотрел на каменное лицо язычника, вздохнул.
– Да, ты прав. Что-то мы разнежились. Все жрем да на чистых простынях спим. Мужчина должен спать на голой земле, а есть запеченное на костре.
– Рад, что ты все понял, – ответил Олег.
Томас с его помощью нацепил доспехи, Олег скрепил ремнями половинки панциря. Новенький меч, как влитой, покоился на перевязи. Томас даже шлем не стал нести по обыкновению в руках, сразу на голову, а в руки взял старый меч в ножнах и щит.
Пока спускались, Томас сунул старый меч в мешок, восторгаясь новеньким оружием, даже не обратил внимания, что Олег против обыкновения не выпускает из рук лука с натянутой тетивой, даже стрела покачивается в пальцах, готовая прыгнуть расщепом на тугую струну.
И когда вывели коней, Олег все посматривал по сторонам, на своего гуннского жеребца запрыгнул, не касаясь седла, сразу же с высоты оглядел окрестности, лук в руках, стрела на тетиве, взгляд безостановочно шарит по окнам, крышам, заборам, деревьям.
Томас наконец заметил, сказал одобрительно:
– Птичку подстрелить хочешь? Подожди, выедем за ворота…
– Да, – согласился Олег, – за воротами как-то проще. Городской стражи нет, народ под ногами не мельтешит…
– Вот-вот, – сказал Томас. – Ты только выбирай потолще. Я люблю толстеньких.
– Все любим толстых, – отозвался Олег безучастно, – хотя и брешем насчет худеньких и стройных. Что язычники, что христиане.
Томас красиво и гордо ехал впереди, народ любовался его статной фигурой и блестящими доспехами, кричали «ура», а одна девушка даже бросила ему цветы, отчего воспламененный Томас сразу же приколол один себе на плащ, а ошалевшая от счастья девушка едва не выпала из окна, стараясь заинтересовать своим предельно низким вырезом на платье.