Страница 41 из 51
Томас выпрямился, взор устремлен вдаль, постарался, чтобы голос звучал твердо и решительно:
– Они – демоны! Если нет, то должны покаяться и принять святое крещение. И тогда Господь в своей превеликой милости, возможно, их допустит к себе!
Олег вздохнул, зеленые глаза вспыхнули злостью, но быстро погасли, злость сменилась бесконечной усталостью. Он пришпорил коня и вырвался на дорогу, что начала выходить из леса.
Дважды за день встречали шайки разбойников, но никто не осмелился напасть на двух вооруженных мужчин. На следующий день встретили шайку побольше, но и те не рискнули ввязаться в драку, только грозили издали, выкрикивали оскорбления и угрозы, делали непристойные жесты, но едва Томас опустил забрало и сделал вид, что сейчас нападет, бросились в кусты.
Однажды двое из разбойников побойчее изготовили луки и выпустили по стреле. Одна упала перед конской мордой, другая ударила в попону коня Томаса и застряла. Томас в бессилии выругался, на эту шваль не поскачешь ни с копьем, ни с мечом в руке. Даже с плетью не удастся, разбегутся, как вспугнутые зайцы, а за деревьями да завалами не отыскать достойному рыцарю.
Звонко щелкнуло дважды. Оба разбойника выронили луки, один повернулся вокруг оси и упал лицом вниз, и стальное острие высунулось из спины, второму стрела ударила в голову и опрокинула навзничь.
Томас оглянулся, Олег с тем же отстраненным выражением лица убирал лук за спину. Разбойники опешили, затем заорали снова, Томас видел, как потрясают кулаками, но теперь в душе ликование и чистая радость, прости, Господи, за такие чувства, он принял скорбный вид, все-таки христианские души сейчас расстаются с телами, поехал дальше суровый и неподвижный, даже сказал пару слов заупокойной. Правда, про себя, чтобы калика не ехидничал.
Олег поглядывал искоса с интересом. Любопытный народ эти христиане. Очень даже. Чувствует одно, а говорит и делает другое. Можно бы такого назвать отъявленным лжецом, как и есть на самом деле, но, с другой стороны, полностью свободен только дикий зверь, а человек то и дело врет, чтобы уживаться в обществе. А наибольшие лжецы из всех людей на свете – христиане, что бесспорно.
Возможно, потому они и так быстро распространяются по всем странам.
– Новый мир, – пробормотал он. – Новый мир… Новые люди для нового мира…
Припомнились предыдущие попытки вырваться из закольцованной Вселенной. Пробовали Керге, Ришке, Просветленный Самми, очень много над этим бились восточные мудрецы, из тысяч которых даже знатоки помнят разве что Заратуштру, Гаутаму да еще десяток наиболее ярких, но никто не мог проломиться через стену, ибо человек был язычником, и Вселенная оставалась языческой.
Чтобы выйти на следующий уровень, человек должен сам стать иным. Перво-наперво он должен отринуть весь этот мир, придумать себе другой, более чистый и высокий, и начинать в нем жить, хоть это и смешно, и дико. Да, жить в придуманном мире. Если о нем будет говорить противник, то вполне справедливо скажет, что в лживом.
А если не противник?
Глава 2
За день пятьдесят миль, где проехали, где промчались, а заночевали на опушке леса, выбрав удобное место, чтобы с одной стороны стена деревьев, с другой – простор, а над головой плотная крыша веток. Кони даже не выглядели очень уж усталыми, Томас восхищенно бормотал, что если бы такие кони да в те времена, когда он прямо на коне взбирался на башню Давида…
На другой день Олег чуть ли не пинками разбудил рыцаря Храма, напомнил о его орденском уставе, как будто знает, что это, и Томас полез на коня, намереваясь завтракать на ходу, калика объяснил, что настоящие мужчины делают именно так.
Лес становился все реже, воздух свежее, а когда однажды деревья вообще отступили, Томас обнаружил, что они едут по суровому предгорью. Олег тоже обратил внимание на гранитные скалы, ущелья с изрезанными трещинами стенами, где в щелях ухитряются расти сосенки и другие неприхотливые деревца, искривленные, цепкие, живучие.
– Хорошо, – произнес он с удовольствием.
Томас огляделся по сторонам.
– Что именно?
– Горные ручьи, – ответил Олег, – даже водопады… Как-то забываешь, что здесь вся страна – сплошное болото, покрытое туманом.
Томас ощутил себя уязвленным.
– А что, сарацинские пески лучше?
Олег всерьез задумался.
– Вообще-то там неплохо, однако… болот в Сарацинии не хватает.
– Да ну? – спросил Томас.
– Верно, верно. Когда их много – плохо, когда совсем нет, то… недостает. Ты эта… не отставай уж очень! Какие вы все, рыцари, черепашистые.
Сам он ухитрялся на ходу стрелять дичь, но всякий раз тщательно выбирал молодого и жирного гуся или такого же зайца, ни разу Томас не видел, чтобы у него зверь уполз раненным или покалеченным. Он часто выезжал вперед, возвращался обычно с добычей.
Сейчас вернулся хмурый, сказал с раздражением:
– Снова болото! В который раз!
Томас спросил удивленно:
– Да, болото. Ну и что?
– А ничего, – огрызнулся Олег. – Вся Британия в болотах, всяким разным жабам нравится. Самые крупные так вообще в восторге! А я как вспомню жаркие земли Палестины, где по полгода ни капли дождя, где и слова такого, как «болото», не существует…
Томас вздохнул.
– Не береди душу, – сказал он. В голосе, помимо грусти, прозвучала и металлическая нотка. – В Палестине Святая Дева Мария родила благословенного сына, но только здесь, в болотистой Европе, его приняли всем сердцем! А там, в Палестине, поселилось зло и неверие.
– А почему там климат лучше? – коварно спросил отшельник.
– Господь посылает нам испытание, – ответил Томас сурово. – Вот этими болотами, гнилью, комарами, зимним холодом… А на тех, кто в Палестине, махнул рукой. Так что еще увидишь, где в конце концов будет лучше!
Он говорил с такой убежденностью в голосе и взоре, что Олег ощутил, как сдвинулись незримые пласты в мироздании, на них воздействует новая странная мощь, именуемая христианством, и мир уже никогда не будет прежним.
Но все равно, как бы ни чувствовал себя куликом на родном болоте, туманы раздражают. Вообще-то привычные, какая же Британия без туманов, но кто побывал в Святой Земле, тот прекрасно понимает, что вообще-то можно прожить и без туманов, без болот, без ненастной погоды, без постоянного моросящего неделями дождя. Олег всякий раз снимал лук, когда впереди показывался туман. Натягивал тетиву и ехал так, с наложенной стрелой, а Томас нахлобучивал шлем и даже опускал забрало.
Приходилось ночевать под открытым небом, Томас ложился, не снимая доспехов, а рукоять меча всегда оставалась под рукой. Олег вообще почти не спал, утром поспешно завтракали и пускались в путь. Почти ежедневно на них пытались нападать разбойники, но достаточно было показать обнаженные мечи, те понимали, что схватка будет жестокой, и отступали.
Хотя крупные шайки пробовали навалиться. Тогда Олег быстро и страшно бил из лука. Меньше половины из нападавших успевали добежать до рукопашной, где грозный Томас встречал мечом и ревел в боевом гневе, так что двух-трех ударов хватало, чтобы рассеять любой отряд.
После каждой схватки Олег неприкрыто любовался Томасом, что рыцарю определенно льстило. Миллионные армии восточных владык, поражающие воображение, просто немыслимы в разодранной на множество королевств, княжеств, герцогств и графств Британии. Крупную армию просто не прокормить, здесь нельзя оперировать большими силами. На крохотных пространствах просто невозможно, так что число в Европе ушло с римлянами, теперь же все зависит от отдельных бойцов.
Конный всегда сильнее пешего, а если конный еще и рыцарь – ему нет равных. Все ориентировано на рыцарскую экипировку: лучший конь, лучшее оружие, лучшие доспехи да плюс воинская выучка – рыцарь еще с юного возраста пажа учится владеть оружием, усмирять коней. В возрасте оруженосца принимает участие в сражениях, так что, когда получает золотые шпоры рыцаря, он один стоит не одного десятка простых конников или десятков пехотинцев.