Страница 4 из 51
Томас вскипел:
– Сомневаются?
Сэр Гильдербург поспешно воскликнул:
– Сэр Томас, сэр Томас! По старым добрым англским понятиям, благородная дама должна сидеть в башне и сопеть в тряпочку, как вы однажды изволили высказаться, а не вскакивать в седло скачущего коня и размахивать саблей… Она же – настоящая валькирия, вы – герой, а если учесть, при каких обстоятельствах ее… гм… похитили, то можно себе представить, откуда вы только что явились!
– И где побывали! – выкрикнул кто-то, теряя рыцарское достоинство.
– И с кем якшались, – добавил другой противным, совсем не рыцарским голосом, но от грозного взора Томаса укрылся за чужими спинами.
Калика ожидал, что благочестивый рыцарь гордо сообщит, с кем еще сегодня утром за одним столом сидел и жрал в три горла, но Томас, уже весь на земле, прорычал:
– Но я вернулся! И женщина моя со мной. Кто из вас сумел бы вырвать ее из рук… из лап… я даже не решаюсь сказать, из чьих непростых дланей!
Барон Огден чуть подал коня назад, лицо Томаса полыхает гневом, потом стало белым от ярости, сказал торопливо:
– Бросивший трон единожды… кто тебе поверит, что не бросишь снова?
Из переднего ряда рыцарей крикнули:
– Стране нужен король надежный!
Томас скрипнул зубами. Внезапно взгляд упал на сэра калику. Тот сидит на коне спокойный, чуточку грустный. И в кипящей бешенством памяти внезапно всплыли слова калики, что тот просмотрел всех королей Британии на сто лет вперед, но ни в одной ветви будущего короля Томаса Мальтона не отыскал. Тогда он понял слова калики так, что его убьют раньше, чем наденет корону на голову, но теперь, возможно, предсказание можно толковать иначе…
– И что же? – спросил он холодно. – Вы решили не допустить меня в мое королевство?
Среди рыцарей раздавался шум. Сэр Огден поклонился, но ладонь его не уходила далеко от рукояти меча.
– Доблестный сэр Томас!.. Позволь, я объясню. На военном совете рыцарей за время твоего отсутствия… по благородным мотивам, никто не сомневается… молчать там в задних рядах!.. Никто не посмеется усомниться вслух… так вот, благородный сэр Томас… э-э… на военном совете была выдвинута кандидатура сэра Генриха!
Он тянул и мямлил, в глаза не смотрел, но последние слова выпалил скороговоркой, вздохнул с облегчением и прямо посмотрел на Томаса честными глазами старого рыцаря, знающего законы и воинские обычаи.
За спиной Томаса тихонько ахнула Яра, слышно, как ругнулся калика на своем непонятном языке. К барону с другой стороны от Гильдербурга наклонился хмурый немолодой рыцарь, что-то шептал на ухо, глаза недобро зыркали из-под украшенного золотом шлема.
Томас поморщился.
– Сэр Болдуин, ваш шепот громче, чем ржание моего боевого коня! Я не обнажу меч, как вы надеетесь. Здесь в самом деле цвет англского и норманнского рыцарства, я не хочу всех женщин Англии оставить вдовами. Но, по крайней мере, мне позволено проехать в свои владения?
Снова за спинами старого барона был недовольный шум, звякало железо. Барон с неохотой наклонил голову. Похоже, он, как и все, ожидал от горячего рыцаря более простых движений.
– М-м-можете, – ответил он с усилием. Покосился на хмурые лица, добавил уже другим тоном, виноватым: – Однако, сэр Томас… Я бы не советовал оставаться там надолго.
– Почему?
На плечах старого барона жутко заскрипело, словно старая осадная башня пыталась повернуться. Томас понял, что сэр Огден пытается пожать плечами.
– Кто поверит, – проговорил барон с таким усилием, словно выдавал тайну сарацинам под пытками, – что не начнешь собирать силы? А это новая кровавая распря… Добро бы друг друга резали дикари, как вон твой друг, но благородных рыцарей жалко!.. За тобой кто-то да увяжется из молодых да горячих. Да пусть лучше полягут в войне с врагами, чем в междоусобице! Или еще разок удастся их натравить на сарацин, спровадить на… словом, подальше, в самые дальние страны.
Томас задыхался от ярости, а Олег спросил мирно:
– Прости, что вмешиваюсь… но что ты предлагаешь?
– Ну, – проговорил барон с неловкостью, – необходимость таковая, что приходится говорить и делать неприятные вещи. Мы ценим тебя, сэр Томас! И уже ощутили твою мощь. Так лучше, чтобы она ушла от нас подальше. Побежденные англы и победители норманны уже начинают сливаться в один народ… да-да, начинают!.. и все хотят жить спокойно.
Томас прорычал:
– Что ж, ты свое сказал. Теперь я скажу! Сейчас мы едем в мой замок, где меня ждут… надеюсь, отец и дядя. Там я решу, что делать дальше. И пусть простит Господь душу несчастного дурака, кто посмеет встать у меня на дороге.
Его конь вскинул голову и пошел вперед. Расстояние между плотным рыцарским строем и гордым рыцарем сокращалось. Томас опустил забрало, в руках зловеще блеснул исполинский меч.
Послышался лязг, рыцари поспешно опускали забрала. Барон Огден остался с открытым лицом. Он несколько побледнел, глаза его не отрывались от надвигающейся громады, все наслышаны о великих подвигах сэра Томаса, и хотя ни один герой не выстоит против их отряда, но все же успеет не одну благородную даму сделать вдовой. Да и про его спутника с красными волосами рассказывают странные вещи…
Конь барона пошел боком, сдвинулся, открывая Томасу железный ряд рыцарей. Огден вскинул длань, зычный голос прогремел властно:
– Дорогу сэру Томасу! Он всего лишь возвращается в свои владения!
Рыцари колыхнулись, заскрежетало железо. Металлическая стена начала рушиться, кони подавались в стороны, но там тоже стояли закованные в железо чудовища, звон и лязг стали громче.
Еще чей-то голос прокричал:
– Разве он едет во дворец короля?.. Он едет домой! Дорогу сэру Томасу!
Томас восседал в седле неподвижный и надменный, похожий на царственного льва, что неспешно двигается сквозь стаю мелких шакалов. Цвет рыцарства поспешно расступался, ибо это тот цвет рыцарства, что благоразумно остался в своих землях, когда другой цвет ушел в неведомые земли отвоевывать Гроб Господень и там, похоже, сложил головы.
Но этот одиночка вернулся, а это такой дурак, что не посмотрит на численное превосходство, кинется, еще и забьет многих до того, как его самого забьют!
Яра ехала стремя в стремя такая же холодная и надменная. Ее лиловые глаза высокомерно взирали поверх голов, это всего лишь мужики в железе, а не рыцари, и они склонялись, отводили взоры, не в силах вынести взгляда ее ясных чистых глаз.
Олег проехал как можно тише, стараясь не привлекать внимания. Он чувствовал, как будто двигается в узкой трещине между ледниками, с обеих сторон веет холодом и угрозой, вот-вот стены двинутся навстречу одна другой, с тяжелым грохотом сомкнутся…
Так ехали в молчании, пока рыцарский строй не остался позади. Но и тогда Томас двигался ровно, неспешно, хотя зоркий глаз Олега заметил, как дрогнули и слегка расслабились гордо вздернутые плечи рыцаря. Яра протянула в его сторону руку. Он одной рукой поднял забрало, другой – взял за пальцы, с благоговеньем поднес к губам. Олег с неловкостью отвернулся, вздрогнул от голоса Томаса:
– Что, сэр Олег? Такого даже ты, Вещий, не предвидел?
Рыцарь смотрел с горькой насмешкой. Олег с неудовольствием пожал плечами.
– Как такое можно предвидеть?
– Но ты же… гм… Вещий? Так тебя звали те… которые еще диче, чем ты.
Олег сказал, защищаясь:
– Томас, я могу предвидеть, что солнце завтра встанет на востоке, а зайдет на западе… хотя теперь-то знаю, что это не совсем так… я могу предвидеть, что через какие-нибудь сто тысяч лет на месте этих дремучих лесов и болот протянется степь с горячим воздухом… да-да, хоть океан и рядом, что через полтысячи лет большие группы азиатских народов переселятся на эти изолированные острова… но я не могу предвидеть, какой рукой ты показываешь мне фигу в кармане! И ни один всевидящий или ясновидец не скажет. А если кто угадает, того можно ставить королем всех стран и народов.
Томас сказал угрюмо:
– Про восход солнца я и сам ясновидящий дальше некуда. Даже закат могу предсказать. И ночь. А вот через сто тысяч лет… поди проверь! Нет, все это брехня про вещих. Один Господь Бог все видит и все понимает, только нам не скажет. Да и он, ты ж слышал, не следит за каждым листком или волоском, как священники уверяют простой народ.