Страница 36 из 51
Прозвучал сигнал трубы, рыцарь-судья взмахнул мечом. Оба пустили коней вскачь, разогнались, на трибунах орали, только король сидел угрюмый и наблюдал сурово и нахохленно, втянув голову в плечи. Рыцари сшиблись на середине, снова громовой удар железа о железо, словно оба рыцаря ударились железными телами. Брызнула белая щепа, со свистом рассекла воздух, как будто стая белых голубей разлетелась в испуге. Зрители провожали щепки остолбенелыми взглядами, а потом повернулись и проводили взглядами обоих рыцарей, что придержали коней, остановили и повернули обратно, каждый отбросил обломок копья не длиннее полена.
Двое судей с каждой стороны по одному вскинули мечи, народ загудел, кто разочарованно, кто радостно, в предвкушении повторной схватки, а судьи помахали мечами и, за неимением белых флажков, означающих ничью, воткнули кинжалы в специально высверленные дырочки в бревне.
Томас вернулся, покачиваясь в седле. Олег поддержал, сказал рассерженно:
– Может, хватит?
– Нет…
– Ты свалишься раньше, чем он дотронется до тебя копьем!
– Это он… свалится, – донесся прерывистый шепот из-под шлема.
Олег раздраженно выругался. Подбежал рыцарь, присланный королем, поинтересовался, будет ли Томас продолжать бой. Томас ответил с гордостью, достойной самого Врага рода человеческого:
– Если граф готов, то почему откажусь я?
Рыцарь унесся, и почти без передышки протрубили призыв появиться на краю поля. Томас принял из рук сочувствующих копье, зажал под мышкой и пустил усталого коня к месту старта. Судья взмахнул мечом, Томас прошептал коню в опущенные уши:
– Последний бой… После него ты будешь отдыхать долго-долго. Только сейчас не опозорь…
Конь прянул ухом, копыта застучали, Томас собрался с силами, тело напряглось, как будто превратилось в камень, страшный удар, что вышиб из него дух, в глазах потемнело, грохот ударил в череп и едва не разломил его. Он сам не понял, каким чудом удержался в седле, помогла выучка жарких боев в Святой Земле, где упасть – верная смерть. Конь остановился, дрожа и растопырив ноги. Томас ощутил, что он сейчас упадет, начал поспешно освобождать ноги из стремян.
А граф Лангер, тоже потрясенный ударом, словно в него угодила наковальня, долго пытался удержаться в седле, уже свесился с коня так, что загребал руками землю, но все еще невероятными усилиями удерживался, даже не выпускал из руки тяжелого копья, однако подпруга, не выдержав такой нагрузки, снова лопнула, опозорив его вторично, и он с силой ударился о землю, перевернулся дважды и остался на спине, обессиленно раскинув руки.
Томас вскрикнул:
– Победа!
Он хотел соскочить на землю, но сил не осталось, он почти сполз, но конь вздохнул благодарно, а Томас сделал шаг в сторону распростертого графа, до него еще десяток шагов… и вдруг граф вскочил на ноги, как ошпаренный, в его руке моментально оказался меч.
– Сдавайтесь, граф! – сказал громко Томас. Дыхание обжигало горло, он задыхался, но старался, чтобы голос звучал по возможности ровно. – Признайтесь, что оболгали меня, и король вас простит. Я тоже прощу… по-христиански.
Граф ответил руганью, а к Томасу метнулся, как взбешенный тур. Взметнулся меч, Томас едва-едва успел подставить щит, но удары посыпались со всех сторон. Граф, оказывается, с одинаковой мощью лупит и справа и слева, его меч не просто доминировал в воздухе, а казалось, только у него он и есть, а Томас лишь содрогался от яростных ударов, вздрагивал и отступал, вздрагивал и отступал.
Граф взревывал, как разъяренный бык, Томас слышал яростное сопение, тяжелые удары сотрясали его от макушки до пят, левая рука со щитом онемела. Меч графа длиннее на целую ладонь, шире, и, когда прорезает воздух, на трибунах вскрикивают, кто в страхе, кто в восторге. Тяжелый удар, Томас вовремя подставил щит, однако в левое плечо резко кольнуло болью.
Узкая щель в шлеме не позволит посмотреть на рану, но граф пустил первую кровь, радостно орет, потряс мечом, вызвал на трибунах вопль ликования, снова насел с удвоенной яростью. Томас задержал дыхание, неожиданно шагнул вперед и сам нанес несколько торопливых ударов, слабых, но чтобы остановить графа, как-то нарушить победный ход, а ближний бой вроде бы благоприятнее для того, у кого меч короче…
Длинный меч на длинной рукояти дает преимущество на дальней дистанции, но и у него, Томаса, меч не настолько короток, чтобы сойтись вплотную и успеть ткнуть, как кинжалом. Граф отпрянул, Томас ощутил его беспокойство, воспрянул духом и постарался обрушить удары, целясь в шлем. В плечо покалывает, теплая струйка поползла по груди. Рана вряд ли серьезная, на силе рук не сказывается, но если бой затянется, то трудно сказать, насколько ослабеет…
Сквозь щель забрала пытался рассмотреть глаза графа. Тот вроде бы дышит с хрипами, привык заканчивать схватку в первом же яростном натиске, но движения все такие же быстрые и уверенные. Он шагнул в сторону, Томас поспешно отступил в другую, так что некоторое время кружили, делая вид, что собираются напасть, даже делая ложные движения, наконец, Томас первым разорвал дистанцию, граф закрылся щитом и одновременно нанес тяжелый удар сверху.
Томас подставил щит, согнулся от удара, как под рухнувшей скалой, сделал выпад, кончик меча скрежетнул по булатному панцирю. Тут же пришлось отпрыгнуть, граф готовился нанести второй удар сверху, а Томас в отчаянии сомневался, что выдержит два подряд. Дыхание обжигало горло, он хрипел и задыхался.
Граф тоже медлит, но это могло означать и то, что готовит новую атаку. Он вскинул меч и, прикрываясь щитом, вращал мечом над головой, готовый в любой момент обрушить тяжелый удар меча, равного по весу боевому молоту. Томас стал хрипеть громче, уже не скрываясь, отступил на шаг, потом еще и еще. Граф взревел победно, ринулся вдогонку.
Томас внезапно остановился и сделал быстрый шаг вперед. Тяжелый меч графа поспешно поднялся над головой, Томас вскинул щит, а сам как можно сильнее ударил в единственное место, где, как рассмотрел в момент схватки, иногда возникала узкая щель между краем булатного панциря и массивом наплечной брони.
Сейчас, когда он вскинул меч над головой, щель снова появилась, и узкое лезвие меча Томаса вонзилось, он ощутил сопротивление кольчуги, толчок, с которым меч прорвал ее, затем толстый свитер и – ни с чем не сравнимое греховно-сладостное ощущение, когда острая сталь рвет плоть противника, рассекает мышцы и крушит кости…
Он содрогнулся под чудовищным ударом. Раздался жуткий грохот, щит разлетелся в щепки. Граф попытался вскинуть меч для второго, уже смертельного удара, но заревел, покачнулся, рука с мечом начала опускаться. Томас вырвал меч из раны, поспешно отступил. Ноги дрожат, как у новорожденного олененка, едкий пот выжигает глаза, горячие струйки бегут по лицу, груди, щекочут между лопатками.
Граф шагнул к Томасу, колени подогнулись, на трибунах ахнули, когда он рухнул и завалился на бок. Томас некоторое время ждал, но вовсе не потому, чтобы увериться в поражении противника, нет сил поднять меч в знак победы, а хриплое дыхание заглушило бы победный клич.
На арену выбежали оруженосцы графа, его подняли, усадили, поддерживая под спину, Томас молча порадовался, что ничего не сказал, так он выглядит куда христианистее, что очень важно, деревянными шагами пересек арену и, оказавшись перед помостом, где сидит король, преклонил колено.
– Ваше величество, Господь Бог указал виновного.
Король промолчал, его взгляд через плечо Томаса заставил того обернуться. Оруженосцы удалились, явно сконфуженные, а Лангер, опираясь на меч, поднялся и ненавидяще смотрел на Томаса. Томас вздохнул, сразу ощутив, насколько он избит, изранен, все тело в кровоподтеках.
– Сэр Лангер, – сказал он громко и звучно, – ваша презренная жизнь в моих руках. Но я христианин…
Граф, зарычав, поднял меч и двинулся на него, как медведь, вставший на дыбы. Томас легко уклонился от сверкающего лезвия, сам с наслаждением нанес сильнейший удар мечом в голову. Раздался звон, граф закачался и рухнул на колени.