Страница 8 из 16
В частности, чтобы эллинские атлеты не смеялись над еврейскими, была разработана пластическая операция. Довольно сложная технически. А в те времена – без анестезии – ещё и весьма мучительная. Но позволяющая хотя бы частично восстановить обрезанное.
Иудейские священноучители, конечно, не радовались уменьшению своей паствы. Они выработали обширную систему антиэллинистической пропаганды. В обоих народах едва ли не каждый взрослый мужчина был привычен к спору. Несколько веков острых дискуссий двух народов сформировали противопоставление, отразившееся в словах апостола Павла: «Нет ни эллина, ни иудея».
Вошли в антиэллинский комплекс не только слова. В частности, удалось выработать новую технику обрезания. При ней не только материала для пластической операции не остаётся, но и место, где её можно было бы провести, заживает в виде столь грубого рубца, что кожный лоскут туда не приживётся. С тех пор и по сей день в медицинской практике бытуют два метода обрезания: гигиенический, весьма популярный сейчас в Америке, и религиозный, гарантирующий необратимость результата.
Не знаю, преподают ли сотрудникам внешней разведки подобные тонкости. Владимир Владимирович был резидентом в Дрездене, а не Хайфе. Но он вполне мог узнать всё это по собственной инициативе. И посоветовать журналисту обратиться не к обычным хирургам, а именно к религиозным резникам. Нельзя недооценивать профессиональную любознательность разведчика.
Двуликая фантастика
Мифологический взгляд на науку
Несколько слов о науке и магии.
История искусств в значительной степени представляет собой смену художественных методов постижения действительности. Классицизм построен на сверке реальных событий с явно выраженным устами особого персонажа – резонёра – идеалом автора, опирающимся на его представление о древней истории. Романтизм выделяет крайности поведения: от предельной гнусности до возвышенного самопожертвования. Реализм – отбор типичнейших событий…
По мере исчерпания художественных открытий метод забывается. Классицизм ныне бытует разве что в виде нравоучений для младших школьников. От романтизма отпочковались два жанра – детектив и дамский роман, остальное забыто. Уже просматриваются пределы возможностей реализма.
На смену исчерпанному методу творческое сознание создаёт новый. Добрых полтора века назад из традиций мифа и потребностей обучения сложилась фантастика – мысленное создание заведомо невозможных в данный момент обстоятельств с последующим исследованием поведения людей в таких обстоятельствах.
В фантастике выделены две технологии создания невозможных обстоятельств. Они названы английскими терминами fantasy (фантазия) – где нужный эффект создаётся обращением к неким сверхъестественным силам – и science fiction (научная фантазия) – создание предлагаемых обстоятельств средствами развитой науки и техники.
Но так ли важно, творится невозможное силой заковыристых слов на неведомом языке или столь же непонятных формул на языке математики, изученном ещё в детстве и с тех пор прочно забытом?
Даже самый могущественный маг редко действует в одиночку. Куда чаще главный чудотворец окружён подручными, исполняющими рутинную работу и – ради художественного контраста – оттеняющими своей неуклюжестью искусство героя. Порою основное содержание – развитие и совершенствование подручных: читать о внутренних изменениях зачастую увлекательнее, нежели о внешних событиях, ибо почти каждый читатель располагает немалым опытом собственных изменений, а потому может соотнести прочитанное с пережитым.
Обучение чародейству вылилось в отдельный жанр, сходный с романами воспитания, популярными в рамках большинства художественных методов. Созданная фантазией Джоан Питёр-Джэймсовны Роулинг школа Хогвартс – лишь одно из множества магических училищ. Чем они отличаются от школ и вузов, описанных поколениями реалистов? И заметна ли читателю разница между магом во главе обширного клана и академиком во главе большого исследовательского института?
Многие фэнтэзи отличаются от сайнс фикшн только внешним антуражем. Внутреннее же самоощущение мага, вникающего в тончайшие взаимоотношения призываемых им сверхъестественных сил, дабы из их противодействия извлечь нужный эффект, по описанию таково же, как у физика, выстраивающего очередную версию единой теории поля и на её основании разрабатывающего технологии преобразования материи.
Так что же, неужели между главными разновидностями фантастического метода различие только стилистическое?
Нет. Личностное.
Ключевой элемент фэнтэзи – личный магический дар. Человеку, не наделённому врождёнными способностями к чудотворчеству, не принесут пользы никакие тренировки, примеры других магов, древние фолианты… Та же Роулинг строит значительную часть интриги своего семитомника вокруг взаимоотношений волшебников с магглами – обычными людьми, начисто лишёнными способности колдовать. Причём чаще всего – в том числе и у Роулинг – эта способность наследственная. Она лишь в порядке редчайшего чуда может появиться у человека, не состоящего в родстве с признанными кудесниками (и то всегда остаётся возможность сослаться на давние внебрачные связи).
Наука же опирается не на чьи-то личные возможности, а на коллективный взаимосвязанный труд. Гений может определить направление прорыва (иной раз на десятилетия вперёд), но только на почве, подготовленной всем научным сообществом. Оно же и пойдёт в этот прорыв.
В этом сообществе далеко не все равно талантливы. Рутинную же работу – вроде расчётов по готовым формулам – и подавно могут исполнять люди, не отличающиеся ничем, кроме усидчивости.
Даже гениальность в науке, похоже, поддаётся воспитанию. Судя по деятельности Загорского интерната для слепоглухих (и её подробному исследованию выдающимся философом Эвальдом Васильевичем Ильенковым), врождённых интеллектуальных способностей у человека нет. Даже основная масса рефлексов, традиционно считающихся врождёнными, воспитывается – просто в столь раннем детстве и такими простыми средствами, что из этого этапа нашей жизни мы ничего не помним. Если же изучить творческий путь любого учёного, не обнаружится ничего сверхъестественного. Разве что любознательность да трудолюбие – но уж эти-то качества несомненно можно натренировать. И с посторонней помощью, и по собственной воле.
Вершины науки – в отличие от любых, даже наинизших, ступеней магии – доступны любому. Её достижения рано или поздно становятся всеобщим достоянием. Не говоря уж о том, что на протяжении многих веков явлениям, кажущимся сверхъестественными, рано или поздно находилось естественное объяснение – и не видно причин, способных оборвать эту традицию.
Реальный мир – мир науки, а не магии. Мир science fiction, а не fantasy.
Фантастика – творческий метод
Познать реальность можно взглядом через нереальное
Несколько слов о творческом методе фантастики. Этот монолог я начал готовить, когда мне попался на глаза рекламный буклет американского истребителя Ф-22 «Раптор», то есть «Хищник». Многое в его описании ещё недавно казалось фантастикой. Впрочем, он и сейчас в изрядной степени – фантастика. Он ещё дорабатывается. Достигнутые технические характеристики, мягко говоря, далеки от заявленных. Но всё же он в какой-то мере уже реален.
Сходным образом воплотились в жизнь многие рассказы фантастов прошлого. Скажем, список осуществлённых идей Жюля Верна занимает десятки страниц. Это даёт многим основания полагать, что и из нынешней фантастики многое рано или поздно сбудется.
Но фантасты прогнозируют веерным залпом. Их много, говорят они о разном. Кто-то куда-то да попадёт.
Поэтому я читаю фантастику вовсе не в поисках удачных прогнозов. А ради познания мира и общества в целом.
У нас принято говорить, что фантастика – специальный жанр в литературе и в производном от неё кинематографе. В производном – поскольку львиная доля фантастических фильмов так или иначе опирается на фантастические же книги, и многие писатели-фантасты подрабатывают сценаристами.