Страница 16 из 19
– А… – начал Костян.
– Вопросы куму задавать будешь, – прервал кандидат в покойники. – Свободен.
Следующим был социолог. Дородный дядька в очках, с золотой фиксой во рту и тремя полными кругами на правой против четырех палок на левой.
«Фартовый и в авторитете, – уважительно прикинул Костян. – Такой фуфло толкать не будет».
– Ну что, баклан, – резюмировал фиксатый, ознакомившись с заключением врачебной комиссии. – Червончик тебе светит. Сам-то как думаешь, потянешь?
– Да вообще многовато для первой-то ходки, – сказал Костян. – У меня старший братан червонец мотает, малявы шлет, что лишку взял. А сеструха на пятерку только подписалась, и ништяк, если условно-досрочное дадут, скоро откинется, дома будет.
– Так она же маруха, им проще, пятерика многим за глаза хватает, о второй ходке и думать не надо. А брательник твой, сразу видать, правильный пацан, конкретный. Ну ладно, давай протренди мне про законы нашего опчества. Как ты меркуешь, с каких дел тебе, голубю молодому да шизокрылому, баланду положено смолоду хлебать, а не марухам под подолы лазить.
Социология и право всегда были у Костяна любимыми предметами в школе. На эти темы он был готов рассуждать сколько угодно.
– Отмотать срок за дело, на которое еще не пошел, согласно Конституции, есть почетное право каждого члена общества, – начал он привычно, – а также членки.
– Опчества, – поправил экзаменатор.
– Да, опчества. Когда сдаешься по делу, которого на тебе еще нет, мусора и следаки обязаны квалифицировать это как явку с повинной, сотрудничество со следствием и полное чистосердечное. Поэтому и срок за такое дело вешают в три раза меньше, чем если бы повязали на горячем. Откинувшись, отмотавший срок получает социальный статус, соответствующий его потенциалу, исчисляющемуся в неиспользованных годах. Имея в загашнике от восьми и выше, член опчества практически полностью социально защищен, членкам обычно за глаза хватает пятерика.
– Складно трендишь, – похвалил социолог, – но вызубрить всю эту тряхомудь любой отморозок может. Ты мне на примерах поясни, как те, у кого кочан на плечах есть, свой потенциал используют.
– Есть два способа делать гешефт с потенциала – пассивный и активный.
– Ша, мы не в петушином бараке, ты своими словами давай.
– Ну, во-первых, если у тебя пятерик в загашнике есть, он уже кроет убийство со смягчающими. Восьмерика достаточно на убийство в корыстных целях, а десятерика даже на с отягчающими в состоянии алкогольного или наркотического. Поэтому хрен к такому кто прицепится, можно спокойно понты кидать и не думать, что тебе оборотку включат.
– Так, хорошо, давай гони дальше.
– Во-вторых, можно дела делать. Ну, тут зависит, у кого какая масть. Можно на скок идти, можно магазин помыть, да мало ли что сделать можно, когда за душой живая десяточка имеется.
Социолог сыпанул горсть белого порошка себе на ладонь, вдохнул правой ноздрей, потом левой, закатил глаза, затем фыркнул, рыгнул и сказал:
– Хороший приход, однако. Ну, со знаниями у тебя нормалек, кентуха. В общем, зачет ставлю.
Теперь предстояло главное испытание. Если два предыдущих заключения подпишет авторитет, собеседование с юристом превратится в простую формальность. Трижды сплюнув на фарт, Костян, как предписывала традиция, пнул ногой дверь, на которой косо висела табличка «ВАМ СЮДА УРКИ», и вошел.
В центре комнаты, на диване, уперев в колени костяшки пальцев и расставив локти, по-татарски сидел обтерханный, доходной старичок. На правом запястье у него были наколоты пять наезжающих друг на друга кругов, левое запястье оставалось девственно-чистым.
«Идейный в законе, – понял Костян. – Наверное, и есть тот Пахан, о котором говорил утром Батон».
За спиной авторитета толпилась пристяжь. Парень с массивной, выдающейся, как у обезьяны, челюстью наклонился к сидящему и зашептал тому на ухо.
– Да, помню твоего батьку, – подал голос старичок, – козырный был жулик. Но, как известно, бывает, что яблоко от яблоньки… Поспрашивай его, Мартын, посмотрим, чем пацан дышит.
– Если кину хрен на спину, будешь соколом летать? – вызверился обезьяноподобный.
То была одна из множества лагерных заморочек, правильного ответа на которую Костян не знал. Но не ответить было нельзя, а значит, предстояло выкручиваться.
– Сидеть рожденный летать не может, – нашелся он после короткой паузы.
Старичок осклабился. Видно было, что ответ понравился.
– А в крытках и на зонах как жить думаешь? – продолжил опрос Мартын.
– Закон соблюдать буду по-любому, а жить – как опчество определит.
– Про мусоров что скажешь?
– С мусорами никаких дел, под кума танцевать не буду, чтоб я был последней падлой, пусть меня попишут, – отбарабанил Костян традиционно-ритуальную фразу.
– Ну что ж. – Пахан закурил, выдохнул дым и зажмурился. Запахло анашой. – Я меркую – этот пацан блатной в доску. Свойский пацан. Наш.
Выйдя из экзаменационной с криво намалеванной поперек свидетельства об окончании школы надписью «ЗАЧОТ», Костян отправился в туалет перекурить. Там царило оживление.
«Шаланды полные фекалий», – на удивление к месту хрипел из магнитофона голос вездесущего Жиганчика. Под пение пацаны дымили, травили байки и делились новостями.
– А Верку-то, Верку, – размахивая руками, тараторил Мишка Косой, – Пахан зарубил. Я как раз под дверью стоял, кое-что слышал. Она ему: «Иди ты, старый козел», – так и сказала. А он: «Ах так, мол, а ну пошла отсюда на хрен, курва…»
– Что ты гонишь. – Костян схватил Косого за грудки и с размаху припечатал об стену. – Ты что метешь, гад?
– Костян, падлой буду, все так и было, – брызгая слюной, оправдывался Мишка. – Что я, за базар не отвечаю, что ли, в натуре…
Зареванную Верку Костян нашел на лавке под березой с вырезанной вдоль ствола надписью: «Век свободы не видать, директриса школы –». Конец надписи был замалеван краской в воспитательных целях.
– Все, Костенька, – давясь слезами, сказала Верка. – Он мне: «А ну, шалашовка, покажи братве, что у тебя под юбкой», – и потом еще всякое. Ну хорошо, пусть он так пробивает, на понт берет, но я как услышала, так… В общем, все ему и сказала. Что же делать теперь, пропала я, как жить-то дальше? Одна дорога осталась – в ментовскую секретуткой, бумажки к делам подшивать. Кому я теперь нужна такая?
– Как кому, ты мне нужна, поняла, мне. – Костян схватил девушку за плечи и поднял с лавки. – Ты что же, Верунчик? Мы же с тобой… У нас же все уже… Я обязательно выйду, ты дождешься меня, мы поженимся, моего потенциала хватит на двоих.
– Да о чем ты говоришь, Костя. Забыл, что сотрудники правоохранительных органов не имеют права заключать браки вне своего круга? А мне теперь только туда и дорога – в органы эти проклятые.
– Подожди. – Костян на мгновение прижал Верку к себе, затем отпустил. – Стой здесь и не уходи никуда.
Расталкивая выпускников, Костян взлетел по лестнице на третий этаж. Здесь те, кому осталось пройти последний зачет, толпились перед дверью с размашистой надписью «СУКИ» вверху. Сноровисто нанесенные масляной краской буквы не успели еще просохнуть. Внизу, выполненная той же рукой, дверь украшала надпись «КАЗЛЫ». Из этой двери как раз выходил очередной счастливый обладатель первого срока. Оттолкнув парня, собирающегося пройти следующим, Костян прорвался в помещение.
За столом сидел немолодой усатый мужик в форме капитана милиции. Другой, в форме сержанта, занимал табурет от него справа.
– А, – сказал сержант, поднимая глаза на вошедшего. – Знакомые все лица. Константин, если не ошибаюсь, он же Костян. Блестящие задатки у парня, товарищ капитан: драки, хулиганство – все как положено. Будущий видный член общества. Небось десяточку подписал, а? Ну давай сюда свои бумажки, подшивать будем.