Страница 4 из 14
ПАШКИН. Не знаю.
СТРОНЦИЛЛОВ. А вы не бойтесь, Он не слышит.
ПАШКИН. Как это?
СТРОНЦИЛЛОВ.А так – не слышит. Вы Всевышнего с гэбухой своей не путайте. Он прослушкой не занимается. И потом, это раньше: Каин, Авель, Авраам, Исаак – и все под контролем. А теперь вас тут шесть миллиардов, поди уследи.
ПАШКИН. За мной уследили.
СТРОНЦИЛЛОВ. Так это я же и уследил. Выборочное подключение к линии жизни. А сам Господь давно ничего не делает. Он свое сделал. Энтузиазм прошел; в человечестве разочаровался так, что и передать невозможно. Не в коня, говорит, корм. Прав?
ПАШКИН. Не знаю. Наверное…
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот то-то. Брат на брата идет, страха истинного нет, руки заточены под воровство, двоемыслие ужасающее… А кто без двоемыслия – те вообще от конца света в двух шагах. Фанатиков как саранчи. А Он активистов на дух не переносит. Что ортодоксы, что фундаменталисты… одна цена. Инквизиция – тоже молодцы ребятки, пол-Европы изжарили во имя Отца и Сына.
ПАШКИН. Что же Он не вмешивается?
СТРОНЦИЛЛОВ. Он не милиция, чтобы вмешиваться! Он хотел одушевить материю – а дальше чтобы она сама… А материя из рук вырвалась. Он сказал: плодитесь и размножайтесь, а кто размножается быстрее всех, знаете? То-то и оно. Крысы и бацилльная палочка. А вы руки перед едой не моете.
ПАШКИН. Я сейчас…
СТРОНЦИЛЛОВ. Сидеть!
ПАШКИН. Сижу.
СТРОНЦИЛЛОВ. После знаменитой европейской чумы 1348 года Господь и захандрил по-настоящему. Сломался старик. Потом дарвинизм пошел – а Он уж сквозь пальцы на это… пускай, говорит, живут, как хотят… А после Первой мировой вообще забил на всё. И то сказать: до иприта и Хиросимы Господь додуматься не смог, это уж вы сами… (Стучит Пашкину пальцем по голове.) Развилась материя…
ПАШКИН. Хиросима – это не мы.
СТРОНЦИЛЛОВ. А кто?
ПАШКИН. Это американцы!
СТРОНЦИЛЛОВ. Пашкин! Господь таких подробностей не различает. Хиросима, Освенцим, Беломорканал – это Ему один черт! Огорчился Он, рефлексировать начал, как последний интеллигент, дела забросил. Атеистическую литературу читает, мазохист. В тоске насчет содеянного сильнейшей… Хотел, говорит, как лучше…
ПАШКИН. Кому говорит?
СТРОНЦИЛЛОВ. В том-то и дело – кому! Да кто Ему потом отвечает… Святых набежало ото всех конфессий, отрезали Всевышнего от рядовых ангелов; все подходы перекрыли, между собой за ухо Господне воюют. Молитвы идут со всех сторон, сами понимаете, взаимоуничтожающие… отсюда на иврите, оттуда на арабском – прошу представить обстановочку. Лоббирование идет в открытую: то харе кришна, а то и аллах акбар. Короче, бардак такой, что ни в сказке сказать. И вот этот ангел…
ПАШКИН. Какой?
СТРОНЦИЛЛОВ. О котором мы с вами фантазируем. Однажды он решает пробиться к Господу и рассказать ему всю правду… с примерами из жизни. Чтобы второе дыхание Всевышнему открыть. Чтобы снова Божья Воля была, а не дрязги межконфессиональные! Чтобы единым камертоном сферы небесные настроить – и человечество в чувство привести. Понимаете?
ПАШКИН. Типа – чтобы порядок был.
СТРОНЦИЛЛОВ. Типа того.
ПАШКИН. И что, получилось… пробиться?
СТРОНЦИЛЛОВ. Получилось. Пробился.
ПАШКИН. Вы видели Господа?
Пауза.
СТРОНЦИЛЛОВ. Причем тут я?
ПАШКИН. Так ведь…
СТРОНЦИЛЛОВ. Молчать! Ишь, губу раззявил.
ПАШКИН. Так ведь интересно.
СТРОНЦИЛЛОВ. Плевать я хотел на ваш интерес, Пашкин! Ваш интерес я себе представляю. Ада вы боитесь.
ПАШКИН. Боюсь.
СТРОНЦИЛЛОВ. Правильно делаете. Рассказать вам про ад, с картинками?
ПАШКИН. Не надо. Лучше давайте еще – про ангела…
СТРОНЦИЛЛОВ. Не ваше дело.
ПАШКИН. Хорошо. Тогда давайте про меня. Вы говорили – вроде есть возможности…
СТРОНЦИЛЛОВ. Говорил.
ПАШКИН. Так, может…
СТРОНЦИЛЛОВ. Может, может. Не суетитесь, Иван Андреевич. Договоримся. Зря я, что ли, битый час политинформацию вам делаю…
ПАШКИН. Спасибо! Вы мне с самого начала понравились.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну, вы субъект! (Смеется.)
ПАШКИН (с готовностью подхихикивая). А то! (Тянется к бутылке.) Еще?
Но бутылка уже пуста. Пашкин ставит ее под стол и лезет в холодильник.
ПАШКИН. Шампанского?
СТРОНЦИЛЛОВ. Мне – чуть-чуть.
ПАШКИН. Залакировать… (Наливает два стакана, доверительно.) Давайте – за дружбу!
СТРОНЦИЛЛОВ. Между нами, что ли?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Не чокаясь.
Пьет. Включает радио, и в эфир врывается бодрое:
ПАШКИН. Выключите это! Пожалуйста.
СТРОНЦИЛЛОВ. Извините.
Стронцилллов выключает радио. Пауза.
ПАШКИН. Расскажите мне.
СТРОНЦИЛЛОВ. Про условия содержания? Вот! – взрослый разговор, другое дело. Рассказываю. Решением первой инстанции вам было предписано смотреть вашу собственную жизнь. Многократно, до конца вечности, с замедленными повторами самых стыдных минут. Исправить ничего нельзя, попросить нельзя; закрыть глаза тоже нельзя, только смотреть… Безъязыкий дух в страдании. Но я в принципе договорился, и вашу сволочную жизнь вам покажут только один раз, причем самые стыдные минуты – на быстрой перемотке. Плюс к этому, по нашей дружбе, я попрошу, чтобы вам давали немного сна.
ПАШКИН. Зачем вы так сказали?
СТРОНЦИЛЛОВ. Как?
ПАШКИН. Про сволочную жизнь. У меня не сволочная жизнь… была.
СТРОНЦИЛЛОВ. А какая же, по-вашему?
ПАШКИН. По-разному было. Но хорошим человеком я тоже бывал.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вот интересно. Это когда же?
ПАШКИН (подумав). В детстве.
СТРОНЦИЛЛОВ. Это когда кузнечикам лапки отрывали?
ПАШКИН. Нет. Когда отрывал лапки, я был дурак любознательный. А вот когда мама болела, я посуду мыл. Правда-правда. Мыл посуду и в магазин ходил. Жалко ее было.
СТРОНЦИЛЛОВ. Всё?
ПАШКИН. Нет. Еще за сестру в глаз дал однажды… одному. И другому дал. А еще – когда любил, был ничего себе… дурной. Сам удивлялся.
СТРОНЦИЛЛОВ. Жену любил?
ПАШКИН. Нет, какую жену… Нет, жену тоже любил, но как-то уже… А вот на «картошке» была одна девочка…
СТРОНЦИЛЛОВ. Брагина Ольга?
ПАШКИН. Да.
СТРОНЦИЛЛОВ. Была, действительно. Что же вы на ней не женились?
ПАШКИН. Не знаю. (Подумав.) Дурак!
СТРОНЦИЛЛОВ. Дурак. (Заглядывает в бумаги, удивленно.) Любила она вас за что-то!
ПАШКИН. А можно мне будет ту «картошку» – без перемотки посмотреть? Все как было. С повторами…
СТРОНЦИЛЛОВ. Я попрошу.
ПАШКИН. Только с повторами, ладно?
СТРОНЦИЛЛОВ. Иван Андреевич! Просмотр дней, проведенных вами совместно с Брагиной Ольгой Владимировной, обещаю регулярный, в режиме реального времени, с многократными повторами.
ПАШКИН. До конца вечности?
СТРОНЦИЛЛОВ. Не меньше.
ПАШКИН. Эх! Ну, тогда… (наливает) можно – и файлом… Пьет.
СТРОНЦИЛЛОВ. Ну, вы субъект… Вы даже не представляете, какой вы субъект.
ПАШКИН. Ну почему? Представляю.
СТРОНЦИЛЛОВ. А вот и нет. Вы – субъект договора…
ПАШКИН. Какого договора?
СТРОНЦИЛЛОВ. Сейчас узнаете. Потому что он – уже в подъезде.
ПАШКИН. Кто в подъезде?
Стронциллов не отвечает, и через несколько секунд раздается звонок в дверь.
СТРОНЦИЛЛОВ. Вы что, не слышите? Звонят.
ПАШКИН. Кто это?
СТРОНЦИЛЛОВ. А вы откройте дверь, Иван Андреевич, и увидите.
ПАШКИН. Это – за мной?
СТРОНЦИЛЛОВ. Еще нет. Не заставляйте меня вставать. ПАШКИН. Да-да. Сейчас.