Страница 8 из 15
Пиковая глобализация стоит также за политической и культурной поляризацией США, где экономические и социальные пропасти между инновационными метрополиями, встроенными в систему глобальных связей, и остальной частью страны все увеличиваются. Как показывают мои подсчеты, наиболее пиковые, самые инновационные центры в США – например, Кремниевая долина, Бостон и «исследовательский треугольник» в Северной Каролине – могут «похвастаться» также высочайшим в стране уровнем неравенства.
Эта же «пиковость» играет ключевую роль в увеличении разрыва между двумя полюсами рынка недвижимости (подробнее об этом речь пойдет в главе 8). В таких городах, как Лондон, Нью-Йорк, Сан-Франциско и Гонконг, жилье дорожает, а в других районах тех же стран цены переживают стагнацию или спад.
Оставаясь незамеченной, эта искусственно культивируемая тревога перед лицом пиковой глобализации уже породила потенциально гибельный политический ответ на мировой вызов инноваций. Питаемые беззащитностью, страх, злоба и рессентимент поднимаются оттуда, куда все глубже и глубже проваливаются не нашедшие себе места на пиках. Вдобавок лучшие, умнейшие люди уезжают из этих стран. И нет недостатка в самовлюбленных фанатиках – что в сельской Пенсильвании, что во французских деревнях, что в Восточной Европе или на Ближнем Востоке, – которые подпитывают эти страхи ради политической выгоды.
Если все это напоминает мир по Гоббсу, то потому, что глобализация вкупе с бедностью на фоне изобилия дали старт новому процессу географической сортировки, который разделяет экономические и социальные классы как в национальном, так и в глобальном масштабе. В нынешнем мире пиков социальные связи подвергаются эрозии – и внутри отдельных стран, и между ними. Неудивительно, что мы обнаруживаем себя во все более раздробленном глобальном сообществе, неуклонно растущая часть которого готова возвысить свой голос против – а то и низвергнуть – тех, кого воспринимает как экономическую элиту мира.
Не то чтобы теория плоского мира была всецело ошибочной. Мир явно становится более взаимосвязанным. Производится больше благ, чем когда-либо раньше; в целом богатство растет. В среднем у людей по всему миру все больше возможностей присоединиться к глобальной экономике. Но большинству людей нет дела до обобщений – они справедливо беспокоятся о собственном процветании. Пока экономики переходного типа стремятся получить максимум от пиковой глобализации, они останутся уязвимы для ее негативных эффектов. А так как современное развитие коммуникаций делает мир меньше, а глобализация взращивает пики, те, кто застрял на «равнинах», могут своими глазами видеть вершины и растущее неравенство в распределении богатства, возможностях и образе жизни.
Таким образом, мы стоим перед величайшей дилеммой нашего времени. Экономический прогресс требует роста и укрепления пиков. Но такой рост лишь усугубляет экономическое и социальное неравенство, провоцируя политическую реакцию, которая начинает угрожать инновациям и экономическому прогрессу. Продолжая утверждать, что мир плоский, игровое поле – ровное и у каждого есть шанс, мы не можем посмотреть в глаза проблемам глобализации, которые приводят в отчаяние столь большую часть мира. Только признав, что «пиковость» нашей экономики неотделима от растущего напряжения и неравенства, мы можем начать овладевать ситуацией. Сглаживать различия между пиками и равнинами во всем мире – способствовать возвышению равнин, не принося в жертву пики, – вот, несомненно, величайший политический вызов нашего времени.
3. Подъем мегарегиона
Rolling Stones знамениты на весь мир. Не сосчитать, сколько раз они объехали земной шар. Но в 2006 году они включили в свое кругосветное турне новый пункт – Шанхай. Мик Джаггер сказал прессе: «Все мы знаем, что Шанхай – большой важный город, поэтому мы проследили, чтобы он вошел в наш маршрут». Так музыкальная группа признала то, что давно известно международным инвесторам, компаниям-производителям и инвестиционным банкирам: Шанхай совсем не похож на остальной Китай. Он не только привлекает таланты и инвестиции, но намеренно трансформируется в глобальный креативный центр: поддерживает искусства, развивает квартал ночных клубов, укрепляет космополитические связи с мировыми центрами.
Растущее различие между Шанхаем и большей частью Китая – не уникальный случай. В нем отразился широкий и мощный процесс подъема мегарегиона в качестве фундаментальной экономической единицы нашего времени. Сегодня в мегарегионе могут проживать от 5 до 100 с лишним миллионов человек; они добавляют к ВВП сотни миллиардов, а то и триллионы.
Они используют человеческую креативность в огромных масштабах и отвечают за большую часть научных достижений и технологических инноваций.
Город всегда был естественной экономической единицей (unit). Но в последние несколько десятилетий то, что когда-то называлось городами, что состояло из ядра, окруженного селами, а позднее пригородами, выросло в мегарегионы, включающие две или более агломерации, как, например, коридор Бостон – Нью-Йорк – Вашингтон. Мегарегион – не просто увеличенная версия города. Подобно тому, как город состоит из отдельных районов, а метрополия – из центрального города и пригородов, мегарегион – новая естественная экономическая единица, которая появляется при разрастании, уплотнении и взаимном прорастании агломераций.
Сегодняшние мегарегионы выполняют функции, отчасти схожие с функциями великих городов прошлого, – аккумулируют таланты, производственные мощности, инновации и рынки. Но мегарегионы делают это в значительно больших масштабах. Ранее города были частью национальных систем – нынешние города глобализация включила во всемирную конкуренцию. Когда распределение экономической активности приобрело глобальный характер, глобальной стала и система городов, а это значит, что теперь города состязаются между собой в глобальном масштабе. Следовательно, функция подлинных двигателей глобальной экономики переходит от городов к более крупным и более конкурентоспособным экономическим единицам – мегарегионам.
Об экономическом росте и развитии принято думать в терминах национальных государств. Классики экономической теории Адам Смит и Дэвид Рикардо утверждали, что национальное государство является движущей силой экономического роста. Согласно знаменитой теории Рикардо, у разных стран есть стимул специализироваться на различных видах производства, так как это позволит им приобрести и сохранить «сравнительное преимущество» перед другими[1].
Многие специалисты по экономической истории считают, что сельские поселения перерастают в города, а города – в национальные государства. На самом деле экономическая активность – ремесло, торговля, инновации – всегда возникала в городах. Города, а теперь мегарегионы, всегда были главными двигателями экономического роста и развития.
Первой поняла это великая урбанистка Джейн Джекобс, из работ которой наиболее известен полный язвительной критики труд «Смерть и жизнь больших американских городов»; еще две ее важные книги, «Экономика городов» и «Города и богатство наций», менее популярны[2]. В «Экономике городов», опубликованной в 1969 году, Джекобс опровергает старую теорию о том, что города начали возникать лишь после того, как земледелие стало достаточно продуктивным, чтобы производить излишки пищи сверх необходимого для выживания. По мнению Джекобс, первые города формировались вокруг зачаточных рынков дикорастущих злаков и дичи, после чего их жители открывали для себя сельское хозяйство с его экономическими выгодами. Даже те виды деятельности, которые традиционно считаются деревенскими, возникали в городах и лишь затем проникали в их окрестности. Джекобс указывала, что усовершенствования в технике земледелия делались горожанами и только потом их перенимали жители сельской местности. Например, механическая жатка была изобретена и совершенствовалась в городах и там же применялась до тех пор, пока не оказалась в деревне, произведя там революцию. Чтобы проиллюстрировать этот свой тезис, Джекобс описала, как задержка в развитии городов в Ирландии 1840-х годов помешала стране оправиться от голода.