Страница 4 из 12
А на следующее утро, когда я вышла в дышащий свежестью вишневый сад, похожий на таинственный сказочный лес, в дерево, в полушаге от которого я стояла, с тонким противным свистом вонзилась самодельная стрела!
Совсем близко от моего лица. Я разглядела белое оперение, испачканное чем-то бурым, и клочок бумаги, обмотанный вокруг древка…
Так это же записка! Мне прислали записку! Осторожно вытащив из дерева стрелу, я развернула бумагу и прочитала четкие, написанные ровными печатными буквами строки:
По спине пробежал холодок. Если это шутка, то совершенно дурацкая. Значит, вчерашняя игра продолжается. Не смешно. А если бы он попал мне в руку? Или в глаз?! Я кровожадно скрипнула зубами. Все, с меня хватит! Пусть только этот хорек еще хоть что-нибудь выкинет, посмотрим, кому из нас будет хуже! Лет до двенадцати я спокойно дралась наравне с мальчишками и, если потребуется, легко вспомню былое и накостыляю гаденышу по загорелой шее!
Вокруг по-прежнему пели птицы и темнели роскошные, налитые соком вишни, однако настроение было уже не то, и я, вздохнув, пошла к дому.
– Ну что, Иринка, дуем на пляж?! – спросил папа.
Они с мамой, уже переодевшись в яркую пляжную одежду и прихватив сумки с полотенцами и водой, собирались к морю.
Оставаться в саду в одиночестве мне расхотелось. Мало ли что: уж лучше пойти с ними.
– Да, иду! – поспешно отозвалась я и кинулась в комнату за купальником.
Про стрелу я решила пока не говорить. Чего доброго, мама решит, будто я играю в приключения и сама сделала ее, чтобы убедить в правдивости своих слов. Ничего, я уже привыкла, что мне не верят. А насчет неуловимого шутника… Если так будет продолжаться, то я, честное слово, приму серьезные меры.
Следующий день мы тоже почти целиком провели на пляже. Море оказалось теплым и совершенно изумительным. Меня не переставало удивлять, как чисто и аккуратно все в этом городе. Нигде не валялись ни пакетики от чипсов, ни банки из-под пива. Отдыхающих, кажется, не наблюдалось. Местные жители были приветливы и дружелюбны. В общем, не город, а мечта. Портил картину только белобрысый мальчишка. Пару раз он попадался мне на глаза, и я даже думала, что он следит за нами, однако поймать его пока не удавалось, а когда я как-то направилась к нему, чтобы серьезно поговорить, он сбежал как последний трус.
В обед мама послала меня к нашей хозяйке за молоком. Нинель Ивановна встретила меня, как всегда, приветливо.
– Проходи, Ириночка, сейчас налью! – ее круглое добродушное лицо было похоже на блин.
Я зашла на кухню и застыла в дверях, переминаясь с ноги на ногу.
– Ну рассказывай, как учишься, – сказала Нинель Ивановна, доставая из холодильника пластиковое ведерко с натянутой поверх марлей, и принялась осторожно переливать молоко в большой глиняный кувшин.
– Нормально, – без всякого энтузиазма ответила я.
Ну почему взрослые обязательно спрашивают об учебе?! По мне так если других тем нет, то вообще лучше помолчать.
– Небось отличница? – продолжила беседу хозяйка.
Я вздохнула:
– Нет, по алгебре тройка.
– А остальные четверки-пятерки?
– Ага, – мрачно согласилась я, думая, когда же меня, наконец, отпустят на свободу.
Но Нинель Ивановна, похоже, настроена на беседу. Поставив кувшин на стол вместо того, чтобы отдать его мне, она принялась сосредоточенно расспрашивать меня о здоровье, то и дело качая головой и сетуя на экологию, неправильное питание и то, какой хилой и болезненной стала нынешняя молодежь.
– И вовсе я не болезненная! – не выдержала я. – Нормальное у меня здоровье.
– Вот и молодец, – обрадованно закивала головой Нинель Ивановна. – А что худая – это ничего, откормим. Ты сейчас, главное, больше на воздухе будь. Отдыхай, загорай, купайся, кушай хорошо. Вот я тебе пирожков напекла. Не думай, свежие, не вчерашние. Горячие еще. Кушай, деточка, на здоровьечко.
И она принялась наполнять тарелку пирожками.
Честно говоря, я впечатлилась. Даже мама не бегала вокруг меня подобным образом. Выходит, не зря говорят, что люди, живущие вдали от крупных городов, добрее, чем жители столиц.
– Спасибо, – сказала я, принимая из ее рук кувшин и тарелку с пирожками. – А… скажите… я видела мальчика… Загорелый такой, светловолосый, моего возраста…
– Так это наверняка Сашенька! – улыбнулась Нинель Ивановна. – Сиротинушка он у нас. Одна бабушка осталась, зато души в нем не чает!
Так, значит, сиротинушка?.. Ну понятно, выходит, хорошим манерам обучить его некому. Ну ничего, только попадись мне – дам урок-другой.
– А. Ну я пошла, – сообщила я хозяйке и с облегчением покинула ее дом.
Вроде она и хорошая, вот только какая-то излишне прилипчивая, приторная, как засахарившееся варенье. И смотрит так умильно, как будто я пухлощекий пятилетний ангелок – еще чего не хватало!
Ближе к вечеру, когда старые механические часы с кукушкой, живущие в нашем временном доме, прокуковали пять раз, мы всей семьей собрались на пляж. Мы уже вышли за калитку и двинулись по дороге к морю, когда я вспомнила, что оставила дома книжку. Если кто не понял, это настоящая проблема: мама любила проводить на пляже много времени, стремясь загореть так, чтобы каждому с первого взгляда стало понятно: она побывала на юге, а не на какой-нибудь подмосковной даче!
В общем, пришлось попросить у мамы ключ и вернуться. Я открыла дверь, взяла книгу и на минуту остановилась, чтобы раскрыть ее и взглянуть на вложенную между страниц открытку.
«I love you, baby!» – подмигнуло мне веселое сердечко. Даже не сомневаюсь, все у меня будет в порядке. Вот вернусь с юга – загорелая, повзрослевшая – и столкнусь где-нибудь с Вадимом. Совершенно случайно. Скажем, по пути в магазин. Я буду идти – вся в белом, такая легкая и необыкновенная, а он навстречу – с тяжелыми сумками. Увидит меня – и так и замрет! Наверное, даже сумки выронит. Оттуда выкатятся ярко-оранжевые апельсины и разбегутся, как мячики, по дороге, но он этого даже не заметит, потому что будет смотреть только на меня. А я улыбнусь – и пройду мимо…
По-правде говоря, мне ни разу не доводилось видеть Вадима с сумками, но уж больно красивая картинка получалась… Я так и представила хмурое московское небо, Вадима, глядящего на меня растерянно и потрясенно, рассыпавшиеся апельсины…
Воображая все это, я стояла посреди комнаты и улыбалась как последняя дура. Случайно заметив отражение своего лица в висевшем на стене зеркале, даже расстроилась: нашлась мечтательница! Нос длинный, вон, уже и облупился – какой там красивый загар, а волосы торчат, будто жесткая солома… красавица!..
Я решительно захлопнула книжку и пошла к двери: мама с папой наверняка меня уже потеряли.
Выйдя из домика, я повернулась, чтобы закрыть дверь, и остолбенела.
Сердце подскочило и тут же ухнуло в пятки, а горло перехватило спазмом, точно тугой петлей: к двери большим ножом была прибита мертвая летучая мышь с растопыренными крыльями и листок клетчатой бумаги, на котором оказалось написано всего одно слово:
Буквы были неровными, с подозрительными подтеками…
«Мамочки! Это же кровь!» – сообразила я.
И тут меня прорвало.
С громким «А-а-а-ааа!» я сломя голову бросилась куда-то. Я мчалась, пока кто-то не схватил меня за плечи. Закричав еще громче, я попыталась вырваться, но меня крепко держали чьи-то сильные руки.
Не помня себя от страха, я подняла голову и встретилась с недоуменным взглядом… папы.
– Ира, что с тобой? – спросил он, видимо, искренне напуганный моим странным поведением.
– Там… там… – я замолчала.
– Ну и что там? – спросила мама усталым голосом.
По ее лицу было заметно, что ей ужасно стыдно за меня.
Я огляделась и заметила хозяйку, у которой мы снимали гостевой домик, и еще одну женщину. Они стояли и, даже не пытаясь скрыть любопытство, глазели на нас.