Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 24



Он на мгновение задумался и вдруг сказал:

– Странно, но качество пищи почему-то находится в обратной зависимости от яркости освещения. Вам так не кажется? Только представьте, каких кулинарных высот достигнут повара, творя свои шедевры в кромешной тьме. А что, стоит попробовать! В колледже полно подвалов, пригодных для воплощения в жизнь этой идеи. По-моему, как-то раз я их вам уже показывал, да? Чудесная кирпичная кладка.

Последние слова немного успокоили гостя: они свидетельствовали о том, что его руководитель еще не до конца забыл, кем является. Королевский профессор кафедры хронологии Урбан Кронотис обладал памятью, которую сам он однажды сравнил с птицекрылкой королевы Александры – беспечно порхающей разноцветной бабочкой, увы, уже почти полностью исчезнувшей.

Когда несколькими днями ранее он позвонил бывшему ученику с приглашением на званый обед, у того сложилось впечатление, что учитель будет чрезвычайно рад его видеть. Сегодня вечером Ричард, как и было условлено, появился на пороге его дома, лишь слегка опоздав. Профессор яростно распахнул дверь, вперил в Ричарда удивленный взгляд и с раздражением осведомился, что за проблемы его привели. Когда ему осторожно напомнили, что Ричард вот уже десять лет как окончил колледж, Кронотис с досадой отмахнулся и в конце концов был вынужден признать, что сам пригласил бывшего студента на обед. После этого профессор вдруг принялся во всех подробностях обсуждать архитектуру колледжа – верный признак, что его мысли витали где-то далеко.

На самом деле профессор никогда не учил Ричарда, он лишь был его наставником, то есть отвечал за общее воспитание, напоминал об экзаменах, следил, чтобы тот не употреблял наркотики. Никто не знал, учил ли профессор вообще кого-нибудь, а если и так, то чему он мог кого-то научить. Возглавляемая им кафедра, мягко говоря, занималась непонятно чем. Лекций он не читал, вместо этого составлял длиннющие списки книг, не переиздававшихся десятилетиями (ему это было достоверно известно), вручал их студентам, а когда те оказывались не в состоянии их отыскать, выходил из себя. Никому так и не удалось толком выяснить, что за дисциплину он ведет. Разумеется, много лет назад он предпринял меры предосторожности и изъял из библиотек университета и колледжа все оставшиеся экземпляры входящих в его списки книг, тем самым обеспечив себе уйму свободного времени.

Ричард всегда неплохо ладил со старым чудаком. Как-то раз в один из солнечных летних дней, когда мир до краев наполнен счастьем, они шли по мосту через реку Кем, разделяющему старую и новую части территории колледжа. Профессор пребывал в необычайно добродушном настроении, поэтому Ричард набрался храбрости и спросил, что же все-таки представляет собой королевская кафедра хронологии.

– Синекура, друг мой, просто синекура! – Он расплылся в улыбке. – Деньги небольшие, но и обязанностей, скажем так, почти никаких. Я привык довольствоваться малым, так что это пусть и не особо прибыльное, но вполне приятное место, где можно провести всю жизнь. Рекомендую!

Он перегнулся через ограждение моста: его внимание вдруг привлек какой-то кирпич.

– В какой области кафедра ведет исследования? – настаивал Ричард. – В области истории? Физики? Философии?

– Что ж, – отозвался профессор, – раз вам это интересно… Кафедру учредил король Георг Третий, которого, как известно, посещали весьма забавные мысли. К примеру, он свято верил, что одно из деревьев в Большом Виндзорском парке – вовсе не дерево, а Фридрих Великий. Таким образом, основал кафедру король, поэтому она и «королевская». Тоже, кстати, его идея.

Водная рябь искрилась под лучами солнца. Люди на плоскодонках весело препирались друг с другом. Просидевшие долгие месяцы в аудиториях тощие студенты-естественники, бледные и безжизненные, как рыба на песке, щурили от света глаза. Гуляющие вдоль берега парочки то и дело исчезали на часок в кустах.

– Несчастный, преследуемый напастями человек, – продолжил профессор. – Я имею в виду Георга Третьего. Он помешался на времени. Заполонил дворец часами. Беспрестанно их заводил. Подскочит ни свет ни заря и слоняется по дворцу в ночной рубашке, часы заводит. Его, знаете ли, очень заботило, чтобы время шло только вперед. Он видел в жизни слишком много страшных событий и тревожился, как бы они не случились снова, если время хотя бы на миг повернет вспять. Вполне понятный страх, особенно если ты душевнобольной. А бедняга, к великому сожалению и при всем сочувствии, без сомнения тронулся умом. Благодаря ему я был назначен… то есть скорее была создана моя кафедра… в общем, должность, которую я имею честь занимать… Так о чем это я?… Ах да. Георг Третий учредил кафедру хронологии, чтобы выяснить, существует ли причина, по которой события следуют одно за другим, и есть ли способ остановить такой ход вещей. Поскольку ответы на все его вопросы – да, нет и возможно – мне были изначально известны, я понял, что о карьере больше незачем беспокоиться.

– А ваши предшественники?

– Э-э, в основном они придерживались того же мнения.

– Но кто они?

– Как это кто? Безусловно, выдающиеся люди. Все до единого. Напомните мне позже, я вам о них расскажу. Видите вон тот кирпич? Однажды на него стошнило Вордсворта. Замечательный был человек.

Со времени того разговора прошло около десяти лет.

Ричард обвел взглядом зал: проверить, не изменилось ли тут чего-нибудь. Разумеется, все осталось по-прежнему. В мерцающем свете с высоких стен смотрели портреты премьер-министров, архиепископов, политических реформаторов и поэтов, одного из которых в свое время вырвало на тот самый кирпич.

– Итак, – заговорщицки произнес профессор, словно собрался объяснить монахиням, как прокалывают соски, – я слышал, вы наконец добились больших успехов. Это правда?



– Ну, вообще-то да, – ответил Ричард, удивленный не меньше остальных сидящих за столом.

Тотчас несколько человек пронзили его выжидательными взглядами.

– Компьютеры, – раздался презрительный шепот.

Интерес сразу угас.

– Отлично, – похвалил профессор. – Я так рад за вас, очень рад!.. Скажите, – снова заговорил он, и Ричард лишь спустя секунду понял, что обращается он не к нему, а к своему соседу справа, – к чему все это?

Профессор обвел рукой пышно сервированный стол.

Его сосед, морщинистый старик, медленно повернулся всем корпусом и сердито посмотрел на него. Казалось, он недоволен, что его воскресили из мертвых.

– Кольридж. Обед в честь Кольриджа, старый дурень, – проскрипел он и так же медленно отвернулся.

Это был Коули, профессор археологии и антропологии. У него за спиной поговаривали, что он не считает свой предмет заслуживающим серьезного изучения и занимается им лишь потому, что хочет вернуться в детство.

– Ах вот оно что, – пробормотал профессор и посмотрел на Ричарда. – Обед в честь Кольриджа, – сказал он со знающим видом и через мгновение добавил: – Кольридж. Сэмюель Тейлор. Поэт. Он здесь учился. Думаю, вы о нем слышали. И теперь мы гости за его столом. Ну, не в буквальном смысле, разумеется. Еда б давно уже остыла. – Он помолчал. – Вот, возьмите соль.

– Э-э, благодарю вас. Пожалуй, я подожду, – удивленно произнес Ричард, потому что кушанья еще не подали.

– Не стесняйтесь, берите, – настаивал профессор, указывая на увесистую серебряную солонку.

Ричард озадаченно моргнул и нехотя потянулся за солонкой, но в изумлении вздрогнул – она вдруг исчезла.

– Здорово, да? – Профессор извлек затерявшуюся солонку из-за уха своего полуживого соседа справа.

За столом кто-то совсем по-детски хихикнул.

– Отвратительная привычка, знаю-знаю. Противнее только курение и пиявки, – озорно улыбнулся профессор.

Да, тут все тоже осталось без перемен. Некоторые ковыряют в носу, у других в порядке вещей избить старушку на улице. По сравнению с этими привычками страсть профессора к забавным фокусам была пусть и странной, но вполне безобидной. Ричард вспомнил, как впервые пришел к нему за советом: многие новички не могут справиться со страхом, в особенности перед первым контрольным сочинением. Обычное дело, но тогда этот страх казался жутким и давящим. Профессор сидел за столом и хмурился, сосредоточенно выслушивая его излияния. Когда Ричард замолчал, он задумался, с серьезным видом долго стучал по подбородку, а потом наклонился вперед и произнес: