Рассветники

– Да ладно, шеф. Все люди такие. И мы тоже.

Тот спросил с интересом:

– Какие?

– Традиционные, что ли, – ответил за меня Корнилов с весьма неприятным выражением лица. – Помните, мы ржали у стенда, где выставили фотки и рисунки ученых и предсказателей девятнадцатого века, где они рисовали век двадцать первый?

– Это вы ржали, – возразил Урланис с достоинством. – А я вот изумлялся, как точно предсказали передачу прямо в квартиры изображения спектаклей Императорского Александрийского Театра, как точно нарисовали будущие аэросани, по которым носятся по улицам Москвы… там только не учли, что Москва станет помноголюднее… а дирижабли на три тысячи персон?

Кириченко сказал успокаивающе:

– Да все верно, прогнозы были в основном потрясающе точными. Подумать только, на два века вперед заглядывали! Радио еще не было, а они уже применение телевидению нарисовали!.. Но, если я понимаю верно, наш уважаемый Корнилов имеет в виду совсем другую сторону предсказаний…

– Какую? – спросил Вертиков.

– Вспомните, – сказал Кириченко, – на всех тех картинах, изображающих будущие века, женщины прогуливаются в платьях до полу и с широкими зонтиками в руках, закрывающими их нежные лица от солнца, а мужчины все в темных сюртуках, в цилиндрах и с закрученными вверх усиками «а-ля кайзер Вильгельм». Корнилов хочет намекнуть, что в техническом отношении мы охотно принимаем любой прогресс, но яростно противимся любому социальному! И не верим, что изменится хоть что-то.

Урланис засмеялся:

– Моду встречают в штыки не только старики, им как бы положено, но даже малолетки! Как враждебно приняли саму идею имплантации, что началась с силиконовых грудей, гелиевых губ, уколов ботокса, липосакции, замены локтевых суставов… И все еще не угасает, а разгорается. Наши прадеды были готовы допустить в будущем любые технические чудовища, но только не безопасный секс и женские юбки выше лодыжки! В это поверить не смогли бы… да никто и не пытался такое предсказать.

– Боялись, что побьют?

– Скорее, другое. Футурологи – тоже люди. И выйти из неких рамок очень трудно. Потому если бы гениальный Юлий Цезарь вздумал предсказать наше время, он мог бы прозорливо угадать и развитие авиации, и телевидение, и даже Интернет, но социальное устройство оставил бы прежним с его рабством, гладиаторскими боями и величием Рима над дикими варварами.

В лифте мощный кондишен, но когда вышли на свой этаж, Кириченко сразу же расстегнул рубашку до пояса, подумал и закатал рукава повыше.

– А что, – спросил он в пространство, – в самом деле очищенный воздух так уж вреден?

– Да брехня все это, – сказал Корнилов. – Наш Урл перестраховывается.

Урланис сказал обидчиво:

– Какая перестраховка? У кондишионистов впятеро больше астматиков, в восемь раз аллергиков, а еще из них никудышные игроки в покер!

– Если в покер, – согласился Вертиков, – тогда да, это серьезно. Но все-таки жара тоже, знаете ли… У меня здесь плюс тридцать четыре!

– По Кельвину или по Цельсию? – поинтересовался Кириченко.

Вертиков сказал с достоинством:

– По яндексу.

– А-а-а, – сказал Кириченко, – а я вот только по гуглу узнаю. Привык, знаете ли, к старине.

…В первый раз я не очень-то доискивался, почему мне кинули из Фонда Клинтона такой жирный кусок, поймал на лету, только зубы клацнули, и сразу же влез в работу так, что и ночевал в той снятой комнатушке, куда натаскал списанного в универе и потому проданного задешево оборудования.

Но теперь, когда видно, что это не ошибка сотрудников экс-президента, я через некоторое время осторожненько поинтересовался, в каком направлении нам трудиться и проливать пот, чтобы результаты как можно больше соответствовали затраченным на нас средствам.

Мне ответили, что мы работаем в целом в интересующей фонд области, а направление выбирать нам, они не ученые, а финансисты, распределяющие денежные потоки, что текут в их благотворительный фонд.

Чтобы отпраздновать такой благоприятный для нас ответ, нанял еще двоих, на этот раз одного из Челябинска, другой обитает в Швеции, у обоих побывал телепутами, походил по дому и даже потыкал пластмассовым пальцем в клавиатуры старого типа, пока объяснял, что от них требуется.

Человечество наконец-то уяснило, что нет более важной цели, чем достижение бессмертия уже не виду, это вроде бы решено нашими близкими предками, а отдельным существам этого вида.

Основное соревнование развернулось в хай-теке между технарями, что обещают искусственное тело, и биологами, что уверяют о скорой возможности как замены изношенных органов, так и неких сверхмощных регенерирующих гормонов, поддерживающих тело вечно юным и здоровым.

Мы же остались как бы в сторонке со своими малопонятными даже для нас исследованиями «темной материи человека», хотя правильнее назвать темной материей человечества, так как исследуем именно скрытые связи между людьми, объединяющие людей в некий Сверхорганизм, о чем люди сами не подозревают.

Из-за моей гипотезы, которую я упорно называю теорией, о существовании Сверхорганизма, частями которого мы являемся, мы то и дело упрекали друг друга, что изобретаем новое имя для Бога, заменяя такие утратившие значения, как Господь, Создатель, Творец или Провидение, а также не утратившие, но затертые, как эволюция, естественный отбор…

Кипели споры, все с пеной у рта отгавкивались, мы же молодые, а молодые бунтари Бога отвергают так же яростно, как любое давление, будь со стороны родителей, воспитателей, учителей, власти, морали или законов. Чтобы не попадать впросак, я велел хотя бы вчерне познакомиться с Библией в каком-нибудь детском пересказе, чтобы побыстрее: при отгавкивании хорошо бы хотя бы показывать знакомство с той хренью, в которой пока обвиняем друг друга, а потом нас будут обвинять другие… если, конечно, у нашей работы есть будущее.

Для меня важнее то, что Сверхорганизм, называйся он Богом или природой, выпускает в мир множество существ с разным набором качеств. Нет, у всех есть базовое, но так же, как одни выше ростом, другие ниже, кто-то блондин, кто-то брюнет, так же точно одни более чувствительны к запахам, другие безошибочно ориентируются в пространстве, без компаса найдут дорогу, у кого-то музыкальный слух, у кого-то чувство ритма…

Так и у меня повышенная чувствительность или способность, как ее ни назови, принимать сигналы по темным каналам. Принимают все, но я принимал лучше, больше и чаще, в конце концов это привело к тому, что начал смутно догадываться об их происхождении.

Вообще-то, это и есть доказательство, что Существо – не Бог, он же любит всех одинаково, беленьких и черненьких, а тут получается, что я вот такой особенный…

…но, с другой стороны, Господь вроде бы говорил где-то, что есть дураки, а есть праведники, так вот я могу считаться этим самым удостоенным.

– Знаешь, – сказал я Кириченко перед дверью своего кабинета, – основное неприятие Бога именно из-за того, что человечку непонятны его мотивы. Вот такое самоуверенное чмо, не понимает даже мотивов родителей, а потом – жены или детей, а хочет в точности знать, почему Бог поступает так или эдак! А когда какой-нибудь самоуверенный юнец заявляет, что Бога нет, потому что существуй он, то поступил бы вот так или вот так, то я даже не знаю, смеяться или плакать над дураком!..

Он буркнул:

– Только поэтому?

– Догадался? – спросил я. – Да еще и потому, что сам такой же. Всегда пытаюсь понять мотивы Бога. Но шансов у меня меньше, чем у отцовского Тузика, когда он наблюдает за мной и старается понять, чем же я так занят, что не хочу с ним грызть его косточку и бегать за мячиком.

Люцифер услышал издали, проронил:

– Все мы такие. Если Бог создавал нас, то он и создал такими… интересными.

– И все равно противно, – сказал я сердито, – знать, что поступаешь как дурак. Боюсь, что и люди постарше так же думают, но помалкивают, подозревая, что сами не все еще на свете знают, и потому не хотят ставить себя в смешное положение, но дураки всегда уверены, что они все на свете знают! И потому абсолютно уверены, что Бог должен поступать, как вот поступали бы они, тупые морды.